огонь. Через мгновение он уже не слышал собственного голоса, в глазах появилось двоение.
На пароходе, плывшем в Венецию, ему стало совсем плохо. Голова все время кружилась, рана на ней — последствие ожогов — гноилась, и все внутри адски болело. Однако он отправился на машине из Венеции в свою любимую Испанию. По дороге он понял, что явно переоценил свои силы.
Вернувшись в Финку, писатель по совету врачей сел на диету и стал значительно меньше пить. Он надеялся, что, поправив здоровье, снова сможет писать. Его пишущая машинка, стук которой он сравнивал с треском пулемета, молчала и пылилась. 28 октября 1954 года ему была присуждена Нобелевская премия по литературе за повесть «Старик и море». Эрнест боялся зазнаться и говорил: «Премия — это проститутка, которая может заразить дурной болезнью. Слава — сестра смерти».
Вокруг его персоны начался подлинный ажиотаж. В письмах друзьям он жалуется, что репортеры буквально вламываются в его дом. «Я чувствую себя так, словно кто-то оправился в моей личной жизни», — писал Хемингуэй, после чего на некоторое время переселился на «Пилар», где с грустью обнаружил, что вытаскивать больших марлинов ему уже не под силу. Он стал часто ссориться с Мэри, но жена считала, что гению все позволено, и относилась к его часто несправедливым обвинениям как к милому детскому лепету. К своей последней жене писатель чувствует глубокую привязанность. «Когда ее нет, наша Финка пуста, как бутылка, из которой выцедили все до капли», — писал он. В середине пятидесятых на Кубе началась революция. Как всегда писатель не обращал внимания на опасность и продолжал жить в Финке. Однажды солдаты диктатора Батисты, ворвавшись в его дом в поисках оружия, убили Блэк Дога — старого пса писателя, который предпринял героическую попытку защитить Финку. Это надолго лишило его душевного равновесия. Он не мог писать, если старый пес не лежал рядом на шкуре куду. Хемингуэй больше не чувствовал себя здесь как дома. Он любил Финку — любил, чтобы его кошки сидели на столе и у него на плечах, когда он пишет, любил загорать на крыше башни и сидеть на ступеньке, которую никогда не позволял ремонтировать, потому что сквозь нее проросли цветы. Но он знал, что должен отсюда уехать. И уехал.
Осень 1958 года он встретил в городке Кетчум на западе США. В это время в Париже, в отеле «Ритц», нашли в камере хранения два его чемодана, лежавшие там с 20-х годов. В них были книги, вырезки, блокноты, вещи, когда-то важные для писателя. Когда Хемингуэй перебирал все это, у него возникла мысль написать воспоминания о своей парижской жизни. Он пытался начать новую книгу, но у него ничего не выходило. Свое шестидесятилетие Эрнест отметил на вилле под Малагой, повеселившись вовсю. Он отстреливал пепел с сигареты, которую его друг держал в зубах, с удовольствием пробовал изысканную еду и вина, заказанные Мэри. Потом, когда ракета во время фейерверка упала на пальму и приехали пожарные, Эрнест с друзьями напоили их и стали ездить вокруг виллы на пожарной машине с сиреной. Осенью 1960 года у него сильно упало зрение. Он боялся спать из-за ночных кошмаров. По возвращении в Кетчум появились и другие тревожные симптомы болезни. Он уверял всех, что за ним следят агенты ФБР, что полиция хочет его арестовать. Однажды он пришел в сильное беспокойство, потому что решил, что разорен. Мэри, желая его успокоить, позвонила в банк в Нью-Йорке, чтобы убедить его в том, что его счет полон. Однако навязчивая мысль о финансовом крахе его не покидала. Хемингуэй не желал признавать себя душевно нездоровым и обращаться к психиатру. Он считал это проявлением слабости. Он думал, что только он сам может себе помочь. Наконец Мэри уговорила его лечь в клинику Мэйо в Рочестере, под предлогом лечения гипертонии, которой он давно страдал. Весь город состоял из всемирно известной больницы и многочисленных гостиниц вокруг, где жили родные и близкие пациентов. Мэри сняла комнату в отеле и каждый день навещала мужа. Писатель иронизировал, что он живет в клинике под чужой фамилией Lord — Господь. Однако вскоре газетчики узнали о том, что Папа Хемингуэй не на шутку болен. Между тем его состояние не улучшалось, и врачи решили, что домашняя обстановка пойдет ему на пользу. В Кетчуме он пытался продолжить работу над книгой парижских воспоминаний, но ничего не мог из себя выжать. «Это потрясающая книга, я знаю, как все должно быть, но у меня ничего не получается». Он обвинял врачей и Мэри в том, что они загубили его талант, говорил, что предпочитает быть психом и уметь писать, чем быть как все. Когда от него потребовалось написать предисловие из нескольких строчек для публикации одной старой книги, он тщетно пытался связать слова в предложения, плакал… и, в конце концов, через две недели с помощью Мэри сочинил нужный текст.
