Из-за ширмы доносился шепоток и стоны, не оставлявшие сомнений в том, что происходит за тонкой перегородкой, разрисованной лиловыми хризантемами. Потом из-за нее показалась маленькая белая ручка, сдернула небрежно брошенную поверх ширмы одежду. Раздался шелест: женщина одевалась, кокетливо отбиваясь от попыток мужчины помешать ей.
– Если бы я знала, что вы так ненасытны, мой господин, я бы никогда не зашла столь далеко, – укоризненно говорила женщина, но ее тон не позволял относиться к сказанному серьезно, – Сегодня я думала, вы разорвете меня!
Послышалось самодовольное кряхтение встающего с постели мужчины, короткое притворное взвизгивание и звучный шлепок по вполне определенной области.
– Эти забавы занимают у меня слишком много времени, – проворчал мужчина, но и в его тоне не чувствовалось настоящего раздражения, – скорее, так ворчат, смирившись с неизбежным.
Женщина засмеялась хрустальным смехом, и в этом звуке звучало торжество.
– Я надеюсь еще долго развлекать вас такими забавами, мой господин!
– Ты не женщина, а ведьма! – пробормотал с покорным вздохом мужчина. Слышно было, как он жадно и шумно вдохнул, зарываясь ей в волосы.
– Вы испортите мне прическу!
С этими словами женщина шагнула из-за ширмы, и идеально расположенные складки ее длинных одеяний, безупречно накрашенное лицо и ровная, волосок к волоску, прическа никогда не дали бы стороннему наблюдателю даже на мгновение заподозрить, чем она только что занималась.
Она была очень красива, – белокожая, большеглазая, с прихотливым изломом бровей. Ее четко очерченный подвижный рот придавал лицу тысячи различных выражений, в отличие от большинства женщин, обреченных из-за строгого дворцового канона либо подрисовывать его, либо забелять, и затем говорить, почти не шевеля губами,.
Первый Министр Срединной Империи господин Той, облокотясь на ширму, смотрел на нее с восхищением. Их связь, – естественно, тайная, что придавало ей особую пикантность, – длилась уже более полугода, и все это время он чувствовал себя так, словно ему снова стало двадцать. Эта маленькая чаровница даже обычные женские глупости говорила так, словно приглашала вместе над ними посмеяться. Господин Той чувствовал скрытый ум женщины не по ее умным словам и поступкам (что часто раздражает), а,скорее, по отсутствию глупых. И в этом его маленькая любовница была безупречна. Ну и, помимо всего прочего, она была женой его врага.
– Ы-ни, – позвал он ее. Женщина обернулась, улыбнулась, как только она умела – дразнящее и будто бы капельку смущаясь своей дерзости. В груди господина Тоя разлилось приятное тепло.
– Когда я увижу тебя в следующий раз? – ему пришлось приложить немало усилий, чтобы говорить небрежно.
Ы-ни пожала плечиками, кокетливо теребя красивый амулетик из жемчуга и хрусталя, – точно такой, какой он сам теперь, не снимая носил под одеждой, – подарок от нее.
– Когда мой похожий на кузнечика супруг снова посетит одно из своих скучных заседаний.
' Гань Хэ и вправду похож на кузнечика', – подумал господин Той, – ' Со стороны ее отца было преступлением выдать за него такую красавицу!'
Однако он тут же одернул себя: в конце концов, большинство браков заключается безо всякой оглядки на подобные мелочи. И к его выгоде, как оказалось.
– Я полагаю, что участие твоего уважаемого супруга в деле о подделке печатей подарит нам немало приятных встреч, – тонко улыбнулся он.
На заднем дворе господина Тоя ее ждали неприметный паланкин с двумя высоченными немыми рабами. Выехав со двора и покинув Девятый Чертог – квартал высшей знати, рабы, довольно долго покружив по улицам, доставили Ы-ни к небольшому изящному домику рядом с рекой. Этот домик принадлежал ее мужу, и был подарен им ее матери, когда госпожа У-цы изъявила желание увидеться с дочерью. С некоторых пор Ы-ни весьма часто посещала уважаемую матушку, которая по причине слабого здоровья не торопилась домой, в Нижний Утун, и всемерно нуждалась в почтительной дочерней опеке.
