учимся у окружающего животного мира, все больше у него заимствуем.
Вертолет жужжал в поле, раскручивая винт. Потом, словно нехотя, оторвался от земли и низко завис, борясь с земным притяжением. Потом сразу набрал высоту и скрылся за лесом. Вертолет был похож на пузатого шмеля.
— Сначала мы остановились на кораллах, — продолжал Кушак, жестикулируя ломтем хлеба. — Коралловые рифы тянутся на тысячи километров. Миллионы поколений коралловых полипов, умирая, вкладывают свои скелеты в стену общего дома. Но кораллы живут в воде, строят рифы в течение тысяч лет и, кроме того, нуждаются в органической пище. Нам удалось найти среди мадрепоровых кораллов виды, способные усваивать неорганическую пищу, нам удалось даже ускорить процесс размножения мадрепор, но с попытками извлечь их на воздух мы потерпели неудачу. Правда, опытов с ними мы не прекратили — быстрорастущие коралловые рифы пригодятся морским строителям. Но успеха мы добились в конце концов не с кораллами, а с мутациями фораминифер, раковинных амеб — коралловые полипы были слишком сложными существами для того, чтобы коренным образом изменить их повадки в течение нескольких лет…
— Материал этот, — объяснял Кушак Вольскому, — если рассматривать его под микроскопом, состоит из ракушек амеб.
— У амеб нет ракушек, — поправил его Вольский.
— Это раковинные амебы, близкие к фораминиферам, — пояснил Кушак.
— Так бы и говорил. — Вольский сказал это так, словно всю жизнь возился с фораминиферами.
— Это именно те простейшие, из останков которых сложены известняки Крыма и Усть-Урта. Мы научили их жить в воздухе и размножаться с завидной быстротой. Вот этот кубик, который ты держишь в руках, вырос у нас вчера за пятнадцать минут. Ты представляешь, что это значит?
— Представляю, — сказал Вольский.
Пока что он ничего не представлял. Он только хотел получить этот кубик.
— Мы скоро переходим к полевым испытаниям, — продолжал Кушак. — И весьма возможно, столкнемся с тобой, ведь это в какой-то степени новая техника строительства.
— Разумеется, — сказал Вольский. — И я окажу всяческое содействие.
— Спасибо. Мы предлагаем делать металлическую опалубку и закладывать в нее затравку амеб. — Кушак показал на полку, где выстроились рядами пробирки, заполненные розовым веществом — Как только раковины амеб заполнят пространство внутри опалубки, их убивают — и дом готов. Конечно, это не так просто, как кажется на словах…
Вольский подошел к полке, снял одну из пробирок.
— А что они жрут?
— Это самое главное. Извлекают азот из воздуха. А материал для раковин берут из земли, одновременно строя фундамент дома.
— А дом в яму не ухнет?
— Нет, «раковин» — материал пористый, он заполняет все поры в земле. А вес дома ничтожен. Сравнительно ничтожен.
— Теперь все ясно, — сказал Вольский. — Значит, так, ты даешь мне образцы материала, и я срочно везу их в Москву. Это же докторская диссертация. И не одна. Тут и тебе, и твоим людям, и мне самому хватит. Правда, Колюша?
В глазах Вольского горели светлые огни человека, который не зря жертвовал всем ради дружбы. Судьба отплатила ему за бескорыстие сторицей. Он понял.
— И попрошу тебя, Коленька, пойми меня правильно, без моего сигнала ни с кем в министерстве не связывайся. Я сам организую. Завтра же я на приеме у министра. Он меня знает. Какое счастье, что ты обратился ко мне!
Когда Кушак попытался как-то уменьшить энтузиазм, Вольский его слушать не стал. Он совершал выгодный обмен. Он засовывал в портфель куски розового «раковина», и Кушак в очередной раз сдался. В конце концов все равно надо было подключать строителей, и энергичный Вольский лучше других сможет пробить ведомственные барьеры. А куски материала были мертвы, и никакой опасности для окружающих не представляли.
