квартиры на верхних этажах, как становится ясно: это один из лучших домов Москвы, главное богатство которого – потрясающие виды. Да мы, собственно, хорошо знаем эти панорамы – по сцене на крыше между Мягковым и Фрейндлих в «Служебном романе» и по шахназаровскому «Курьеру». Прославился и подвал дома: в нем с 1915 года находилось легендарное театральное кабаре «Летучая мышь» – создание конферансье Никиты Балиева, ученика К.С. Станиславского (сам Станиславский в шутку называл себя крестным отцом театра). Возможно, под слоем краски еще сохранились росписи Судейкина, украшавшие театральный подвал.
Но вернемся наверх. В 1916 году здесь с большой помпой открылось кафе «Крыша». Оно просуществовало недолго (власти быстро закрыли его якобы ради пожарной безопасности), однако в годы нэпа заведение воскресло как кафе-столовая Моссельпрома. Кормили здесь дешево и вкусно, а с девяти вечера – если верить старому плакату – играл оркестр, в закрытом зале и под открытым небом крутили кино. Как пишут биографы дома, Владимир Бессонов и Рашид Янгиров, в те же 1920-е годы на крыше «разбили скверик… с фонтаном, устроили небольшую… футбольную и волейбольную площадку» (мячи, разумеется, нередко летели вниз и за ними приходилось бегать). В 1937 году спортивные секции закрыли, а около трети тогдашних жильцов – репрессировали.
Все началось еще до революции. В 1907 году император Николай II отвел площадку перед домом генерал-губернатора для установки громадного памятника генералу Михаилу Скобелеву, знаменитому покорителю Средней Азии, участнику боев с турками на Шипке (ныне возвращенному из забытья Борисом Акуниным). Установленный в 1910 году монумент был немедленно разгромлен критиками. Однако, по компетентному свидетельству Владимира Гиляровского, прохожим он нравился: «Только и слышу о памятнике Скобелеву, что это лубок, а не произведение искусства. А толпы народа… восторгаются им, видят в нем „Белого генерала“, своего народного героя».
Так или иначе, памятник этот прожил недолго – к первой годовщине Октября его взорвали. Однако новым хозяевам страны не понравилось и пустое место перед Моссоветом. Тогда скульптор Н.А. Андреев и архитектор Д.П. Осипов быстро создали для площади Обелиск Свободы. Ансамбль дополнила крохотная трибуна, с которой на митингах выступали ораторы – в частности Владимир Маяковский, до революции выступавший и у памятника Скобелеву.
Но и обелиск Свободы не устраивал. По преданию, известный лингвист, автор классического учебника по общему языкознанию Александр Реформатский заметил, взглянув на памятник: «А почему у нас Свобода против Моссовета?» Да и сама власть хотела видеть на этой площади нечто более весомое и ценное.
В результате памятник ненадолго пережил старую Тверскую: в 1941 году его, как и старые дома… тоже взорвали – по причине «несоответствия духу времени». В Советском Союзе, где каждое событие становилось знаковым, уничтожение памятника Свободы в апреле 1941 года уже никого не удивило. От монумента осталась лишь голова статуи – прекрасный образец «пролетарской дорики». Ныне она выставлена в Третьяковской галерее на Крымском Валу.
Нынешний вариант оформления площади – памятник Юрию Долгорукому – был заложен в 1947 году (в честь 800-летия столицы) и являет собой едва ли не самый яркий образец сталинского монументального искусства. Смену скульптурного караула напротив Моссовета спокойно наблюдал еще один памятник – Владимир Ильич Ленин работы скульптора Сергея Меркурова (1940). Этого Ильича в оригинальном шоколадном граните москвичи не знают, а точнее, просто не видят: ведь, чтобы разглядеть его, нужно спуститься в глубь площади вниз по лесенке.
Получается курьез: один памятник смотрит в спину другому – так же, как до недавнего времени на Театральной площади большевик Яков Свердлов смотрел в спину основоположнику коммунизма Карлу Марксу. Теперь Маркс остался на Театральной в одиночестве, а вот Ленин по-прежнему может любоваться Юрием Долгоруким.
