Когда мне вспомнился тот наш последний вечер, мне захотелось зарыться головой в это бархатное платье и разрыдаться, оплакивая прошлое.
Убери это платье. Забудь о нем. Надень что-нибудь другое.
Ну, нет. Я все-таки надену именно его, и ничто не может мне помешать.
В этот момент тихонько открылась дверь, и в комнату заглянула мисс Стейси.
— О, вот вы где! — она подлетела к кровати. Рот у нее приоткрылся в изумлении:
— Какая прелесть! Это ваше платье?
Я кивнула.
— Никогда бы не подумала, что у вас есть такая великолепная вещь.
— Я надевала его… очень давно.
— О, да, конечно! Когда был жив ваш знаменитый муж.
Я опять молча кивнула.
Мисс Стейси впилась в меня взглядом.
— У вас на глазах слезы. Вы плачете?
— Нет, — ответила я. И добавила, чтобы как-то объяснить свое состояние. — Это платье было на мне во время последнего концерта Пьетро.
Она кивнула меланхолично, как китайский болванчик, но я почувствовала, что в ней пробудилось сочувствие.
— Я тоже испытала боль, — сказала она. — Такую же… или почти такую. И я понимаю вас.
Затем она подошла к кровати и погладила бархат.
— Банты из такого же бархата выглядели бы в ваших волосах прелестно, — сказала она. — Я думаю тоже надеть новое бархатное платье. Но цвет у него другой — голубой, пепельно-голубой… Как вы считаете, это будет красиво?
— Очень, — ответила я.
Она кивнула и задумчиво вышла из комнаты.
Несколько дней спустя сэр Уилльям почувствовал себя хуже, что сильно встревожило миссис Линкрофт. Весь день она не отходила от него, а когда я, наконец, увидела ее, она сообщила, что ему стало лучше.
— Но мы должны быть очень осторожны, — пояснила она. — Еще один удар может оказаться роковым. И сэр Уилльям, конечно, сейчас очень слаб.
Миссис Линкрофт выглядела глубоко обеспокоенной, и я подумала: как повезло сэру Уилльяму, что у него такая хорошая домоправительница, она может стать даже прекрасной сиделкой, когда это нужно.
Когда я сказала об этом ей самой, она быстро отвернулась, видимо, чтобы скрыть свои чувства.
— Никогда не забуду, — тихо произнесла она, — что он сделал для Элис.
Я поняла, что говорить на эту тему ей тяжело, и решила спросить о другом.
— Вероятно, вечер будет отменен?
— О, нет! — откликнулась она, уже успев взять себя в руки. — Сэр Уилльям сам сказал, что не хочет этого. Все приготовления должны быть продолжены. Он даже послал за Нейпьером, чтобы сообщить ему о своем намерении. Меня это встревожило, потому что Нейпьер обычно его расстраивает. Но это не его вина, — добавила она быстро. — На сэра Уилльяма так действует один его вид. Нейпьер старается как можно реже попадаться ему на глаза. Но на этот раз… все прошло хорошо.
— Как жаль, что они… — начала было я. Миссис Линкрофт мягко меня остановила.
— Ничего нет хуже семейных ссор. Все же я думаю, со временем… — вдруг голос у нее ослабел, — я думаю, когда появятся дети… Сэру Уилльяму очень хочется, чтобы были дети.
В дверь постучали, и вошла Элис. Загадочно улыбаясь, она сообщила:
— Мистер Нейпьер хочет вас видеть. Он в библиотеке.
— Прямо сейчас? — спросила я.
— Он сказал: когда вам будет угодно.
— Спасибо, Элис.
Она не уходила, а мне хотелось остаться одной, чтобы привести себя в порядок, прежде чем идти в библиотеку. Но при Элис мне не хотелось этого делать.
— Вы, наверное, с нетерпением ждете, когда состоится ваше выступление на вечере, миссис Верлейн?
— В какой-то степени — да, с нетерпением.
Украдкой я несколько раз посмотрела на себя в зеркало. Волосы были в беспорядке. Хорошо бы заколоть их повыше, это придало бы моему виду большую внушительность. Несколькими быстрыми движениями я разгладила на себе платье. Мне бы хотелось надеть другое, лавандового цвета в тонкую белую полоску. Оно мне очень идет. Я купила его в маленьком магазинчике на Рю де Риволи. Пьетро одобрял, когда я покупала себе красивые платья, но, конечно, я могла себе это позволить, когда он стал знаменитым. Но и раньше я умела подбирать себе одежду в отличие от Роумы.
Я оглядела свое коричневое габардиновое платье. Оно выглядело вполне прилично, — добротное, рабочее платье. Но оно не из тех, что больше всего мне идут. Как жаль, я не знала заранее, что меня ждет встреча с Нейпьером.
Платье сменить я не смогла, но все-таки сумела поправить прическу. Пока я это делала, Элис стояла рядом.
— Вы выглядите какой-то… довольной, миссис Верлейн.
— Довольной?
— Даже больше того… Какой-то совершенно другой.
Должно быть, по мне было видно, как я волнуюсь перед предстоящим сражением, ведь именно сражение ждет меня во время встречи с Нейпьером Стейси.
Элис проводила меня до библиотеки. В этой комнате я была только один раз. Тогда меня поразили дубовые панели на стенах, они были сделаны в виде арок с пилястрами, поверху шел резной бордюр, затем карниз. Ажурный потолок был самым искусно сделанным во всем доме. Гербы семейств Стейси, Боументов и Нейпьеров входили в орнамент, придавая ему особую замысловатость.
Одну стену полностью занимал великолепный гобелен. Сотканный из шелковых и шерстяных нитей на льняной основе, он сразу привлек мое внимание не только мастерством исполнения, но и своим сюжетом. Высадка Юлия Цезаря на британский берег. Когда миссис Линкрофт показывала мне эту комнату, она сказала, что этот гобелен был начат вскоре после того, как было закончено строительство дома, но, не завершив работу, его отложили и забыли почти на сотню лет. Потом одна из женщин семейства Стейси, оказавшись отлученной от двора за какой-то проступок, взялась за него, чтобы скоротать время в изгнании, и довела работу до конца. В старинных домах всегда можно встретить подобные истории. Вещи здесь — связующая нить времен.
Три другие стены занимали книжные шкафы, за стеклянными дверцами которых виднелись кожаные корешки фолиантов с золотым тиснением. Паркетный пол устилали персидские ковры, в оконных нишах, как обычно, устроены сидения, а в центре комнаты — тяжелый дубовый стол с несколькими креслами.
Библиотека выглядела торжественно и строго. Войдя в нее, я тотчас подумала, сколько серьезных семейных советов проходило здесь в течение столетий. Именно здесь, я в этом не сомневалась, Нейпьер был подвергнут допросу после убийства брата.
За столом сидел он сам. При виде меня поднялся. В его голубых глазах засверкали характерные огоньки, придававшие его взгляду пронизывающую яркость. Об этих огоньках я уже как-то сказала, что они злые. Но не только злые. Ведь он, наверняка, предвкушал, как весело проведет время, причиняя мне боль во время нашего разговора.
— Садитесь, пожалуйста, — голос у него прозвучал мягко. Признак опасности, предупредила я себя.
— Полагаю, вы уже догадались, что я хочу поговорить с вами о предстоящем вечере. Настройщики уверяют, что рояль в зале в прекрасном состоянии, поэтому с этим все в порядке. Я уверен, что ваша игра изумит всех нас.
— Спасибо.
Как он вежлив! Когда же он ужалит?
— Вы когда-нибудь играли на концертной эстраде, миссис Верлейн?
