То было тяжелое время для Илуге. Тогда достаточно громко звучали голоса, обвиняющие его в неумелом командовании. И в них была изрядная доля правды, как он теперь нехотя признавался себе.
Летом с плоскогорья Танг напали ургаши, однако здесь степнякам удалось отбиться, – сработала система костров и флажков, предупреждающая об опасности. Осень и весна прошли в мелких стычках, шедших с переменным успехом.
Именно поздней весной этого года, когда степи стали красными от диких маков, Илуге отдал приказ напасть на Восточную Гхор – впервые за более чем сто зим нанести удар первыми. Это казалось хорошим планом – перенести боевые действия на земли куаньлинов и заставить их нести бремя разоренной земли. Поначалу все шло хорошо, – степняки сумели собрать двадцатитысячное войско, которое не уступало куаньлинам силой, и, словно разрушительный тайфун, пронеслись по плодородным долинам юга. Они удивительно легко разбили куаньлинское войско, не ожидавшее нападения, взяли богатую добычу, и вплотную подошли к Шамдо.
И тогда Илуге понял, как ошибался. Ему довелось побывать бывать в Ургахе, видеть его неприступные дворцы и дома во много этажей, казавшиеся ему диковинными пещерами. Однако ни он, ни его вожди не ожидали увидеть то, что увидели: три ряда толстых крепостных стен высотой в пять корпусов, окружавших Шамдо. И двенадцать тысяч опытных куаньлинских воинов, оставшихся в живых после битвы на равнине, – за его стенами.
Позже он говорил себе, что они напоминали лису, сунувшую голову в узкий кувшин и схватившую кость, которую теперь и никак не достать, и разжать челюсти жалко. Вопреки очевидному, вопреки здравому смыслу, степняки обложили Шамдо осадой. Хотя совершенно не умели вести подобные войны: их стихией был открытый бой в степях, их преимуществом – сила и скорость передвижения. Упорно и бессмысленно они раз за разом штурмовали неприступные стены, с которых на них стреляли хуа пао, лилось кипящее масло, сыпались камни. Почти сравняв с куаньлинами счет по потерям и потеряв три месяца, Илуге принял нелегкое решение отступить.
Недавняя битва у Трех Сестер была невыгодна куаньлинам, однако их начальники не могли оставить без внимания, пусть и неудавшееся, нападение на Срединную Империю. Кроме того, император прислал пополнение, и войско куаньлинов практически восстановило свои потери. Однако на этот раз Илуге ждал их, и его целью было захватить хуа пао – диковинное орудие, несущее ужас врагам.
– Что у тебя? – он повернулся к Чонрагу.
– Это колдовство, натуральное колдовство! – восторженно воскликнул увалень, -. Эти машины предназначены всего лишь для того, чтобы далеко кидать снаряды. Снаряды-то сами не очень большие и с виду совсем безобидные. Но внутри железного шара – металлические шарики с шипами и черный порошок. А наружу торчит просмоленная пеньковая веревка. Поджигаешь веревку, кидаешь – бац! – Чонраг хлопнул себя кулаком по колену, широко улыбаясь.
– Это ты сам догадался? – подозрительно спросил он.
– Э-э-э… не совсем, – признался Чонраг, – Наши успели отловить двух куаньлинов, что были при хуа пао. Один, правда, отказался говорить, даже меча не испугался. Пришлось убить. Второго я поставил у телеги, и сказал, что сейчас буду пробовать. Либо я загорюсь, либо он. Заговорил, еще как!
– Ну и… получилось? – строго спросил Илуге.
– А как же! Вдребезги разнес две телеги. Правда, на одной забыли снять груз… – Чонраг виновато почесал затылок.
– Никого не убил? – дождавшись не без тревоги, когда Чонраг кивнет, Илуге кивнул в ответ, – И ладно.
– У меня с этими хуа пао связано много надежд. А сможем ли мы изготовить такие же. Много?
Чонраг задумался.
– Самое трудное – это секрет порошка. Куаньлин клянется, что не знает. Он так трясется, что я ему верю. А сами машины…Если Ягут сможет выковать металлические части, то отчего же не смочь? – помедлив, сказал он, – Я тут разобрал одну. Вот соберу обратно, проверю, хорошо ли собрал – и за дело!
