шестидесятьюфунтовым зарядом тринитротолуола, Второму рубильнику придан предохранитель и замок, отпираемый специальным ключом.
— Готов, да не совсем. Рубильник выбился из гнезда. Надо его осмотреть.
— Подожди. Я спрошу Леклерка. — Бдительный страж-китаец остался, а он ушел и вскоре вернулся с Леклерком.
— Опять задержка? — нетерпеливо спросил Леклерк.
— На пару минут. Нужен ключ.
Он жестом вызвал лифт, отстранил ученых с их блокнотами, взгромоздился на платформу рядом со мной.
— В чем дело? Замышляешь диверсию? Отчаянную выходку отчаявшегося авантюриста?
— Дерни рубильник собственной рукой, — огрызнулся я. — Он не двигается.
— Без ключа он не должен срабатывать на полную катушку, — прорычал Леклерк.
— Его намертво заклинило.
Он проверил. Рубильник едва поддался. Леклерк, склонив голову, отдал мне ключ. Я отпер замок. Отвинтил четыре гайки, удерживающие на месте чехол рубильника, изловчился при помощи монтировки сдвинуть медную проволочку под чехлом. Стандартный рубильник — рычаг да пружина. Когда ручку рубильника подают вправо, два смежных бегунка смещаются от ограничительных зажимов справа к подвижным слева. Туман в глазах и дрожь в руке мешали мне сосредоточиться. Все же я сумел отвинтить ручку, повернул рубильник, как бы возвращая бегунки в исходное положение. И привинтил рубильник.
— Погрешности конструкции, — кратко подытожил я. — Наверное, во второй то же самое.
Леклерк молча кивнул, подозрительно следя за моими движениями. А я зачехлил рубильник и пару раз подергал его, демонстрируя, как лихо он теперь действует.
— Закончил? — спросил Леклерк.
— Нет еще. Осталось установить часовой механизм на второй ракете.
— Перебьемся. Давай-ка запустим эту прямо сейчас. — Он закинул голову, выясняя, как Фарли с каким- то помощником возятся с аппаратурой автоматического управления и наведения. — Черт возьми, чего они там возятся? Что ему мешает?
— Ничто ему не мешает, — сказал я. Мы с Фарли составляли прекрасный дуэт. У обоих лица в ссадинах, переливающихся всеми цветами радуги. Его краски даже живописнее моих. Но, уверен, через двадцать четыре часа они поблекнут, ничего от них не останется, тогда как мои... Но двадцати четырех часов в моем распоряжении не имелось. — Он давно все доделал.
Просто он из породы людей, которые тянут с уходом из дому до последней минуты, проверяя, закрыты ли краны. — Я прикинул: если рывком столкнуть Леклерка, возможно, он, пролетев десять футов, сломает себе на бетонном полу шею. А возможно, не сломает. Тогда мне не жить и двадцати четырех секунд, не говоря уже о двадцати четырех часах. Пушка Хьюэлла смотрит своим жерлом на меня неотрывно.
— Что ж, значит, начнем. — Леклерк повернул ключ, повернул рубильник в позицию «Заряжено», вынул ключ, закрыл и запер люк ракеты. Лифт нырнул вниз. Леклерк подозвал к себе охранника:
— Передай распоряжение радисту: надо отправить депешу — запуск через двадцать минут.
— Куда теперь, Леклерк? — спросил я. — В блокгауз?
Он холодно посмотрел на меня.
— Чтоб там отсидеться в безопасности, когда ракета взорвется благодаря всяческим твоим манипуляциям?
— О чем речь?
— Да о тебе, Бентолл. Я не питаю на твой счет иллюзий. Ты крайне опасный субъект. — Разумеется, крайне опасный. К сожалению, лишь для себя и своих друзей. — У тебя была полная возможность в свое удовольствие распоряжаться взрывным механизмом. Ты, надеюсь, не столь наивен, чтоб предположить, будто я исключил эту угрозу. Все вы, ученые и моряки, останетесь под открытым небом к моменту запуска. Людей уже согнали. А мы уйдем в блокгауз.
