мирах.
И, как уже говорилось, именно по причине частого использования антропоморфической символики необходимо соблюдать крайнюю осторожность при любой попытке дать конкретное, физическое толкование высшим сущностям.
Отсюда можно понять, почему у евреев нет культовой живописи — такой, как иконы. Правда, в свитом Храме было несколько скульптурных символов, но они изображали не Святого Творца, благословен Он, а крувим, несущих Колесницу. Однако даже эти изображения поместили во внутреннем зале Храма, недоступном людским взорам, — из опасения, что скульптуры эти могут стать объектами поклонения, ибо в истории неоднократно случалось, что предметы, обладавшие чисто символическим или историческим значением, превращались в объекты идолопоклонства. Вот почему на протяжении всей истории народа Израиля еврейская традиция строго запрещала изображения такого рода.
Вместо этого традиция предлагает нам как способ выражения Б-жественной воли целостную систему заповедей, символами которой являются тело и разум человека. Ибо действия, связанные с исполнением заповедей, во всех их мельчайших деталях, в определенном смысле являются образами Б- жественного откровения. Реальности высших миров находят свое выражение в неких конкретных действиях, однако они и эти действия — не одно и то же. При этом, если действие совершено в точном соответствии с заповедью и верно передает смысл откровения, то его значение выходит далеко за рамки нашего мира. Весь мир состоит из моделей и символов, объединенных по воле Творца в единую картину, совершенство которой исключает возможность любых заведомо неадекватных изображений ее фрагментов.
Не только человеческое тело, но и любой предмет в материальном мире служит неким символом. Тем, кому известно внутреннее значение этих символов, реальность представляется более ясной и постижимой. Так, к примеру, есть особый смысл во всех цветах спектра и их взаимных отношениях: каждый из них символизирует одну из сфирот, плоды, цветы, все живые существа и даже минералы — все они обладают собственным, индивидуальным символическим значением и в то же время образуют единую грандиозную систему, все компоненты которой влияют друг на друга. Громадная эта картина — величайшее произведение искусства во времени и пространстве.
В иудаизме понятие красоты связано со сфирой Тиферет, которой соответствуют такие понятия и свойства, как правда. Тора, красота, сострадание, восходящие к одной общей категории — гармонии. Термин «гармония» не является сугубо эстетическим. Так, например, «красота» в еврейском языке — синоним слова «добро»: все, что красиво, — хорошо, а все, что хорошо, — красиво, ибо и красота, и добро связаны с гармонией. Поэтому Тиферет — это сущность правды, добра и красоты, которая не может быть отражена в виде конкретного эстетического образа.
Глава VIII. Раскаяние.
Раскаяние — одно из фундаментальных духовных понятий, лежащих в основе иудаизма. Раскаяние — гораздо более глубокое и сложное чувство, чем простое сожаление о совершенном грехе, и состоит из нескольких духовных субстанций, на которых, как мы полагаем, зиждется все мироздание.
Более того, некоторые мудрецы относят раскаяние к категории сущностей, предшествовавших сотворению мира. Согласно этой точке зрения, сущность эта лежит у самых истоков бытия; еще до того, как человек был создан, она предопределила его способность менять свой жизненный путь.
В этом смысле раскаяние — это выражение свободы воли, которой наделен человек, иными словами — проявление в нем Б-жественного. Посредством раскаяния человек Может вырваться из опутывающей его паутины событий, разорвать цепь причинности, которая может завести его в тупик.
Раскаяние предполагает, что человеку в определенной мере подвластно его собственное существование во всех измерениях, включая время, несмотря на то, что оно течет лишь в одном направлении и невозможно отменить уже совершенное или подправить его задним числом, после того, как оно стало объективным фактом. Раскаяние позволяет подняться над временем, дает возможность управлять прошлым, менять его значение для настоящего и будущего. Вот почему говорят, что раскаяние предшествовало сотворению мира с его неумолимым течением времени; и в мироздании, где все сущности и события связаны последовательностью причин и следствий, раскаяние является исключением.
Слово тшува, обозначающее в еврейском языке раскаяние, обладает тремя различными, хотя и взаимосвязанными, значениями. Во-первых, оно означает «возвращение» — возврат к Б-гу, к еврейской религии. Во-вторых, его можно перевести как «поворот» — то есть выбор нового направления в жизни. Наконец, третий смысл слова тшува— «ответ».
