справляются с валом предлагаемых рукописей, четвертые отвечали, что подобная литература не по их профилю.
В итоге честолюбивые притязания Валентины Вениаминовны Бобковой остались нереализованными.
Редакция еженедельника „Все обо всем“ гудела, как растревоженный улей. Наконец-то ситуация прояснилась, объект начальственного разноса определился. Несколько минут назад Самсоныч вызвал к себе секретаршу и приказал:
— Марго ко мне!
Телефонный разговор с сыном немного снизил интенсивность гнева Змея Горыныча, — видно, Илья пообещал денег, — и все же по тону и грозно сдвинутым бровям шефа Лена сразу поняла, что он вызывает фаворитку отнюдь не для вручения конверта с премией.
Мысленно перекрестившись, что ярость старикана направлена не на нее, Лена вылетела в коридор — и без того рассерженный Змей Горыныч не спустил бы промедления, — на бегу заглянула во все кабинеты и вполголоса торопливо оповестила:
— Старикан вызвал на ковер Марго, бушует — страсть!
Не могла она не поделиться с сотрудниками своей неописуемой радостью наконец-то ненавистной фаворитке начальника достанется на орехи!
Перед комнатой, где сидела Марго, девушка остановилась, постаралась выровнять дыхание, постучалась, вошла и, когда журналистка посмотрела на нее, медовым голосом сообщила:
— Вас вызывает Николай Самсонович, — и многозначительно добавила, уже для сотрудников, деливших с Марго этот кабинет:
— Немедленно.
Не ожидающая подвоха журналистка тут же встала и пошла к начальнику. Следуя за ней на определенном расстоянии, Лена с мстительным удовлетворением отметила, что любимица шефа выглядит совсем не такой заносчивой, как обычно, и даже задумчивой.
„Ну, сейчас получишь…“ — порадовалась девушка, когда виновница гнева замглавреда скрылась за дверью его кабинета. Если уж Змей Горыныч не сбавил обороты после телефонного разговора, — обычно переключение внимания на иной объект значительно гасило его ярость, — значит, причина и в самом деле серьезная, и вскоре все станут свидетелями десятибалльного шторма.
Сотрудники высыпали в коридор и сбились в кучку, чтобы незамедлительно поделиться впечатлениями. Сметливая секретарша настежь распахнула дверь приемной, а дверь в кабинет начальника чуть приоткрыла, чтобы все имели возможность наслаждаться тем, как шеф чихвостит свою протеже.
— Ты что, сдурела?! — орал взбешенный Самсоныч. — Ты что принесла, а?!
— Статью об Астраловой, — пискнула перепуганная Марго, успев подумать, что переборщила, преподнеся знаменитую писательницу как несчастную, одинокую, никем не любимую женщину. Все же эти знаменитости такие обидчивые, к любому слову цепляются, им подавай лишь панегирик, а у нее получился негативный подтекст.
— Вот эту галиматью?! — Змей Горыныч взял еще на тон выше.
По характерному шелесту журналисты поняли, что он гневно потрясает распечаткой статьи Марго. Впервые за годы работы в газете громоподобный голос шефа звучал для них райской музыкой. Торжествующе переглядываясь, они пришли к единодушному мнению — фаворитка вскоре станет бывшей.
— Ну да… Вы же сами сказали, что женские судьбы — мой конек, и велели покопаться в душе писательницы, узнать самое сокровенное и показать ее как личность, как женщину…
Сотрудники газеты переглянулись и хихикнули, но тут раздался рев Змея Горыныча:
— Где ты копалась в ее душе, мать твою?! В морге?
— Ну почему — в морге, — вяло защищалась Марго, не понимая, с чего он так взъярился.
— Да потому что Астралова убита!
— Как — убита?.. — прошелестел голос проштрафившейся журналистки.
— Вот так! Пистолетом! Выстрел в голову — и наповал!
— Я этого не знала… — залелетала Марго.
— Не зна-а-ла?!