Я грязно обругал его.
— Значит, ты не догадался, что я приму меры предосторожности?
— Оставить людей под открытым небом? Проклятый Убийца! Леклерк, ты на это не пойдешь!
— Не пойду? — Он ощупывал меня своими мутными молочными глазами. — Значит, ты там химичил, Бентолл?
— Химичил не химичил! — заорал я. — Опасность продиктована капризами твердого топлива. Загляни в тетради доктора Фейрфилда — там об этом сказано. Никому не ведомо, что произойдет. В подобных условиях топливо никогда не испытывали. Будь ты проклят, Леклерк! Я предупредил тебя: если эта штука взорвется, в радиусе полумили ни одна душа не уцелеет.
— Ясное дело, — заулыбался он опять, но мало-помалу я ощутил: улыбаться ему не хочется. Руки в карманах, и все равно чувствуется, что сжаты в кулаки. Нервный тик дергался в уголке рта. Да и потел он сильнее, чем требовали того в данный момент климатические условия.
Драматизм его карьеры достиг максимума. Именно в этот миг решается: выиграл он или проиграл вчистую. Он не представлял себе масштабы моей решимости идти до конца, подозревал, что я предельно беспощаден, готов принести в жертву ни в чем не повинных людей, лишь бы ему помешать. Я ведь заявлял, что меня ничуть не волнуют судьбы офицеров или моряков.
Может, я дорожу собственной жизнью? Он не слишком полагался на это допущение. Он знал, что я знаю: смерти мне в любом случае не избежать.
Все его шаткие планы, все надежды и страхи зависели от ближайших минут: взлетит ракета или взорвется. Это испепеляло его замыслы и мечты.
Предвидеть, что произойдет, он не мог, И вынужден был идти ва-банк, вынужден был рисковать. Но, даже рискуя, он не хотел, чтоб я ощутил свою победу.
Мы миновали угол ангара. В ста ярдах от нас сидели на земле в два ряда люди: весь персонал базы, моряки и ученые. Женщин не было. Двое китайцев держали автоматы наготове.
— А как же часовые? Останутся здесь?
— Уйдут в блокгауз.
— А мы будем послушно сидеть, как маленькие мальчики? Ты в этом уверен?
— Будете. В блокгаузе у меня семеро женщин. Если хоть один из вас шевельнется, с ними будет кончено. Можешь мне поверить.
Заключительные слова были лишними. Я ему и так верил.
— Семеро? А где Мэри Гопман? — спросил я.
— В оружейной.
Я не стал спрашивать, почему ее не перевели в другое помещение. Знал грустный ответ на вопрос: либо она все еще в обмороке, либо в тяжелом состоянии, исключающем возможность транспортировки. Что ж, может, и не нужно ее никуда переводить. Оружейная, правда, в ста ярдах от ангара, и ждет девушку та же судьба, что и нас. Но уж лучше гибель в оружейной, чем спасение в блокгаузе.
Я подсел к шеренге сидящих рядом с Фарли. Никто не обернулся ко мне.
Все в ожидании смотрели на ангар.
Ждать пришлось недолго. Через тридцать секунд после исчезновения Леклерка и Хьюэлла в воротах ангара показались, грохоча, два крана с ракетой между ними. Кранами управляли двое техников. Платформы кранов были сцеплены полосами металла, опоясывающими заодно платформу ракеты.
Таким образом пространственная взаимозависимость между составными частями системы оставалась неизменной. Через тридцать секунд краны опустили ракету на самую середину зацементированной пусковой площадки.
Техники спрыгнули вниз, убрали металлические полосы и, повинуясь знаку одного из китайцев, подсели к нам. Оставшуюся работу доделает радио.
— Ну вот, — мрачно изрек Фарли, — мы на зрительской трибуне. А на сцене — сам дьявол.
— А как же научный пафос? — спросил я. — Неужели вам не интересно, как эта чертова штуковина сработает?
Он пронизал меня уничтожающим взглядом и отвернулся. После чего весомо заметил:
— Вся аппаратура сработает. За нее я не волнуюсь.
