Зажигалка прыгала в руке, свистя и разбрасывая желтые искры…
2
Молодой прораб Сеня Пенкин готовился начать свой первый трудовой день, как и полагается, планеркой. Перед ним лежала новенькая, купленная по такому случаю тетрадь в коленкоровом переплете. На титульном листе было красиво выведено красным фломастером: «Рабочие планы и задания 6-го ремонтного участка. С.И.Пенкин».
Когда-нибудь эта тетрадь станет бесценной и единственной свидетельницей головокружительной и славной карьеры скромного, никому пока не известного прораба. Необходимые документы должны быть обнаружены в нужном месте и в нужное время. И всякий умный человек, говорила мама, обязан позаботиться об этом заранее.
Сеня открыл чистую страницу и торжественно извлек из обшарпанного студенческого портфеля подаренную ею в честь окончания института ручку «Мицубиси». Будущий начальник не мог позволить себе расписываться на важных бумагах шариковой, копеечной. Каждое кресло требует соответствующей экипировки. Пока — «Мицубиси», придет время — появится золотой «Паркер». А в том, что оно придет, ни Сеня, ни мама не сомневались. Только зевать не надо: полоротых Фортуна презирает, деловых — уважает. А деловой человек не тот, который норовит отхватить кусок побольше, а тот, который и копейку умеет в рубль превратить.
Взять нынешнее Сенино назначение. На первый взгляд, хуже не бывает: грязь, пыль, хлам! Сносить клоповники, столетние хибары радость небольшая. Но ведь можно поглядеть и с другой «кочки», в свете иного фонаря, к примеру, исторического. И тут такие любопытные уголки высвечиваются!.. Город древний, четыреста лет вот-вот стукнет, кто его, спрашивается, населял триста с лишним лет? Мастеровые, ремесленники, купцы и прочие предприимчивые люди. Деньжата водились у всех, а хранились где? Надежных, как нынешние, сберкасс не было, облигаций трехпроцентного займа — тоже, банки в революцию полопались, значит, где?.. Остается предположить: в индивидуальных домашних тайниках. Следовательно, что?.. Их нужно обнаружить и вернуть народное достояние законному владельцу, то есть государству. Это святой долг каждого честного гражданина, а народ — он у нас благородный, он в долгу не останется…
Или другой ракурс — моральный. Возможная ситуация: дом приговорен, а расстаться с ним сил нет, деды, прадеды тут жили, корни, словом, родовые. Почему не проявить милосердие, не потянуть недельку- другую, пока человек не свыкнется со своей бедой, не примирится с необходимостью оставить дорогие стены?.. Здесь важно, чтобы бедолага не спутал, чья рука поддержала его в трудную минуту, здесь обезличка ни к чему. И без всякого нажима, боже сохрани! Уголовный кодекс Сеня уважает, это, спасибо маме, у него в генах…
Ну а когда Сеня прочно станет на ноги, тогда посмотрим, как Липочка, секретарша главного, будет носик свой курносый воротить. Но тогда С.И.Пенкин, хоть в каждом глазу Липочки по крылатой ракете и накрывают они цель с первого выстрела, будет вне пределов ее досягаемости. Выбирать он будет сам. Как там утверждает русская пословица? «По Сеньке — шапка?..» Прекрасно! Вот и нужно подсуетиться, чтобы этот головной убор достался ему познатней…
Сеня с сожалением оборвал белокрылый полет фантазии, глубоко и взволнованно вздохнул, открыл чистую страницу и аккуратно вывел: «План демонтажа дома № 13 по улице Береговой».
Утром, ровно в восемь, Пенкин, слегка робея, вошел в рабочий вагончик шестого участка. Три угрюмых, загорелых мужика в замурзанных, видавших виды спецовках сидели рядком вдоль стены на грубо сколоченной некрашенной скамейке. Самый старший, с седыми кустистыми бровями, в газетной треуголке, лихо, как пилотка, сдвинутой набекрень, сосредоточенно шевеля губами, читал колонки объявлений в «Городской неделе». Цыганистого вида парень, ощерив крупные, один к одному, белоснежные зубы с небрежно зажатой сигаретой, лениво резался в очко с мрачным рыжебородым напарником, которому, судя по всему, Фортуна улыбаться не хотела.