Она поражает своим размахом. Да это как бы и не Тверская уже, здесь все по-другому, прежде всего настроение. Тверская – улица деловитая, скоростная, а Пушкинская площадь вся «про» отдых, спокойное размышление, встречу. Придет или не придет? Любит – не любит? А все из-за памятника Александру Сергеевичу скульптора А. Опекушина, появившегося в конце эпохи реформ Александра II. Небольшой по размерам монумент держит всю площадь с ее разношерстной застройкой: от главного здания комбината «Известия» (1925-1927), напоминающего пульт управления диковинной машины (ранний памятник советского конструктивизма), до кинотеатра «Пушкинский» (ранее «Россия») 1961 года – одного из ключевых произведений «оттепельной» архитектуры, возведенного на месте Страстного монастыря.
Еще недавно взгляд поэта был обращен на рекламу газировки с лозунгом «Бери от жизни все». «Фамусовы» негодовали: это, мол, оскорбительно для поэта. Хотя, с другой стороны, Пушкин ведь «наше все». Рекламу, впрочем, уже сняли. Еще раньше (в 1950) огорчение москвичей вызвала перестановка памятника из устья Тверского бульвара на нынешнее место перед кинотеатром (после того, как снос Страстного монастыря лишил площадь центральной доминанты). «Наших богов хоть редко, но переставляли… Этот – всегда стоял. Памятник Пушкину был первым моим видением неприкосновенности и непреложности», – писала задолго до того Марина Цветаева. Быть может, потому эта нехитрая перестановка по сей день вызывает недовольство у старожилов.
Уже более столетия подножие памятника Пушкину – самое популярное наземное место встречи москвичей, с которым могла бы поспорить разве что колоннада Большого театра. Вокруг Пушкина – узкая полоска сквера при кинотеатре «Россия» с любителями пива на скамейках. И – все: площадь, по сути, закончилась – дальше разливается бескрайнее автомобильное море. Движение здесь столь напряженно (переходить улицу на углу Тверского бульвара опасно для жизни при любом сигнале светофора), что московские власти даже приняли решение увести его в туннель.
И уже совсем по-другому чувствуешь себя в знаменитом переходе на Пушкинской. Это не только старейший подземный переход Москвы; это – царство полузабытых 90-х с их бесконечными ларьками, в которых продается вперемешку все, что угодно, – от жвачки до элитной косметики и дорогих фотоаппаратов. Здесь царит нехарактерный для нынешней Тверской какой-то привокзальный дух – однако бывает, что заглядывают и вполне респектабельные люди (например, в киоск для киноманов). Здесь же 8 августа 2000 года произошла страшная трагедия – взрыв, в результате которого погибли 13 человек.
Если сравнивать с ней улицу Горького 1980-х годов с ее пыльными витринами, пустыми магазинами и очередями в «Арагви» и кафе «Космос», следует прямо заявить: буржуазный лоск Тверской к лицу и значительно лучше сочетается с полированным гранитом и ценными сортами мрамора. Разве что рекламные вывески могли бы быть посдержаннее.
Но вернемся на землю. Там, где Тверская наконец покидает пределы Пушкинской, островком какой-то старой, спокойной жизни справа возвышается меланхоличный фасад бывшего здания газеты «Русское слово» (Адольф Эрихсон, 1905). За долгие годы советской власти дому (а его ведь тоже двигали!) удалось сохранить и замечательный керамический орнамент, и даже ценнейшее оригинальное остекление в стиле модерн. На втором этаже уже многие годы сидит американский ресторан «Фрайдис». Чуть дальше, за углом, другой след 1990-х с их любовью к «made in America» – кинотеатр «Кодак киномир», один из первых московских кинозалов «нового типа» – с DOLBY и попкорном. В этом же переулке внимательный прохожий заметит здание неописуемой мощи и красоты. Похоже на филиал Саввинского подворья, но на самом деле это ссудная касса, построенная в предреволюционный 1916 год в том же стиле. Экскурсий внутрь не водят, а жаль. Остается лишь любоваться освещенными по вечерам окнами первого этажа: в них открываются чертоги не хуже «Елисеевского»!
Начиная отсюда, Тверская заметно меняется. Гуляющих почти нет; нет и сплошной стеклянной витрины магазинов. К Патриаршим, в царство тихих переулков, манит грандиозная арка в доме с «Бенеттоном» – там, за ней, еще сохранилась старая, двухэтажная Москва, которую все так любят, но никто не бережет.
Но мы пойдем дальше, тем более что по той же левой, нечетной стороне начинается обширная и очень красивая усадьба – в XIX веке Английский клуб, а в недавнем прошлом –
