того, чтобы спасти род людской. Отец говорил мне, а ему — его дед… В одной из книг это предание описано подробно… Может быть, это было вообще единственное более или менее логичное предание о том, ушедшем времени… Люди Израиля. Их давно нет.
— О чем ты говоришь, старик? — надменно спросил мальчик. — Я Мессия. В моих снах я видел, что должен найти Тору и прочитать ее. И тогда пойму смысл своего явления в мир. Я нашел Тору и прочитал. Я понял смысл. Я пришел спасти мой народ.
У старика начала трястись голова. Это было так жутко, что Доминус даже не решился подойти, помочь, поддержать. Авраам тоже стоял неподвижно, ждал ответа. И начал уже страшиться его, потому что догадывался, каким он будет.
— Творцы, будь вы благословенны, — бормотал Хранитель, — за что вы поступили так с созданиями своими… Творцы, неужели прервали вы связь времен, чтобы наказание стало неотвратимым…
— Я понял, — сказал Авраам потухшим голосом, — я читаю в твоих мыслях то, что ты не решаешься сказать.
Они стояли друг против друга — старый и молодой, — и похоже, разговаривали глазами, Доминус не понимал ни слова в этом диалоге, но чувствовал в нем напряжение, способное уничтожить любого, кто посмеет вмешаться.
Наконец плечи старика опустились, взгляд погас, а мальчишка неожиданно всхлипнул и, подняв со стола книгу, которую он назвал Торой, бросил ее на пол. Доминус сделал шаг, чтобы посмотреть, что же изображено в этой книге, какие значки, а, может быть, и картинки, но книга, падая, захлопнулась. Обложка была шершавой на взгляд и, видимо, не очень приятной на ощупь.
— Почему Творцы всегда опаздывают? — сказал старик. Был ли это вопрос или только мысль, не обращенная ни к кому? Авраам, вероятно, думал о том же, потому что сказал своим ломким детским голосом:
— Когда продумываешь мир на миллионы поколений вперед, разве так уж жалеешь об ошибке в десяток или даже тысячу?
— Но если от этой ошибки меняется судьба мира…
— Судьба народа. Но почему — мира? Мир бесконечен. Народ ушел, и народ пришел. Что он на пути Вселенной?
— Что же теперь будешь делать ты?
— Ты знаешь, — сказал мальчик.
Он повернулся и пошел к выходу. Доминус посторонился, Авраам шел прямо на него, не видя ничего перед собой. Да и как он мог видеть — сквозь слезы?
— Вы меня совсем запутали, — сказал Доминус. — Вы оба. Чем ты довел Авраама до слез, старик, — я никогда не видел, чтобы он плакал. Даже когда упал с дерева — прошлым летом…
— Ему есть о чем плакать, — отозвался Хранитель. — Доминус, об одном прошу тебя… Я не доживу, а ты не забудь… Когда его будут убивать… Помоги, чтобы он не мучился.
Всю дорогу домой Авраам молчал. Доминус сначала приставал с вопросами, но потом отстал, мальчишка всегда был упрям, сам заговорит, если захочет.
Обратный путь казался более легким. Солнце село, сумеречное небо светилось сполохами от горизонта до горизонта, и можно было не бояться темноты. Правда, в песок время от времени падали с высоты стрелы молний, но это была привычная опасность, в пустыне она была не больше, чем в селении. Если Творцы хотят наказать, от них не скроешься.
Под кроной Лоредана мальчишка решил почему-то сделать привал, хотя дом был уже рядом. Доминус не стал спорить, за этот долгий день он понял, что если и есть человек, который точно знает, чего хочет, то это Авраам.
— Что сказал тебе Хранитель на прощание? — неожиданно спросил мальчишка. Доминус вздрогнул.
— Ничего, — ответил он торопливо. — Обычные слова…
— Ты не можешь скрывать мысли, Доминус, — вздохнул Авраам, — и никто не может. Не бойся. Тебе не придется меня спасать. Все кончено. Я опоздал…
Он протянул руку на запад, где совсем недавно опустилось солнце.
— Там, — сказал он, — было море. Море — это место, где много воды, от горизонта до горизонта. И не качай головой, я в своем уме. А здесь жил народ. Здесь… Но — тогда. Они ждали меня. Творец, почему ты привел меня в мир сейчас? Кого наказал ты? Их? Меня? Творец, возьми назад все, что ты дал мне…
Мальчишка опустился на колени, погрузил ладони в песок, бормотал что-то, плакал — надрывно и всхлипывая. Доминусу было страшно, он не знал, что делать. Ему казалось, что за этот день Авраам прожил всю свою жизнь, и сейчас ему не девять лет, а все сто, и плачет он о том, что жил напрасно. Можно приласкать мальчишку, но как успокоить старого мудреца?
— Мессия, — повторил он. Слово было непонятным, оно ничего не означало. Может быть, имя? Может быть, прозвище. Может быть, судьба…
Авраам, сын Давида, Мессия, опоздавший родиться на восемь тысячелетий, плакал о чем-то, чего уже никто не мог понять.
