— Оно, несомненно, есть. Благодарю тебя, моя дорогая. Ты знаешь, я так рада, что ты приехала тогда. Я часто мысленно возвращаюсь в то время, когда мы сидели с тобой в этой глубокой темной яме. Сейчас люди восхищаются стариной, проходят по этому каменному полу, на котором когда-то мы сидели, спрашивая себя, не пришел ли наш последний час. Я думаю, это стало поворотным моментом в моей жизни.
— И началом нашей дружбы, за что я благодарна судьбе.
— Для меня это было откровением…
К нам подбежала Кэтрин, чтобы показать сорванную маргаритку.
— Это мне? — спросила леди Констанс.
Кэтрин покачала головой и протянула цветок мне.
— У меня есть еще одна, бабушка, — сказал подбежавший к нам Роджер, — это тебе.
Меня растрогала ее радость. В тот момент я подумала, каким полным могло бы быть наше счастье. Я мельком взглянула через плечо на окно комнаты, когда-то принадлежавшей Лайзе. Мне казалось, я почти вижу ее там. Так со мной часто бывало. «Прошло уже шесть лет с того дня, — думала я. — Неужели всегда будет так?»
Дети умчались прочь.
— Хорошо, что все так получилось, — сказала леди Констанс.
— И мы счастливы, — ответила я.
— Чего никогда бы не было, если бы… Мы должны забыть то время, Ноэль. Оно уходит от нас все дальше и дальше. Но я вижу, ты не можешь заставить себя забыть это… совсем.
— А вы?
Она покачала головой.
— Иногда я тоже вспоминаю. Эти воспоминания не оставляют меня подолгу. Я говорю: «Уходи. Ты причинила так много горя за свою жизнь». Я рада, рада, что она умерла, Ноэль. Так было лучше для нее и лучше для всех нас.
— Она могла вылечиться.
— Она никогда не вылечилась бы до конца. И остаться без внуков было бы для меня невыносимо. Внуки — это продолжение рода Клеверхемов в следующих поколениях. Будущее, вот что важнее всего. Но я помню ее и всегда буду помнить.
Она замолчала, откинувшись на спинку кресла. Так прошло несколько минут, и когда я взглянула на нее, ее глаза были закрыты.
Сначала я подумала, что она задремала, но через некоторое время начала беспокоиться.
Я тихонько окликнула ее. Ответа не было. Я дотронулась до ее плеча. Она не шевелилась.
Я позвала на помощь. Мы отнесли ее в постель и послали за доктором.
У нее был сердечный приступ. Через несколько дней ей стало лучше, но она все еще была очень слаба, и доктор Даути сказал, что ей нужен покой.
Он имел с нами серьезную беседу.
— Ей нужно поберечь себя, — сказал он. — Она слишком утомляется. Заставьте ее больше отдыхать. Я знаю, что это нелегко — заставить леди Констанс делать то, чего она сама не хочет, но я считаю, в этом есть необходимость, и вы должны проявить твердость.
— Как вы думаете, она поправится?
— Вы знаете, что сердце — жизненно важный орган. Леди Констанс перенесла тяжелый удар, когда скончалась первая миссис Клеверхем. Я знаю, она выдержала это потрясение, но я заметил, оно не прошло для нее бесследно. Следите, чтобы она ходила очень медленно и, если появятся какие-либо тревожные признаки, тотчас сообщите мне.
Ее здоровье, несомненно, пошатнулось. Она часто оставалась в своей комнате. Каждый день после ленча я обычно водила детей проведать ее. Это было для нее самым приятным событием дня.
Был вечер. Дети зашли пожелать ей спокойной ночи, прежде чем няня поведет их укладывать спать.
Она сказала:
— Останься со мной, Ноэль.
Она полулежала в кровати, прислонясь спиной к подушкам. Дети утомили ее, хотя сама бы она в этом не призналась. Она выглядела хрупкой и уязвимой — слово, которое я никогда не думала употребить по отношению к ней.
— Я хочу поговорить с тобой, — сказала она. — И с Родериком — тоже. Я хочу поговорить с вами обоими.
