Траккиа, которого до костей проняла ночная прохлада, по-хозяйски плюхнулся на заднее сиденье «остин- мартина».
— Комплект со страховочным полисом, как вижу, — сказал он. — Ради Бога, Джейк, остановись у первой же группы деревьев, когда выедем из Бандоля. Если я немедленно не сменю мокрую одежду на сухую, то отправлюсь к праотцам.
— Хорошо. А где же Йонни?
— За решеткой.
— Иисус! — Обычно флегматичный, Джекобсон был сражен этим известием. — Как это произошло?
— Я послал Йонни покачаться на яхте, перед тем как позвонить тебе. Я велел ему привезти все бумаги и документы из двух верхних ящиков штурманского стола. Ты знаешь, какое они имеют значение, Джейк.
— Знаю, — в голосе Джекобсона прозвучал стальной холодок.
— Помнишь, я сказал тебе, что Харлоу звонил в Виньоль? Это не так. Проходимец звонил в Бандоль, в полицию. Едва я отошел от телефона, как они появились. С этим я уже ничего не мог поделать. Они отправились на «Шевалье» и схватили Йонни на месте.
— А как же бумаги?
— Один из полицейских, я видел, нес с собой объемистый портфель.
— Не сомневаюсь, что этот чертов Бандоль — очень вредное место для нас. — Джекобсон успел обрести обычную невозмутимость. Он вел машину в своей обычной показной манере, привлекая к себе внимание. Они выехали за окраину, и он продолжил разговор: — Вот, значит, как получилось. С бумагами и кассетой операция провалилась. Термине фине. Конец пути. — Он выглядел необыкновенно спокойным.
— Так что теперь?
— Операция исчезновения. Я много месяцев готовил этот план. Первая остановка будет на нашей квартире в Кунео.
— О ней никто не знает?
— Никто. Кроме Вилли. Но он не станет болтать. Кроме того, никто не знает наших имен. — Он остановился возле деревьев. — Багажник не заперт, в сером чемодане найдешь все, что нужно. Мокрую одежду оставь под деревом.
— Зачем? Новый хороший костюм и...
— А что произойдет, если при осмотре таможенники обнаружат мокрый костюм?..
— Ты прав, — согласился Траккиа, выскакивая из машины. Когда он вернулся через две или три минуты, Джекобсон уже сидел на заднем сиденье.
— Ты предлагаешь мне вести машину? — удивился Траккиа.
— Нам ведь надо торопиться, а мое имя не Николо Траккиа. — А когда Никки завел мотор, продолжил: — Мы не должны иметь неприятностей с таможенниками и полицией в Коль де Тенде. Они получат сообщение только через час. Вполне возможно, что Мэри вообще еще не хватились. Кроме того, у них нет никаких предположений о том, куда мы можем с ней направляться. У них нет резона оповещать пограничную полицию. Но во время нашего пребывания в Швейцарии могут начаться сложности.
— Как так?
— Два часа в Кунео. Там переменим «остин» на «пежо». Возьмем кое-что из вещей, другие паспорта и удостоверения. Но сначала вызовем Эриту и нашего приятеля фотографа. За час Эрита превратит Мэри в блондинку, а наш приятель очень быстро сделает нам британские паспорта. Затем двигаем в Швейцарию. Если к тому времени уже будут получены наши приметы, то парни-пограничники могут быть начеку. Если только эти кретины вообще могут быть начеку в середине ночи. Но они будут искать мужчину и брюнетку в «остин-мартине»... А увидят двух мужчин и блондинку в «пежо», с паспортами, в которых совсем другие имена.
Траккиа теперь гнал машину на предельной скорости, и ему приходилось кричать.
«Остин-мартин» прекрасная машина, но мотор ее не для обычных машин; критически настроенные знатоки недоумевали, каким образом на ней мог оказаться мотор от тракторов фирмы «Давид Браун». «Феррари» и «Ламборгини», как было известно, связывали с ним название самого скоростного грузовика Европы.
— Ты очень самоуверен, Джейк, — заметил Траккиа.
— Да, знаю.
Траккиа взглянул на сидевшую рядом с ним девушку.
— А Мэри? Видит Бог, мы не ангелы, но я бы не хотел, чтобы с ней что-то произошло.
— Ничего и не случится. Я уже говорил, что с женщинами не воюю, и сдержу свое слово. Она для нас как страховой полис нашей безопасности от погони.
— Или от Джонни Харлоу...
— Или от Харлоу. Когда прибудем в Цюрих, сходим по очереди в банк, пока один будет выписывать и получать деньги, другой посторожит заложницу. А потом мы летим в неведомые прекрасные дали.
— А не думаешь ли ты, что в Цюрихе у нас могут быть сложности?
— Никаких. Мы ведь избежали ареста, так что цюрихские друзья нас не выдадут, прикроют. Кроме того, у нас же другие имена и номерной счет в банке.
— Неведомые прекрасные дали? Это с разосланными-то по телепринту фотографиями в каждом аэропорту мира?
— Нет, только в главных по списку аэропортах. А вокруг еще масса мелких летных полей. Например, в Клотене есть частный аэродром, и у меня там водится дружок пилот. Он оформит нам маршрут на Женеву, и нам не нужно будет даже предъявлять паспорта таможенникам. Мы высадимся в каком-нибудь тихом местечке по дороге в Швейцарию. В крайнем случае, он всегда может сослаться на то, что его заставили угнать самолет. Десять тысяч швейцарских франков свое дело сделают.
— Ты все продумал, Джейк! — В голосе Траккиа слышалось искреннее восхищение.
— Я пытаюсь, — Джекобсон произнес это с необычной для него скромностью. — Я пытаюсь.
Красный «феррари» остановился возле шале в Виньоле. Мак-Элпайн обнял плачущую жену, и все же выглядел он не особенно счастливым.
Даннет подошел к Харлоу.
— Каково самочувствие, парень?
— Скверное — должно быть, переутомление.
— У меня плохие новости, Джонни. Сбежал Джекобсон.
— Он не уйдет. Я возьму его.
— Но это еще не все, Джонни.
— А что еще?
— Он увез с собой Мэри.
Харлоу застонал, израненное лицо его стало совершенно неподвижным, будто окаменевшим.
— Знает ли об этом Джеймс? — спросил он.
— Я только что сказал ему. И сейчас он, наверное, говорит об этом своей жене. — Он протянул записку Харлоу. — Я нашел это в ванной комнате Мэри.
Харлоу взглянул на листок: «Джекобсон увозит меня в Кунео». Он помолчал немного.
— Я отправляюсь следом, — сказал он.
— Но это невозможно! Вы совершенно измотаны. Вы на себя не похожи.
— Нет, ничего. Поедете со мной?
Даннет понял безвыходность положения.
— Уговорили. Но я безоружен.
— Оружие у нас имеется, — вставил Рори. Он быстро достал все четыре пистолета для подтверждения своих слов.
— У нас? — спросил Харлоу. — Ты не едешь.
— Хочу напомнить вам, мистер Харлоу, — заговорил Рори официальным тоном, — что дважды спасал вам жизнь. А Бог любит троицу. Разве я не прав?
— Ты прав, — сдался Харлоу.
Мак-Элпайн и его жена, не в силах что-либо говорить, глядели на них. На лицах их отражалась сейчас целая гамма самых противоречивых чувств — от радости до горькой растерянности.