Главное значение раскаяния — это возвращение к Б-гу, к еврейству в вере, мыслях и действиях. На простейшем уровне, в буквальном смысле, возможность вернуться может существовать лишь для того, кто уже был «там» прежде, — например, для взрослого, сохранившего воспоминания детства, которое прошло в традиционной еврейской атмосфере. Но разве может вернуться тот, кто никогда не бывал «там» прежде и не знает, в чем состоит еврейский образ жизни, тот, для кого иудаизм — не личное, но лишь историческое или генетическое наследие, не более чем определение, указывающее на непонятную самому человеку принадлежность? На этот вопрос можно смело дать положительный ответ, ибо в более глубоком смысле раскаяние, то есть возвращение, — это нечто, возвышающееся над обстоятельствами личной жизни человека. Это — возвращение к иудаизму, однако прежде всего не к его внешним формам, не к ритуалу, который человеку еще предстоит освоить, чтобы перестроить с его помощью свою жизнь, — но к той самой искре Б-жественного, которая горит в еврейской душе. Это — возвращение к собственному изначальному архетипу, память о котором живет в душе каждого еврея. Несмотря на то, что еврей может быть оторван от своего прошлого, несмотря на то, что он может быть полностью погружен в нееврейскую культуру, душа его навсегда отмечена печатью еврейства. Здесь можно привести аналогию из ботаники: перемена климата, пересадка в иную почву или изменение иных физических условий может вызвать различные отклонения в форме и жизнедеятельности растения и даже появление у него свойств, характерных для других растений, однако видовая уникальность его всегда сохраняется.
Возвращение к своему истинному «я» может выражаться по-разному, не только принятием определенного мировоззрения или исполнением обязанностей, предписанных традицией. Процесс освобождения человека от наносного в себе, от того, что чуждо его еврейству, длителен; необходимо преодолеть укоренившиеся в сознании стереотипы, обусловленные средой, в которой человек воспитывался и жил. И если человек идет по новому для себя пути наугад, не видя перед собой ясной цели, то этот поиск вслепую будет не более чем стремлением обрести свободу и может оказаться мучительным для души. Может статься, он так никогда и не приведет человека к открытию им своего истинного «я». И потому не случайно, что евреи относятся к Торе как к источнику мудрости и знания, который указывает каждому направление в его поисках самого себя. Взаимоотношения между евреем, его религией и Всевышним определяются тем обстоятельством, что иудаизм — это не только Закон, свод практических религиозных предписаний, но и целостный образ жизни, охватывающий все стороны бытия.
Более того — это единственный путь, идя которым, человек сможет вернуться к самому себе. В принципе человек может приспособиться к различным ситуациям, к разнообразным требованиям и нормам поведения чужих культур, но при этом, осознает он это или нет, для него существует лишь один способ одекватно выразить себя; характер же этого самовыражения обусловлен индивидуальностью самого человека.
Раскаяние — процесс чрезвычайно сложный. Иногда вся жизнь человека есть единый непрерывный акт раскаяния, совершающийся на разных уровнях бытия. Путь духовного развития человека — и грешника, и праведника — это всегда путь раскаяния, стремление преодолеть прошлое и достичь более высокого уровня. И все же, несмотря на всю сложность и трудность этого процесса, есть простота и ясность в исходной точке — в начале возвращения.
Отдаленность человека от Б-га не означает, разумеется, что человека и его Создателя разделяет расстояние в физическом пространстве; это говорит лишь о том, что общение с Ним затруднено из-за препятствий духовного порядка. И нельзя сказать, что тот, кто идет неверным путем, отдаляется от Всевышнего; просто душа его направлена к чему-то иному и с иным связывает себя. Для раскаяния человеку необходимо сперва отыскать в душе точку опоры, некий внутренний центр, вокруг которого повернется его жизнь. Ему нужно отказаться от того, к чему он стремился раньше, и прислушаться к своей душе, желающей воссоединиться с Б-гом. Этот переломный момент и есть начало раскаяния.
Этот перелом не всегда осознается человеком сразу. Хотя еврей может быть в эту минуту исполнен искреннего и глубокого раскаяния, понимание им того, что произошло, может прийти позднее. Тшува — это не мгновенное драматическое озарение, а духовный процесс, состоящий из целого ряда этапов.
Но независимо от того, насколько осознан человеком процесс своего возвращения к Всевышнему, раскаяние его будет отмечено двумя характерными тенденциями, общими для всех баалей тшува* (— БаалЕй тшувА (ед. ч. — бАаль тшувА) — раскаявшиеся ): стремлением полностью порвать со своим прошлым и принятием на себя обязательств перед будущим. Бааль тшува как бы заявляет: «Вся моя жизнь до этого мгновения не имеет ко мне