— Он скоро будет дома, — сказала я.
Она улыбнулась и кивнула.
Я поджидала Родерика. Когда он пришел, мы обнялись и прижались друг к другу, как обычно это делали даже после короткой разлуки. Мы не перестали испытывать благодарность судьбе за то, что мы вместе. В нас еще были свежи воспоминания о прошлом.
— Наверное, что-то случилось. Твоя мама очень хотела поговорить с нами обоими, — сказала я.
— Ей хуже? — встревоженно спросил он.
— Она какая-то другая. Я думаю, мы должны сразу пойти к ней.
При виде нас лицо ее просветлело. Я села по одну сторону кровати, Родерик — по другую.
— Я хочу поговорить с вами обоими. Я чувствую, что мне недолго осталось, и я должна вам кое-что сообщить.
— Мама, тебе нельзя утомляться, — сказал Родерик. Она с чуть заметным раздражением улыбнулась.
— Я теперь всегда чувствую себя утомленной, Родерик. Итак, вы поженились и очень счастливы. Я знала, что так и будет. Так должно было быть. Прошло уже много времени с тех пор. Но не все так, как хотелось бы… Не совсем так, не правда ли? Иногда кажется, что она и сейчас здесь. Я не могу ее забыть. И знаю, вы тоже. Она бы никогда отсюда не уехала. Она твердо решила остаться. Она была по натуре своей интриганка. И готова была разрушить жизнь кому угодно: вам, мне, всем остальным — только бы получить то, что ей нужно.
— У нее тоже была нелегкая жизнь. Ей приходилось с боем пробивать себе дорогу. Сцена была смыслом ее жизни, — заговорила я.
— «Весь мир — театр, — процитировала леди Констанс, — и люди в нем — актеры». Ах, мы все играем наши роли. Я свою сыграла. Я хотела тебе только добра, сын. Ты был для меня всем. Я никогда не умела показывать свои чувства, не могла решиться это сделать, хотя иногда и пыталась. Мне кажется, я стала немного лучше с тех пор, как мы с Ноэль встретились лицом к лицу со смертью. Когда я узнала о неверности твоего отца, ты стал для меня единственным смыслом жизни. Я бы с радостью умерла ради тебя. Я хотела, чтобы ты удачно женился. Я хотела видеть, как растут твои дети. И мне было дано это счастье — у меня есть ты, Ноэль. Ты мне как дочь. Казалось бы, чего еще можно желать? Все мои мечты исполнились. Но эта женщина… Она преследует меня. Родерик, я сказала, что могла бы ради тебя умереть. Я бы могла и убить ради тебя.
Наступило короткое молчание. Я видела выражение ужаса на лице Родерика.
— Да, я убила ее, — продолжала она. — В тот день я пошла к ней. Я говорила с ней. Я умоляла ее освободить Родерика. Я пыталась убедить ее. Она ответила, что никогда, никогда не отпустит его. Она намеревалась остаться здесь. Она кричала. Возможно, именно эти ее крики слышала та девочка-служанка и подумала, что это она кричит на тебя, Родерик. Она знала, что я ее ненавижу. Что ж, она сказала, что тоже ненавидит меня. Потом вдруг в порыве гнева она резко повернулась. Я видела, как ее лицо исказилось от боли. Я понимала, что она испытывает страшную боль. «Дайте мне… таблетки», — выдохнула она. Внутренний голос сказал мне: «Настал момент. Это удачная возможность, ты можешь все изменить. Такого случая может больше не быть». Я налила в стакан воды, достала пузырек с таблетками и бросила их в стакан, пять, шесть, а может быть, семь. Они быстро растворились. Она стонала от боли. Я подала ей стакан, и она выпила. Я взяла из ее рук стакан, поставила его на тумбочку. Несколько секунд я следила за ней. Она лежала на спине, тяжело дыша. Потом я заметила, она немного успокоилась. Я вышла из комнаты. Потом вошла Герти и обнаружила, что она мертва.
Я видела, что Родерик так же потрясен, как и я.