В Хемингуэе всегда жили два человека: один внимательный и дисциплинированный творец, не встающий из-за машинки, пока не напишет нужное количество слов, и другой — охотник и рыболов без страха и упрека, который восторгался пойманной меч-рыбой больше, чем первый — опубликованным романом или полученной премией. Но один не мог жить без другого. Второй не мог спокойно стрелять куропаток, если первый не был полон замыслов о грядущих книгах. Когда умер писатель-Хемингуэй, жизнь Хемингуэя-супермена потеряла всякий смысл. Однажды Мэри застала мужа заряжающим ружье. Она пыталась отвлечь его, попросив прочитать ей предсмертную записку, которую он написал. Он объяснил, что все свое состояние оставляет ей. Пришедший врач и друг Эрнеста забрал у него ружье. В тот же день его повезли обратно в Мэйо. Когда все сели в машину, он заявил, что забыл кое-какие вещи и пошел в дом, где снова попытался застрелиться. Желание умереть было в нем таким же сильным, как раньше — желание жить. Как и в прошлый раз, в Мэйо его лечили сеансами электрошока. После этих болезненных процедур ему снова стало лучше. Когда лечение закончилось, они с Мэри вернулись в Кетчум. Первый вечер дома прошел спокойно, Эрнест казался спокойным и довольным. Утром 2 июля 1961 года, когда все еще спали, Хемингуэй отпер кладовку, куда Мэри спрятала ружья, и взял свою любимую двустволку.
Что такое смерть?..
Он почувствовал себя очень усталым и решил, что обязательно отдохнет там, за рекой, в тени деревьев. Он умер почти сразу и потом увидел яркий дневной свет и почувствовал запах моря. Пол под ногами покачивался в такт волнам, и он понял, что стоит на палубе. Он был на «Пиларе». Яхта была готова к отплытию. Он подошел к штурвалу и вдруг увидел на причале их всех. Он увидел коротко остриженную, похожую на мальчика Брет, а потом Кэт Баркли. А рядом — смугло-золотистая белозубая Мария. И Агнес была там, в белом фартуке медсестры и с книгой в руке. И старик Сантьяго с мачтой на плече. И Хэш в красной домашней тапке на левой ноге. «Как хорошо… — подумал он, — они все пришли проводить меня». Он завел мотор. Море лежало перед ним — ласковое, теплое, как любимая женщина. Причал скрылся из глаз. «Как это легко — когда тебя победили. Я и не знал, что это так легко…» — подумал писатель. Он уходил все дальше, прислушиваясь к вечному дыханию моря.
Наталья Клевалина
Арсенал: Оружие большого шантажа
Все создатели ядерного оружия искренне полагали, что они делают благое дело, спасая мир от «коричневой чумы», «коммунистической заразы» и «империалистической экспансии». Для стран, стремившихся к обладанию энергией атома, это было архиважной задачей — бомба выступала символом и гарантом их национальной безопасности и спокойного будущего. Самое смертоносное из всех изобретенных человеком орудий убийства в глазах создателей было и самым мощным гарантом мира на Земле.
Десятилетия, прошедшие после печальных событий начала августа 1945 года — взрывов американских атомных бомб над японскими городами Хиросима и Нагасаки, — подтвердили правоту ученых, давших в руки политиков небывалое оружие нападения и возмездия. Двух боевых применений вполне хватило для того, чтобы мы смогли прожить 60 лет, обходясь в военных действиях без применения ядерного оружия. И очень хочется надеяться на то, что данный вид оружия так и останется главным сдерживающим фактором новой мировой войны и никогда не будет применен по боевому назначению.
Ядерное оружие определяют как «оружие массового поражения взрывного действия, основанное на использовании энергии, выделяющейся при ядерных реакциях деления или синтеза». Соответственно ядерные заряды разделяют на ядерные и термоядерные. Пути освобождения энергии атомного ядра с
