огорчить в их первый же вечер в Уинслоу-холле? Зачем он хочет все испортить, отнять у нее это ощущение счастья, которое она почувствовала за обедом, которое как бы наполняло воздух вокруг них и становилось все сильнее, пока она не поняла, что это ее любовь к нему. Любовь, которая росла помимо ее воли с каждой минутой, проведенной Прунеллой рядом с графом.
— Вот что я хочу тебе показать, моя дорогая, — сказал граф.
Неохотно, мечтая оказаться сейчас в другом месте, Прунелла заставила себя обвести глазами помещение. На секунду ей почудилось, что она не в картинной галерее, а где-то в другой части дома, которую она никогда раньше не видела. У нее вырвался восхищенный вздох, и Прунелла почувствовала, что граф наблюдает за ней с легкой улыбкой на губах. Три огромные бронзовые люстры сияли зажженными свечами и озаряли стены, которые Прунелла видела оголенными и покрытыми многолетней пылью и которые теперь были искусно выкрашены и создавали идеальный красновато-коричневый фон для картин Ван Дейка в золотых рамах. Это был тот самый изысканный тон, в который, как Прунелла знала по рисункам Иниго Джонса, стены были покрашены первоначально. Бордюры, карнизы и фронтоны выделялись белым на золотом, а портьеры на окнах были из бело-золотой парчи. В таком обрамлении каждая картина смотрелась как драгоценность в оправе, и Прунелла могла только смотреть, затаив дыхание, и не верить в реальность происходящего.
— Это один из моих подарков тебе, любимая, — нежно сказал граф.
Она повернулась к нему и, непонятно как, оказалась в его объятиях.
— Я... Я не понимаю... как вы это сделали? Это так прекрасно... — шептала пораженная Прунелла.
— На самом деле ты хочешь спросить меня, на какие средства сделано все это? — улыбнулся граф.
И он приподнял голову своей юной жены, чтобы видеть ее сияющие глаза.
— Почему ты не веришь мне? Почему ты так убеждена с самого первого мгновения нашей встречи, что я нищий бродяга, который готов поживиться всем, что плохо лежит?
— Я... Я думала, что вы... вернулись в Уинслоу-холл, чтобы найти что-нибудь, что можно продать, — честно призналась Прунелла.
— И когда ты увидела, что я смотрю на картины, ты тут же решила, что я начну с них.
— Вам не придется... сделать это? Граф улыбнулся:
— Видишь ли, я очень богат, моя дорогая, у меня с избытком хватит денег для нас обоих, и я совсем не охочусь за твоим приданым.
— Я... Я никогда... не думала ничего подобного.
— Да, я знаю, — сказал граф,— но ты считала, что я растрачу все семейное достояние на лошадей и лондонские развлечения. Прунелла спрятала пылающее лицо на его плече.
— Простите меня... — прошептала она едва слышно.
Его руки еще крепче обвились вокруг ее нежного стана, и он сказал:
— Я прощу тебя только тогда, когда ты пообещаешь простить мне все те прегрешения, которых я не совершал, а также и те, которые я совершил, любимая.
— Я... обещаю... Это было сказано очень тихо, но граф услышал ее слова и, рассмеявшись, заметил:
— Я думаю, что тебе следует поблагодарить меня за этот первый свадебный подарок. Еще один ждет тебя в спальне, а другие скоро будут доставлены из Лондона, но этот я считаю самым главным. Прунелла медленно подняла голову и ощутила губы мужа на своих губах. В этом поцелуе была вся сила его зрелой страсти, и хотя она и не пыталась противостоять ему или бороться с ним, но была не готова к тому сладостному ощущению, которое охватило ее: и губы, и тело больше не принадлежали ей, она слилась в одно с этим сильным, таким любимым ею мужчиной, который сегодня стал ее мужем. Его губы становились все более страстными и более требовательными, затем она почувствовала ту волну счастья и восторга, которая уже однажды вознесла ее к звездам. «Это любовь», — подумала она. Любовь сильная, неудержимая, прекрасная в своем совершенстве, и ничто в целом мире никогда не сможет сравниться с ней или победить ее. И Прунелла подумала, что если бы ей предложили выбирать между любовью и всеми сокровищами мира, она бы знала, что выбирать. Это была любовь, о которой она мечтала! Граф и его любовь! И никакие картины, деньги и ничто другое никогда не сравнятся с этим счастьем.
— Я люблю... вас! — сказала Прунелла то, что давно таила в своем сердце.
—И я люблю тебя, моя маленькая дорогая недотрога! — шепнул граф, отрываясь на мгновение от ее губ. — Ты увлекла, заинтриговала и очаровала меня с первого момента нашей встречи. Твой полный негодования голос и презрительный взгляд все перевернули во мне...
— Наверное, вы... смеетесь... надо мной.
— Я не смеюсь, я люблю тебя, — продолжил он. — Я искал тебя по всему миру и уже не надеялся встретить.
— Это... правда?
— Разве я мог не полюбить тебя, дорогая, и не только за твою прелесть, но и за то, что ты во всех отношениях не похожа на меня такого, каким я был когда-то.
— Это... неважно, каким... вы были.
— Ты говоришь правду?
Прунелла подняла на него глаза, и они подтвердили ее слова своим счастливым сиянием.
— Я... люблю вас... таким, какой вы есть... и вы правы... любовь... не знает преград... И это прекрасно! Она увидела улыбку на его губах, и он притянул ее к себе и нежно поцеловал. Он целовал ее до тех пор, пока картинная галерея не начала кружиться вокруг них и не исчезла, пока они не остались вдвоем среди мерцающих звезд. И они владели драгоценным сокровищем, о котором мечтают все женщины и все мужчины, — любовью, которую нельзя купить, ибо ее дает Бог!
.