Разбирать хуа пао Илуге Чонрагу запретил под страхом смерти. Ну что с него взять? Вечно никто не выполняет его приказов!
– Если не соберешь обратно – натяну твою шкуру на барабан, – как можно более сурово сказал он, на что Чонраг только шире ухмыльнулся.
– Я вот тут подумал, угэрчи – торопливо сказал он, видя, что Илуге собирается сказать что-то еще более резкое, – Если даже такие взрывающиеся шары сделать не сможем – можно и просто камнями стрелять. Главное – побольше машины построить. Тургх говорит, у них такие камнеметы тоже есть, только они их далеко с собой не таскают, тяжелые больно. Однако, если усилить детали, эта штука вполне сможет стрелять камнями. И крушить камень! Ну, а порошок… Я тут отсыпал немного, да и поджег. Как горит, а? Брови себе спалил начисто! Он серой пахнет, порошок. И уголь там, кажется, тоже есть. Может, кхонгам показать, они рудознатцы, глядишь, секрет и разгадают…
Взгляд Илуге впился в лицо Чонрага.
– Если бы разгадать этот секрет – ни одни стены не выстоят!…
– Я попробую, – скромно сказал Чонраг.
Злость Илуге как рукой сняло. Растворилось и недавнее грызущее его раздражение, боль и вина.
– Ну смотри, – размеренно сказал он, но оба уже уловили изменение его тона и разулыбались во весь рот, – Ты знаешь, я хвастунам велю вырывать их болтливые языки.
Тургх в притворном ужасе зажал руками рот.
– Никогда больше, клянусь духами предков! – пробубнил он, не отрывая рук, и кладя частые мелкие поклоны, как это часто делали приходящие к Хорагу бедные скотоводы.
Угол рта Илуге дернула сдерживаемая ухмылка.
– Убирайтесь! – и, портя все, он расхохотался.
– Вот видишь, – все-таки засмеялся! Ты проспорил! – с торжественной миной провозгласил Тургх, выходя из юрты, и Илуге услышал, как он повалил Чонрага в снег, – Теперь плати!
Месяц шаракшат, месяц женщин, доживал свои последние дни. После морозов, ударивших в ночь после битвы у Трех Сестер, пришла оттепель, снег почти весь сошел и степь выглядела теперь, как недолинявшая белка: клочьями торчала сухая рыжая трава вперемешку с серыми пучками оголившегося кустарника, рыжими и серыми каменными боками сопок.
Детвора и собаки наслаждались неожиданным теплом. Да еще такое событие – все войско степей пришло в кочевья джунгаров и было пропущено через Уйгуль – границу земель. Правда, Чиркен выделил не самые лучшие пастбища, обычно снега в этой долинке на границе с уварами бывали глубоковаты, однако оттепель сделала свое: корму коням было в достатке.
Вожди недоумевали и осаждали Илуге. Еще ни один не осмелился откочевать в родные угодья, но разговоров и раздраженного фырканья хватало, и Илуге понимал: он должен убедить всех, что затевается что-то действительно необыкновенное. Сейчас наступал аргун – месяц, посвященный богу войны Аргуну, в который обычай запрещал племенам степи вести войны друг с другом. Каждый в это время готовился справить Аргун Тайлган – главный праздник года для воинов.
Поэтому, едва поставили юрты, Илуге назначил совет, разослав к военным вождям племен вестников и распорядившись распаковать и установить большую беловойлочную юрту, в которой хватило бы места на всех.
Теперь же, когда все, наконец, собрались и буравили его острыми взглядами, план Илуге, который он собирался предложить, уже не казался ему самому таким уж безупречным. Однако в том, в чем ты не уверен сам, невозможно убедить и остальных. Илуге решительно отмел все беспокойные мысли. Он уже давно взял себе за правило разделять время на обдумывание и на действие. Действовать следует обдуманно, но нельзя думать и действовать одновременно, особенно действовать – и сомневаться. Потому сейчас надлежало действовать – и отбросить все лишние мысли.
Илуге обвел глазами собравшихся.