У Сени при виде этой компании неприятно засосало под ложечкой и заныло в животе. Он запнулся на пороге, с грохотом пролетел оставшиеся метры до стола и, кое-как поймав равновесие, вдруг совершенно уж некстати осипшим голосом спросил:
— Можно?
Однако никто, кроме седого в треуголке, не обратил на его шумное появление внимания. Отложив газету, «бровастый» поинтересовался:
— Не зашибся? Чего тебе, сынок?
— Я… Пенкин, Сеня. То есть Семен Иванович. Кстати, имею направление… В-вот…
— А-а, новый прораб! — почему-то обрадовался седой и зычно скомандовал: — Братва, па-адъем! — Затем ловко выдернул из-под стола табуреточку, обмахнул ее рукавом и пригласил: — Милости просим, располагайтесь.
На ватных ногах Пенкин прошагал на свое новое место во главе стола, положил перед собой заветную тетрадь, придвинул поближе разбитый телефон и достал, наконец, новенькую «Мицубиси». Братва с любопытством наблюдала за манипуляциями начальства. Пауза затягивалась, и Сеня, собравшись с духом, не поднимая глаз, хрипло произнес заготовленную накануне фразу:
— Разрешите объявить первую планерку открытой. Гм-м!.. Многозначительное «гм-м» должно было придать речи необходимые вескость и солидность. — Нужно обсудить план демонтажа дома номер тринадцать по улице Береговой.
— Да чего там обсуждать, язык мозолить! — Смуглый парень лихо сплюнул, и «бычок», описав дугу, вылетел за порожек вагончика. Снести к дьяволу — и баста! Перекрытия выбить, а коробку тягачом сдернуть.
— Не шебурши, паря, — одернул товарища седой. — Не лезь поперед батьки в пекло. Семен Иванович, давайте раньше познакомимся. Всеж-таки работать вместе. Моя, например, фамилия Шахов, Николай Андреевич, по специальности бульдозерист. Это — Амир Тагиров, водитель, ас, можно сказать. И — Константин Кринка, наш славный бомбардир, он же крановщик.
— Очень приятно! — Сеня покраснел, обводя глазами бригаду, и еще раз с чувством повторил: — Очень рад! Надеюсь, мы сработаемся, товарищи.
— И мы надеемся, — снова чему-то обрадовался Шахов. — Позвольте ввести вас в курс дела.
— И вводить неча, — встрял рыжий. — Айда, на месте посмотрит.
— Дельное замечание, — кивнул Шахов. — Одно дело — на бумаге, — он насмешливо покосился на толстую тетрадь прораба, — а когда своими глазами…
— Гм-м, — Пенкин поднялся, спрятал тетрадь в портфель и, выдержав паузу, раздумчиво произнес: — Что ж, проводите на объект.
Шахов метнулся к выходу, отшвырнул в угол злополучный ящик, дабы начальство еще раз не споткнулось в самом начале своего трудового пути, и ласково предупредил, пропуская вперед Пенкина:
— Семен Иванович, осторожно! Здесь три ступеньки!..
Вид у дома и впрямь был неказистый: почерневший от старости, осевший на бок, видимо, подмытый грунтовыми водами. Но о доме заботились: кто-то совсем недавно покрыл шифером крышу, подсыпал завалинку и отмыл до блеска окна. Рядом, прямо на чахлом газончике, подмяв молодую березку, разлаписто стоял гусеничный кран с привязанным к тросу внушительным чугунным шаром-молотом. У покореженного забора, набычась, пристроился обляпанный засохшими комьями дерна видавший виды бульдозер.
Все остановились, задрав головы на конек крыши, изображающий не то морду, не то хвост какого-то сказочного зверя. Когда-то дом украшала, очевидно, затейливая резьба, судить о которой теперь можно было лишь по нескольким чудом уцелевшим, растрескавшимся фрагментам.
— Хибаре этой годов триста, не меньше, — сказал рыжий Костя. — И еще столько же простоит: кедра — вечное дерево. Потемнел да подмыло его малеха. Так угол поднять можно, пару венцов сменить — всего-то и делов! А эти сразу — ломать!.. Мы, мол, тута гостиницу на двенадцать этажей сбацаем. И реставрюги чертовы с имя в одну дуду свистят: обыкновенный, слышь, пятистенок, ценности не имеет, чинить не будем!..
