«патрону»: наш город, в некотором смысле, — город ветеранов, это значительный и постоянно увеличивающийся социальный слой, пренебрегать заботой о котором, а, тем более, вообще не учитывать его было бы большой ошибкой дебютанта на должность главы Ленсовета. Сокрушаться по поводу преобладания в городе пенсионеров, на мой взгляд, не следует. Дай Бог нашим отцам и матерям долгих лет жизни, а нам самим дожить бы до их возраста. Возникновение этого социального слоя вполне естественно, а его рост объясняется, среди прочего, престижностью самого города и лучшими, в сравнении с другими, условиями доживания тут наших стариков. Именно поэтому их армия постоянно пополняется за счет оседания здесь военных и иных пенсионеров, которые были вправе выбирать место для житья после окончания службы. Самым же главным фактором устойчивой тенденции старения населения города явилось уменьшение среднестатистического числа рождаемых, по сравнению со снижающимся показателем смертности наших родителей. Последнее может не радовать лишь Собчака, прибывшего в Ленинград из «тьмутаракани» и, как 'товарищ Бендер', — в одиночестве. Такое сравнение у «патрона» вызвало улыбку.
— Так вот, — подытожил я, — уменьшение рождаемости с одновременным возрастанием средней продолжительности жизни, а также понятной тягой ветеранов к оседлости именно в Ленинграде, который многие из них отстояли в годы войны, привело к увеличению среднего возраста его жителей. Поэтому, имея де-факто подобный социально-возрастной разрез числа жителей, разворачивать сколь-нибудь обширную программу предпринимательства и спекуляции всем и вся было бы просто неразумным и губительным для пенсионного большинства населения. Ведь тогда сперва обнищания, а дальше и вероятности массовой гибели этого слоя будет уже не избежать. Это, как только они сообразят, куда их волокут «реформаторы», бесспорно вызовет, возможно, даже открытый протест наших славных стариков-ветеранов войны и труда, блокадников и многих других людей, отдавших все силы стране, а теперь абсолютно беспомощных, но уверенных в незыблемости государственной опеки, коих уже не выучить новым приемам совершенно чуждого им капиталистического способа выживания. И нужно быть отпетым негодяем или ярким образцом полоумия, чтобы замахнуться на жизнь наших стариков, сделав помойки источником их пропитания.
Нелишне напомнить, что и сами мы когда-нибудь окажемся пенсионерами.
Я еще некоторое время доказывал разумность управления городом с учетом нужд большинства его жителей, но после того как распаренный Собчак назвал ветеранов войны 'красными недобитками', резко прекратил разговор. Несовместимость наших полюсов и тут была очевидна.
До сих пор звенит в ушах эта презрительная кличка, вскользь данная Собчаком всем тем, кто сражался за нашу Родину: 'командовал ротами и умирал на снегу'. Как, бывало, пели за столом со слезами на глазах, вспоминая павших товарищей, собиравшиеся по праздникам в послевоенные годы к нам, совсем еще в ту пору молодые, увешанные боевыми орденами ребята — фронтовые друзья моих родителей. И даже мы, детсадовские пацаны, озаренные внезапным пониманием, отрывались от незамысловатых своих игрушек и замолкали, поглядывая с трепетом совсем еще юных сердец на увлажняющиеся глаза бывших солдат и их подрагивающие руки, которыми было передавлено горло врага. Дети разделяли волнение и чувства своих отцов. Поэтому банное выражение лица Собчака, замотанного с головой в простыню, постоянно всплывало в моей памяти, когда я слушал по телевидению его очередные разглагольствования о том, как он «ценит» ветеранов и делает все возможное, чтобы им помочь. Известное изречение Абуталиба гласит: 'Кто выстрелит по прошлому из пистолета, по тому будущее выстрелит из пушки'. Важно, чтобы Собчак не смылся из нашей страны к тому моменту, когда уже все поймут, что он собой представляет.
С каждым новым днем сквозь внешний лоск и импортный глянец медленно, но все более отчетливо проступал на этой разглядываемой мною переводной картинке образ врага. Приходилось только сожалеть, что возмездие за содеянное обычно постигает следующие поколения. Таким образом, творят одни, а платят, как правило, другие.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В тот раз после «показухи» десантуры «патрон» повел себя, словно голодный козел, случайно наткнувшийся на капустную грядку небольших размеров: вмиг стал азартен, конкретен, собран и четок, что обычно наблюдалось за ним лишь при стремлении к достижению корыстных интересов. Во всем же остальном, его лично не касающемся, он никогда не выходил за рамки фотогеничного, лозунгового, прекраснодушного, примитивно-абстрактного популизма с сильно напудренным и неестественно напомаженным лицом, как у привокзальных проституток, какое он каждый раз делал перед съемкой на телевидении.