Поболтав с матерью до заката, Ы-ни прихватила с собой корзинку колобков со сливовой начинкой, и уже на своих расшитых золотыми фазанами носилках вернулась домой, – снова в Девятый Чертог.
Уже больше года они жили здесь, – вскоре после того, как ее муж занял должность Главы Дома Приказов после вследствие неожиданной смерти своего предшественника. Теперь господин Гань Хэ являлся не только одним из высокопоставленных чиновников императорского двора, но и главой небольшой, но влиятельной 'партии судей', которая последнее время весьма убедительно демонстрировала свою лояльность Партии Восьми Тигров, возглавляемую бессменным фаворитом и пестуном императора – евнухом Цао.
Столь резкий скачок в положении мужа не прошел бесследно и для Ы-ни: уже два месяца она состояла фрейлиной четвертого ранга при высочайшей особе императрицы-матери. Двери Шафранового Чертога распахнулись для нее, еще так недавно едва осмеливавшейся мечтать о столь высокой чести. Воистину, ее отец был мудр, когда составил ей такую партию, – хотя в то время эта партия не казалась и вполовину столь блестящей. Многие женщины куда более родовитые теперь только завистливо вздыхали ей вслед, и Ы-ни, словно не замечая их спрятанных за комплиментами колкостей, довольно жмурилась в ответ. Быть влиятельной, молодой и красивой оказалось еще приятнее, чем даже представлялось. Это чувство пьянило сильнее изысканных цветочных вин.
Кроме того, у нее были сотни маленьких тайн, без которых жизнь протекала бы намного скучнее.
Ы-ни подождала, пока ее слуги бережно опустят паланкин и помогут госпоже выйти, приподняв тонкие шелковые занавеси. Начало зимы в столице обычно сопровождалось длинными, сводящими с ума по ночам своим шелестом дождями, однако нынешний день выдался сухим и прохладным. Отсюда, с крыльца своего нового дома, Ы-ни видела широкую извивающуюся ленту реки, волны рыжего тростника по ее берегам и крошечные, кажущиеся игрушечными лодчонки рыбаков и торговцев, снующих вверх-вниз по течению. В ранних сумерках на носах некоторых лодочек уже зажгли масляные фонари, и темная вода казалась усеянной гирляндами крошечных огней.
' Это похоже на Праздник Осенней Воды', – подумала Ы-ни, и память опрокинула ее в тот далекий, полный невероятного и прекрасного чувства день на озере Луэнь, когда она впервые поняла, что любит Юэ. Внутри, в груди, что-то дрогнуло пронзительно и невыносимо.
Кривая улыбка скользнула по ее лицу и Ы-ни, решительно тряхнув головой, отвернулась. Ей вовсе ни к чему бередить свою никак не заживающую рану.
Она пересекла внутренний двор, покрытый мелкой светлой галькой, и напрямую прошла в покои мужа.
Гань Хэ был в своем кабинете и писал. Его худое бесстрастное лицо с внимательными и холодными, лишенными всего человеческого глазами, многих пугало, но Ы-ни давно сделала вывод, что ей его опасаться нечего. Она сложила губы в милую улыбку и принялась неслышно красться вдоль бумажной стены, намереваясь поддразнить мужа.
– Как поживает господин Той? – спросил Гань Хэ, не поворачивая головы.
Ы-ни в притворной досаде ударила кулачком по низенькой лакированной этажерке.
– Почему я никогда не могу застать вас врасплох? – капризно спросила она.
– Потому что ты слишком шумишь, – спокойно ответил Гань Хэ. Его уши, довольно большие для головы и слегка заостренные, и впрямь, казалось, слегка подрагивали, – Так что?
Ы-ни скорчила гримаску.
– Он хочет предложить господину Цао привлечь вас к делу о подделке печатей. Что до остального, то северная война, как мне кажется, весьма беспокоит его. Он сказал, что считает ее глупостью.
Глаза Гань Хэ на мгновение сузились.
– Уж не он ли внушает схожие мысли своей племяннице?
– Ах, этой ученой мышке в коротких детских штанишках? – Ы-ни презрительно дернула верхней губой, – Спору нет, два года назад этот ход, – обрезать девочке волосы и представить ее императору как
