К 20-летию своего детища (2002 год) Мюллер разговорился: начал давать интервью и публиковать собственные статьи про «Инзель Хомбройх». Но и здесь не внес особой ясности. Его тексты напоминают стихотворения в прозе, где автор пишет об острове как о Прекрасной Даме (в немецком языке слово «остров» женского рода):
Ну что тут скажешь? Вместо того чтобы хоть что-то объяснить, Карл-Генрих продолжал творчески самовыражаться.
Как известно, новое – это хорошо забытое старое. При всей кажущейся инновационности действий Мюллера в них слышны отголоски давних споров о природе музея. На теоретическом уровне существуют две модели музея: просветительская и гедонистическая. Первая направлена на обучение и воспитание зрителя, вторая ориентирована на медитацию и эстетическое наслаждение. На практике большинство музеев являют собой компромисс между этими системами взглядов. Хотя чисто просветительские музеи встречаются: например, учебные музеи кафедр и факультетов в крупных университетах. А вот гедонистическая модель реализуется исключительно редко. «Инзель Хомбройх» – одно из таких исключений… И, пожалуй, самое радикальное.
Искусство в коллекции Мюллера анонимно, как анонимны луга и поля, его окружающие. Зрителю дано просто созерцать, любое знание в таком контексте кажется обременительным. Картины лишены этикеток не потому, что вас хотят заставить отгадывать загадки, а потому что в рамках гедонистической концепции аннотации не нужны. Это произведение прекрасно, так не все ли равно, кто его автор? И какая разница, нарисовано ли оно или это вид через открытую дверь? Смотри, слушай пение птиц и журчание воды… Очень скоро вся эта игра затягивает, и ты начисто забываешь о том, что в музее положены этикетки.
Если «Павильон Граубнера» удивлял отсутствием произведений Граубнера, то «Дом Анатоля» полностью оправдывает ожидания. Известный персонаж дюссельдорфской артсцены 1970-х скульптор Анатоль Херцфельд – бывший полицейский, ученик прославленного Йозефа Бойса и большой оригинал – буквально наводнил парк своими творениями из камня и металла. По мере приближения к «Дому» число скульптур на квадратный метр заметно возрастает. А подойдя к «Дому Анатоля Херцфельда», вы обнаруживаете самого Анатоля Херцфельда – вполне живого и даже занятого каким-нибудь делом. В моем случае он сидел перед домом и пил чай. Оказывается, дом Анатоля – не название павильона, а реальный жилой дом скульптора.
В этой связи позволю себе маленькое лирическое отступление. Я сам много лет был сотрудником музея. И на вопрос: «Где Вы работаете?», нередко задаваемый при знакомстве, я на законном основании отвечал: «В Третьяковской галерее». Частенько на это собеседник понимающе кивал: «Так Вы художник!» Складывалось впечатление, что, по мнению большинства граждан, художники работают в музеях. А возможно, там и живут… Это представление о музейной жизни всегда казалось мне весьма далеким от реальности, и я никак не предполагал, что увижу нечто подобное в натуре. Но, как говорится: «Век живи…»
На территории «Инзель Хомбройх» есть несколько зданий, где постоянно живут и работают художники и поэты. Некоторые из них поселились там сразу после приобретения Мюллером участка. Бывший амбар перестроен Эрвином Хеерихом в помещение для выставок и музыкальных концертов. Фестивали современной музыки, так же как и литературные чтения, – еще одна составляющая жизни музея. В качестве дома творчества используется Розовый дом – первоначальное усадебное здание, построенное в 1816 году. В отличие от бывшего полицейского Анатоля, который любит в хорошую погоду выйти из домика и произнести какую-нибудь сентенцию или поработать на глазах у всех, обитатели ателье и Розового дома не стремятся общаться с посетителями и переносить свои творческие лаборатории в публичное пространство. Такое в «Инзель Хомбройх» тоже возможно: здесь каждый живет и творит, как ему хочется. Но присутствие всех этих людей ощущается…
Своего апогея идея наслаждения простотой достигает в бесплатном музейном кафе. Его меню есть смысл привести полностью: картофель в мундире, смальц (топленое сало с жареным луком), крутые яйца, традиционное немецкое яблочное пюре, крестьянский хлеб с семечками и изюмом, вода, чай, кофе. То есть самая неприхотливая, натуральная пища. Однако после многочасовой прогулки вся эта снедь поедается с громадным удовольствием. Вообще, если парк и павильоны «Инзель Хомбройх» кажутся пустыми, то в кафе жизнь бьет ключом. Часть посетителей явно начинает знакомство с прекрасным именно отсюда. Можно заглянуть в кафе и в середине маршрута, оно находится в самом центре музейной территории. Возможно, такое местоположение – тоже форма проявления гедонистических идей Мюллера. И надо заметить, не самая плохая…
Кульминационной точкой развития «Инзель Хомбройх» стал 1995 год, когда была куплена и присоединена к музею заброшенная территория бывшей ракетной базы НАТО (закрытой в 1989 году). Тем самым экологичный проект Мюллера приобрел еще и антимилитаристский характер.