Потом Вольский принялся выпрашивать пробирку с живой культурой. Тут уж Кушак стоял насмерть. Полчаса они спорили, и в конце концов Вольский ушел ни с чем, а Кушак остался в лаборатории, несколько оглушенный, но довольный тем, что устоял перед натиском «ангела».
А когда на следующий день лаборантка сказала, что одной пробирки не хватает, Кушак не связал ее исчезновение с визитом Вольского. Он представлял себе, как Вольский обходит кабинеты министерства и выкладывает на столы розовые кубики. Он ждал звонка из Москвы. На третий день ему позвонили. И попросили немедленно вылететь в Москву. Но не в министерство строительства, а в подмосковный дачный поселок. Там растет его «коралл». И ничего поделать с ним не могут. Стоит отрубить от него кусок — это место зарастает вновь. Подкоп тоже не дал результатов. Но самое грустное внутри «коралла» оказался человек. И извлечь его пока не могут…
— Он унес одну из пробирок, — сказал Кушак, вставая из-за стола. — Добро бы потащил ее в министерство, а то решил извлечь из нее для себя пользу соорудить бесплатную дачу.
— Я так думаю, — сказал задумчиво Грикуров, — если снять слой материала, там внутри обнаружится самодельная опалубка. Он только недооценил возможности ваших амеб.
Поджидая, пока бурильщики выпилят отверстие в стене замка, они уселись в жидкой тени яблонек. Косые лучи солнца прорезали розовую пыль.
— Он так спешил, — закончил Кушак, — убраться из лаборатории, пока я не заметил пропажи пробирки, что не захватил ампулу с бактериями, убивающими фораминифер. Его счастье, что колония имеет тенденцию развиваться по вертикали — амебы оставили ему в середине жизненное пространство.
— Ну да, — сказал химик. — Он рассыпал культуру внутри своей опалубки и стал ждать, пока дом вырастет. И опоздал выбраться наружу.
— Его будут судить, — сказал убежденно молодой человек.
Кушак улыбнулся.
— Судить надо меня. Я его воспитал. Ни разу у меня не хватило силы духа послать его ко всем чертям. Вот он и брал.
— Вы не один такой, — сказал Грикуров.
— А с другой стороны, — сказал Кушак, — объективно он принес нам пользу. Поставил опыт в промышленном масштабе.
— Нет, — сказал молодой человек. — Его надо судить. Или заставить возместить ущерб. — Молодой человек показал на дачников, стаскивающих матрацы и посуду в дома.
— Здесь он! — закричал бригадир бурильщиков. — Живой!
— Пошли, — сказал Кушак, поднимаясь. Он не сомневался в способностях «ангела». — Года через два мы все будем жить в домах, построенных по «методу Вольского».
— Тогда я напишу в газету, — сказал Грикуров. — Это будет фельетон века.
Вольского извлекли из люка. Он обессилел, ноги его не держали. Он увидел Кушака, но взгляд его не задержался на школьном товарище. Он прошептал:
— Воды…
Шепот показался Кушаку несколько театральным. Хотя он тут же подумал, что несправедлив к Вольскому. Тому пришлось многое перенести — несколько часов в розовой душной камере, и стены все сближаются и сближаются…
Напившись, Вольский разрешил санитарам отвести себя под руки к «скорой помощи». От носилок он отказался. Он прошел совсем рядом с Кушаком, узнал его наконец, но не смутился.
— Как же ты мог, Коленька? — сказал он тихо.
— Что? — удивился Кушак.
— Как же ты недоработанный материал в производство пустил? — продолжал Вольский. — Я же чуть не погиб на испытаниях.
— Ты все продумал, пока сидел там? — спросил Кушак.
— Да, Колюша, — сказал Вольский, глядя ему прямо в глаза, — я многое продумал.