Голос Змея Горыныча сорвался на крик, а Егор Сурин с ухмылкой оповестил коллег:
— Сейчас будет еще один труп.
Но ни падения тела убиенной журналистки, ни иных звуков, свидетельствующих о том, что начальник наказал подчиненную физически, не последовало. Наоборот, шеф спросил уже чуть поспокойнее — видимо, утомился орать:
— Почему ты этого не знала?
— Презентация очень долго не начиналась, я не стала дожидаться и ушла, — честно призналась Марго, надеясь, что ее откровенность обезоружит шефа. Провинившаяся журналистка решила признаться, что закружилась в любовном романе, всю неделю провела как в угаре и потому пренебрегла профессиональными обязанностями. Она уже открыла рот, чтобы выложить все это своему покровителю, но тот ее опередил.
— Ну и дура, — уже обычным голосом произнес Самсоныч. — Приличный журналист должен быть в курсе всего происходящего, а профи — заранее почуять сенсацию и опередить всех, первым представив материал в редакцию. А ты была рядом с сенсацией и все прошляпила, идиотка, потому что тебе, видите ли, надоело ждать! Мало того, ты впервые слышишь, что Астралова погибла. Вся Москва гудит об этом убийстве, а журналистка, которую я считал лучшей в коллективе и ставил в пример другим, даже не в курсе, что покойницу уже отпели и похоронили. Прошлявшись где-то почти неделю и даже не удосужившись позвонить, ты имеешь наглость принести фальшивку, да к тому же пишешь о трагически погибшей звезде в столь уничижительной тональности, будто речь идет об уборщице, которую по пьянке поколотил муж. Я ошибся, возлагая на тебя особые надежды. Твой потолок — кропать на коммунально-бытовые темы. Ты уволена.
Забирай свои слезливые писульки и немедленно убирайся вон!
Опять Алла сидела в своем кабинете, смоля одну сигарету за другой, размышляя о своем житье-бытье и спрашивая себя: „Чего я маюсь, чего мне не хватает?..“
Вообще-то ответ на первый взгляд лежит на поверхности. Алла Королева, верная боевая подруга, — человек действия, а обстоятельства вынудили ее томиться в праздном безделье.
Казалось бы, она состоятельная женщина, фирма „Прима“ успешно работает без хозяйки и приносит приличный доход, можно вести образ жизни богатой дамы, кататься с курорта на курорт, а в промежутках между отдыхом от ничегонеделания тусоваться на светских вечеринках, ходить на демонстрации последних достижений высокой моды, глазеть на экзотические туалеты, которые не наденет ни одна нормальная женщина, с умным видом рассуждать, какой очередной шедевр сотворил тот или иной кутюрье, еженедельно обновлять гардероб, посещать салон модного визажиста и прочее в том же духе, но все это ей неинтересно.
Не могла Алла позволить себе плюнуть на рекомендации лечащего врача, любимого мужчины, и опять с головой окунуться в бизнес. Олег опытный хирург, его очень заботит ее здоровье, — после большой кровопотери у нее до сих пор анемия и астения, да и раненая рука пока никакая. Кому же хочется остаться калекой! Вспомнив уродливые багровые шрамы и истонченную, — почти прозрачную левую руку, всю в трофических язвах и струпьях, верная боевая подруга передернулась.
Сколько еще это может продолжаться?.. Даже Олег не в силах дать ответ, хоть и уверяет, что со временем все восстановится и она сможет владеть рукой. В будущем ей предстоит несколько пластических операций, и это тоже мало радует.
Нашла ли она причину своей хандры? Пожалуй, нет. Печалиться на предмет собственного здоровья не в ее характере, Алла всегда относилась к нему наплевательски. До ранения ей пришлось перенести четыре операции, эта — уже пятая, но внимательнее к себе она так и не стала.
„Может быть, мой дискомфорт связан с тем, что я сексуально оголодала?“ — мысленно пошутила