В блестящих дюралевых ангарах и высокой дозорной башне расположились поэтические лаборатории и художественные мастерские. Территория украсилась скульптурами, среди которых выделяется как минимум размером 14-метровое творение Эдуардо Чиллиды. Было выстроено новое здание Международного института биофизики, выросли коттеджи для архитекторов и художников и, наконец, по проекту японца Тадао Андо построено великолепное здание Фонда Ланген. Летом 2004 года в нем откроется музей, где разместится художественное собрание семьи Ланген (модернизм и японское искусство).
Все вместе это называется «Культурно-рабочее пространство „Инзель Хомбройх“. Когда Мюллер впервые отправился осмотреть купленную им ракетную базу, у бывшего КПП его встретил огромный плакат со словами „Внимание! Охраняемая военная зона!“ и длинным перечнем того, чего нельзя делать за 50 м от ограды, за 100 м от ограды, и категорическим запретом на фотографирование и „любую другую съемку“. Как ни странно, именно этот плакат, вошедший позднее во все буклеты и каталоги „Инзель Хомбройх“, заложил концептуальные основы развития территории. Теперь на ракетной базе разрешено все. Главный принцип здесь – открытость, поэтому доступ на базу круглосуточный, нет никаких часов работы. Это место, в которое человек может прийти в любое время, чтобы творить. Мюллер называет эту концепцию „культурной лабораторией“.
И еще одна показательная деталь. Понятно, что легче всего было бы отнестись к присоединенной территории просто как к земельному участку с несколькими постройками. Мало ли что тут было раньше – перепахать и забыть! Но не таков Мюллер. Он и его «команда» работали с попавшим к ним в руки материалом в постмодернистском духе: радикально изменив смыслы, они сохранили и постоянно обыгрывают военную топонимику. Похоже, все получают отдельное удовольствие от того, что официальный адрес Музея Ланген: «Ракетная база Хомбройх, д. 1». Конечно, в основе здесь лежит программная установка: мы не хотим делать вид, что никогда не бряцали оружием и всегда были миротворцами, мы не будем писать свою историю заново. Мы проведем «арт-конверсию». Наш девиз: «Вместо работы на войну, работа на культуру!»
Карл-Генрих Мюллер – фигура уникальная. Конечно, Европа знавала и коллекционеров-фанатов, способных отдать последнее для пополнения собрания, и меценатов, именами которых названы музеи крупных городов. Но, к примеру, Музей Людвига в Кельне и Музей Леопольда в Вене, где разместились их собрания, были построены не Людвигом и Леопольдом, а городскими властями. Собрать коллекцию, выстроить для нее музейное здание и, «обвязав ленточкой», подарить городу – это скорее по-американски, чем по-европейски. Но Мюллер не укладывается и в американские стереотипы. Его явно интересует не создание имиджа, а чистая идея (в духе немецкой классической философии). В отличие от американских донаторов, чьи имена в бронзе и мраморе красуются на каждой стенке облагодетельствованных ими музеев, имя Мюллера не упомянуто даже в буклете для посетителей (не говоря уже о полном отсутствии табличек). Необычно и то, что Мюллер создавал «Инзель Хомбройх» не на прибыли. Он отошел от риэлтерской деятельности и вложил весь свой капитал в расширение острова.
В 1996 году деньги кончились… Тут-то и наступил момент преподнести подарок родной стране.
