оно не могло быть определяющим. Решающим было вовсе не то, что крестьянство будто бы предпочло кулацкой эксплуатации коллективное разорение и голод… Решающим в определении поведения крестьянства была его раздробленность. Этот класс «образуется простым сложением одноименных величин, вроде того, как мешок картофелин образует мешок с картофелем» (Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 8. С. 207-208). Именно поэтому сельское население не может предпринять успешного самостоятельного движения. По этой причине наше крестьянство не было способно организованно и действенно сопротивляться методам коллективизации» [1. С. 30].
Мысль его понятна. Крестьянство было раздробленным, сопротивляться не могло, и от этого все беды. Но это рассуждения не историка. Историк, выдвинув такую мысль, тут же доказал бы ее документально, приведя конкретные примеры попыток организации крестьянского сопротивления, которые окончились неудачей. Привел бы цифры и данные, которые бы этот процесс характеризовали. И не стал бы в этом вопросе апеллировать к фразе
из Маркса.
Или вот еще пассажи такого же рода:
«Скорее наоборот: молодой рабочий класс, горящий революционным нетерпением, явился некой опорой как раз для усиления не знающей меры торопливости - ярко выраженной черты характера Сталина. Последний использовал незрелость рабочего класса для противопоставления крестьянам. На них навесили ярлыки кулака и подкулач-
ника, и таким образом было как бы оправдано форсирование индустриализации страны за счет ограбления крестьянства.
Социальной опорой левацкой политики Сталина была мелкобуржуазность общества, беднота города и деревни…» [1.С. 31].
Историк, даже если он выдвигает такие мысли, обязательно постарается их доказать. «Молодой рабочий класс» - вот, в таком-то году лиц до 25 лет было столько-то процентов. Выходцев из деревни и имеющих стаж до года - столько-то процентов, от года до пяти лет - столько-то процентов, свыше пяти лет стажа - столько-то процентов.
«Торопливости - ярко выраженной черты характера
Сталина», - вот свидетельства очевидцев, которые утверждают и показывают на примерах, что Сталин принимал необдуманные и поспешные решения. Здесь Бурганов пошел против факта. Все люди, когда-либо работавшие со
Сталиным и оставившие воспоминания, говорят о прямо
противоположной черте характера Сталина: неторопливости в решениях, обдуманности, внимании к мелочам и деталям.
«Социальной опорой», - вот сведения о составе партии,
начиная с 1922 года, вот как менялся состав партии от съезда к съезду, вплоть до XIX съезда КПСС. Рабочих - столько-то процентов, крестьян - столько-то процентов, и так далее.
Вот это - подход историка. Если такие доказательства собраны и приведены, то придется с его мнением согласиться или же оспаривать приведенные им факты.
Бургановский же подход - это не исторический подход.
Это подход ученого по научному коммунизму, который решает все вопросы умозрительным путем с опорой на сочинения классиков.
А это означает, что в позиции Бурганова есть существенное противоречие. Он назвался историком и поднял в заглавие фразу Ленина об истории, но под видом исторического подхода проталкивает подход, на деле с историческим ничего не имеющий.
Дальше Бурганов начинает спорить со сторонниками сталинских методов и доказывает им, что эти методы будто бы оказались несостоятельными. Он доказывает, что лучше было бы держаться методов Ленина. Ведь он так много говорил и писал о необходимости мудрой политики и рачительного хозяйствования:
«…у него нет и намека на необходимость форсирования индустриализации за счет сверхэксплуатации крестьянства, зато прямо сказано о необходимости сохранить его доверие к рабочему классу пеной мудрого хозяйствования, недопущения излишеств в госаппарате и еще многого другого, что было проигнорировано Сталиным» 11. С. 32].
Бурганов, должно быть, хотел написать, что нужно сохранять доверие крестьянства, нужно вести мудрое хозяйствование, нужно не допускать излишеств в госаппарате. Но во фразе получилось нечто противоположное. Написано, что нужно сохранить «доверие крестьян
Вот так оговорка! Она стоит всей статьи. Что же: «написано пером, не вырубишь топором».
Кстати, каждый историк знает эту пословицу, и если он
историк добросовестный, то лишний раз перестрахуется,
чтобы не допустить таких досадных ляпов. Это обстоятельство лишний раз доказывает нам, что Бурганов совершенно напрасно назвался историком.
Если какой-то историк занимается историей хозяйства,
то он тщательнейшим образом исследует материалы и статистику и на время исследования, по сути, превращается в экономиста. Он делает выводы только на основании собственного исследования документов и статистических материалов и при изложении обильно их использует.
Но Бурганов пошел и здесь отличным от общепринятого
путем:
«Я присоединяюсь к выводам экономиста О. Лациса: «Практика показала, что для реального повышения темпов не нужно и даже вредно подхлестывать и подгонять страну»
[1.С. 33].
Он не стал исследовать советское хозяйство сам, а спрятался за широкую спину экономиста Отто Лациса.
«Этот фундамент был бы значительно прочнее, если бы
он создавался по-ленински. На искажение ленинских принципов кооперирования крестьянство отреагировало не
лучшим для Советской власти образом: массовый забой
скота в 1929-1930 годах привел к тому, что в 1940 году…страна имела крупного скота на 5,5 процента меньше, чем в 1930-м, коров - на 20 процентов, овец - на 22,1, лошадей - на 43 процента. В 1928 году, когда единоличники владели 97,6 процента посевных площадей и 99,5 процента скота, а общая посевная площадь еще не достигла довоенного уровня, страна превзошла по валовому производству сельхозпродуктов 1913 год на 24 процента - оно составило 71,9 млрд рублей. В 1940 году, когда площади посевов превысили 1928 год на 30,4 процента, а основные производст-веные фонды возросли почти в 12 раз, продукции было произведено лишь на 76,7 млрд рублей, то есть всего на 7 процетов больше. Иными словами, сельское хозяйство ступило на путь экстенсивного, крайне вялого развития» [1. С. 35].
Что нам сообщил Бурганов в этом абзаце? Ничего. Сколько было скота в 1940 году? Бодрый ответ: на 5,5% меньше,
чем в 1928 году. Надо от Бурганова потребовать точных цифр, которые выражаются в количестве голов скота, а не в процентах, которые мы бы сами как-нибудь вычислили.
Кстати, маленькая ремарочка: нет такого «крупного скота», есть «крупнорогатый скот». Бурганов плохо знает сельскохозяйственную терминологию.
Советская статистика измеряет сельскохозяйственное
производство не в рублях, а в натуральных показателях. Главным показателем является тонна зерна. Но почему же тогда
Бурганов приводит данные в рублях? Этого нам не понять,
так же как и то, почему историк вдруг заговорил про научный коммунизм.
А между тем, факты историка Бурганова бьют. В 1927 году валовый сбор зерна в СССР составлял 40,8 млн тонн. Из них
0,49 млн тонн собиралось колхозами. В 1940 году валовой
