С легким сердцем поднималась я к маме в гримерную. Марта была там.
— Не очень-то хороший зал, — сказала она. — Дезире всегда не любила дневные спектакли. Вечером совсем другое дело. И не все билеты распроданы. Ей это не понравится. Уж чего она терпеть не может, так это играть в полупустом зале.
— А что, зал на самом деле полупустой?
— Нет, всего лишь не совсем полный. Но она, конечно, это заметила — глаз наметанный. Она чувствует публику, как никто другой.
Вопреки ожиданиям Марты, мама была в хорошем настроении.
— Джефри поскользнулся, когда обнял меня и запел «Я б все так же любил тебя». Чтобы не упасть, он схватился за меня и, представьте, Марта, оторвал пуговицу сзади.
— Вот неуклюжий, этот Джефри, — проворчала Марта. — Ну и вид у него, наверное, был — глупее не бывает.
— Нет, зрители его любят. Эти золотистые волосы, щегольские усы. Женщины без ума от него. Подумаешь, слегка поскользнулся! Это всего лишь подчеркнуло, что в чем-то он такой же человек, как все. И у него не меньше почитателей, чем у меня.
— Глупости. Весь спектакль только на вас и держится, не забывайте об этом. Я не для того все пальцы себе исколола, чтобы вы ставили себя ниже Джефри Коллинза.
— Джефри считает, что это именно он собирает публику.
— Ну и пусть себе считает, кроме него самого никто так не думает. Ну-ка, давайте сюда эту пуговицу. Надо ее поскорее пришить к вечернему спектаклю.
— Ох, еще и вечером. Опять начнется все сначала. Ненавижу дневные спектакли.
— Пришла Ноэль, чтобы вместе поехать домой.
— Как мило, дорогая! Хорошо провела день?
— О, да. Замечательно.
— Я рада, что ты здесь.
— И пора бы ехать, — сказала Марта. — Не забывайте, сегодня у вас еще спектакль.
— Ах, не напоминайте мне, — вздохнула мама.
У выхода нас ожидало несколько человек, желавших хоть мельком увидеть Дезире. Она лучезарно улыбалась и даже обменялась несколькими словами со своими поклонниками.
Томас помог ей сесть в экипаж, Марта и я последовали за ней и сели рядом. Она весело помахала небольшой толпе у выхода и, когда экипаж отъехал, откинулась на спинку сидения, полуприкрыв глаза.
— Ну, что, купила что-нибудь хорошенькое? — спросила она меня.
— Нет, совсем ничего не купила.
Я уже собиралась рассказать ей о своей встрече с Родериком Клеверхемом, но потом остановила себя. Я не знала, как она на самом деле отнеслась к тому, что в прошлый раз я привела его к нам. Тогда она перевела все в шутку, но, думаю, ситуация была довольно щекотливой.
Всю свою жизнь она презирала условности и так много добра делала людям, предпочитая жить так, как ей хочется. Я не раз слышала от нее: если ты живешь, не причиняя никому зла, какой может быть в этом вред?
До тех пор, пока леди Констанс не знала об этой довольно необычной дружбе между ее мужем и знаменитой актрисой, имело ли это какое-то значение? Для строгих блюстителей нравственности — да, но Дезире никогда к ним не принадлежала «Живи и не мешай жить другим — вот мой девиз», — частенько говаривала она. Но, когда тайная жизнь Чарли соприкоснулась с явной, обычной жизнью, может быть настал момент остановиться и подумать.
Я не была уверена, поэтому ничего не сказала ей о своей встрече с Родериком.
Я постаралась перевести разговор на другую тему, о только что закончившемся спектакле. Это она всегда готова была обсуждать. Наконец мы выехали на дорогу и лошадь, как обычно, навострив уши, что нас всегда забавляло, уже готова была понестись галопом, если бы Томас вовремя не придержал ее.
Мама сказала:
— Ну, что за прелесть. Чувствует, что там ее дом. Как это трогательно.
Экипаж уже притормаживал, когда это случилось. Девушка, должно быть, перебегала дорогу как раз перед носом лошади. Я не сразу поняла, что же все-таки произошло. По-моему, Томас круто свернул, чтобы не сбить ее, а потом оказалось, что она лежит навзничь на дороге.
Томас резко остановил лошадь и спрыгнул на землю. За ним последовали мама, Марта и я.
— О, боже! — вскричала мама. — Она ранена.
— Она кинулась прямо Рейнджеру под копыта, — сказал Томас.
Он поднял девушку на руки.
— Ну, как она, сильно пострадала? — взволнованно спросила мама.
— Не знаю, мадам. Думаю, нет.
— Я считаю, ее надо внести в дом, — сказала мама. — А потом мы вызовем доктора.
Томас внес девушку в дом и положил ее на кровать в одной из двух свободных спален.
Миссис Кримп и Кэрри вбежали в комнату.
— Что это? — тяжело дыша проговорила миссис Кримп. — Несчастный случай, ее сбила лошадь? О, Господи, помилуй! Куда же катится мир?
— Миссис Кримп, нам необходим доктор, — сказала мама. — Томас, вам нужно поторопиться. Поезжайте за доктором Грином и привезите его сюда. Бедняжка, она так бледна.
— Такую и перышком можно сбить, не то что лошадью с экипажем. Вон какая тощая, — заметила миссис Кримп.
— Бедняжка, — повторила мама. Она провела ладонью по лбу девушки, отбрасывая назад пряди волос, упавшие на ее лицо.
— Такая молодая, — добавила она.
— Я думаю, ей нужно дать выпить горячего чаю, — предложила я, — с сахаром, и побольше.
Девушка открыла глаза и посмотрела на маму. Я заметила на ее лице выражение, которое уже видела раньше много раз у маминых поклонников и почувствовала гордость, что даже в такой момент она поняла, что перед ней знаменитая Дезире.
И тут я узнала ее. Это была та самая девушка, что стояла у дома, когда мы вернулись из театра после премьеры.
Значит, она уже приходила сюда раньше, чтобы увидеть Дезире. Скорее всего, она действительно одна из этих помешанных на театре девиц, которые обожают знаменитых актрис и мечтают быть похожими на них.
— По-моему, она одна из твоих поклонниц, — сказала я маме. — Я видела ее раньше около нашего дома, она ждала, чтобы увидеть тебя.
Даже сейчас маме было приятно получить подтверждение своей популярности.
Вскоре принесли горячий чай, и мама сама держала чашку, пока девушка пила.
— Ну, вот, — сказала мама. — Уже лучше, правда? Скоро придет доктор. Он посмотрит, нет ли каких- нибудь повреждений.
Девушка попыталась присесть на кровати, и мама успокаивающе сказала ей:
— Лежите-лежите. Вы отдохнете здесь, пока не почувствуете себя достаточно хорошо, чтобы идти. У вас может быть слабость.
— Я… со мной все в порядке, — проговорила девушка.
— Нет, не все. Во всяком случае, не настолько, чтобы встать и идти. Вы останетесь здесь до тех пор, пока мы вам не скажем, что вы можете идти. Может быть, вы хотели бы известить родных или друзей? Они будут беспокоиться о вас?
Она покачала головой и бесцветным голосом, выдававшим ее состояние, произнесла:
— Нет. У меня никого нет.
Губы ее начали подрагивать, и я увидела искреннее сострадание в глазах мамы.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Лайза Феннел.
— Так вот, Лайза Феннел, ты останешься здесь, по крайней мере, до утра, — сказала мама. — Но