В бане нас ждал массажист и большая барокамера, куда Собчак тут же, едва успев раздеться, забрался, начисто запамятовав рекомендации «сердечного» пастыря — доктора Кулика, но помня «прорицание» Глобы. Для страховки мне пришлось лезть туда тоже. «Погружение» в кислород и «всплытие» прошло успешно. После раздраивания люка барокамеры небольшой звон в ушах вновь, вероятно, напомнил «патрону» разбитые бутылки, и он стал опять сокрушаться о таком неслыханном расточительстве. Незатухающая реакция Собчака по поводу битья стеклотары меня стала забавлять. Так относиться к ней мог только человек, считавший, например, подарок простой бутылки дворнику, собирающему мусор на лестнице, сильным подрывом благосостояния собственной семьи.
Бодро войдя в парилку с уже красным после барокамеры лицом и в войлочной панаме набекрень, «патрон» тут же завел разговор о необходимости скорейшей ломки системы единого народно-хозяйственного комплекса и перехода всех поголовно предприятий на прямые экономические связи, от которых, как сказал Собчак, будет в восторге большинство трудовых коллективов города и страны. Эту идейку «патрону» недавно подбросил Георгий Хижа, будущий вице-премьер России, прекрасно, в отличие от Собчака, понимавший всю пагубность для промышленности предлагаемой затеи и потому решивший использовать равнодушно-бездумный собчачий лоббизм для достижения каких-то своих целей. Хижа успел присмотреться к Собчаку и заметить: американская поговорка 'Не пытайся чинить то, что не сломано' «патроном» воспринимается не как любым нормальным человеком, исключающим ковыряние исправно действующего механизма, а, наоборот, рекомендацией все сперва сломать, обуянному страстью, потом починить (понимай: реформировать). Узрев это качество, Хижа действовал наверняка, найдя в «патроне» отзывчивого распространителя и пропагандиста даже не принадлежавших ему разрушительных идей, но с удовольствием приписывающего себе как минимум их соавторство.
Примостившись на самом верхнем полке парилки вместе с замоченными в бадейке вениками, ожидавшими, пока распарится тело «патрона», я молча внимал его восторженно-победоносному монологу о том, как «реформаты», нанятые развалить нашу страну, фактически с успехом уничтожают сам воздух, которым все, не замечая того, дышат, при этом уверяя, что без воздуха будет всем еще лучше. Но самое удивительное: большинство народа им удалось в этом абсурде убедить. Да! Воистину неисповедимы дела твои, Господи! Ведь у нас и восторг легко довести до абсурда. Думаю, только в России могут в согласии жить и сосуществовать авторы программы удушения вместе с теми, кого они собираются душить. Это, действительно, умом не понять и с аршином бесполезно примеряться. Ведь к чему может привести излагаемая Собчаком ломка хозяйственного механизма, было ясно, не выходя из парилки: сперва вытечет из страны сырьевая и ресурсная кровь, а затем остановится ее индустриальное сердце, и уж потом произойдет разложение единого цельного организма. Чтобы такое понять, родственником А. Гайдара — автора книги о «тимуровцах», быть вовсе не обязательно. Свое мнение я изложил Собчаку, для доходчивости акцентируя эту точку зрения ударами двух веников по его лоснящейся от пота спине и ниже. Не слушая меня и под напором пара покрякивая, как охотничий утиный манок, «патрон» продолжал строить модель брутального «реформирования» жизни с тотальной невозможностью выжить в ней всех неспособных пристроиться. Его речь попахивала смрадом идей переустройства России, достойных разве что писателя Шикльгрубера, больше известного в истории под фамилией Гитлер, который на фоне сегодняшних 'побед демократов' выглядит просто мелким пакостником.
Освободившись из цепких лап массажиста, «патрон» с видом блаженного принялся за горячий грог с разнообразными бутербродами, показывая манерой их съедания, что это был основной продукт питания все долгие академические годы, но не такой изысканный, судя по зачарованному оглядыванию каждого очередного бутерброда с икрой перед отправлением его в рот. Отвалившись наконец от самовара, Собчак перевел общеинформационный разговор в неожиданное для меня русло. Ко времени, о каком идет речь, у него уже накопилась целая картотека строго индивидуализированных врагов, борьба с которыми смахивала на принцип беличьего колеса. Только что он с помощью давнего своего знакомого, адвоката Ю. Шмидта,
