Розой, которая уже нашла себе любовника среди случайных посетителей дома.
— А что еще остается делать девушке? — размышляла Нелл. — Продавать селедку, яблоки, брюкву?
Любовник подарил Розе миленькое платье, и она прелестно выглядела, когда вышла погулять в нем по Друри-лейн. Другие девушки завидовали Розе. И все же Нелл не хотела бы себе такого счастья. Нелл собиралась как можно дольше оставаться ребенком, годным лишь на то, чтобы подавать крепкие напитки, — и ни на что больше!
— Ма, — окликнула она тихонько, — ты спишь?
— Слишком шумят на улице, не заснуть.
— Это хороший шум, ма. Он означает, что король вернулся домой и все изменится.
— Все изменится, да, — зевнув, ответила мадам Гвин. Потом продолжила:
— Нелл… в бутылке все кончилось. Дай-ка мне другую.
Нелл вскочила и выполнила просьбу.
— Ты погубишь себя, мама, — сказала она. Мадам Гвин сплюнула и грубо выхватила бутылку. Нелл наблюдала за ней и не могла представить, что в юности мать была такой же хорошенькой, как Роза.
— Нынче я могу потакать своим слабостям, — ответила наконец мадам Гвин. — Вечер был удачный, и если все вечера будут такими, я разбогатею.
— Может, так и будет, мама, — теперь, когда король вернулся…
— Может. Может, у меня будет настоящий бордель. Может, вскоре я переселюсь на Мурфилдс или Ветстоун-парк.
Почему всякие мадам Крессвелл, матушка Темпл и леди Беннет преуспевают, а у меня только старый подвальчик и несколько дешевых шлюх с Коул-ярда?
— Ну, мама, у тебя ведь наладились дела. Весь кабачок теперь твой, а комнаты наверху дают немалый доход.
— Ты растешь, Нелл.
— Мне еще немного лет, мама.
— Мне как-то подумалось, что ты будешь так же хороша, как твоя сестра. Но теперь я не уверена в этом. Неужели никто из джентльменов так и не поговорил с тобой?
— Я им не нравлюсь, мама. — Мадам Гвин вздохнула, а Нелл торопливо продолжала:
— Но тебе же нужен кто-то, чтоб подавать бренди, ма? Тебе-то самой с этим быстро не управиться. А можешь ли ты кому-нибудь еще, кроме меня, доверить этот прекрасный французский коньяк?
Мадам Гвин помолчала, а потом начала плакать. Это на нее накатило плаксивое настроение, и сейчас Нелл радовалась такому обороту.
— Я бы, конечно, хотела чего-нибудь лучшего для моих девочек, — всхлипывала мадам Гвин. — Да, когда вы родились…
— Расскажи мне о нашем отце, — мягко попросила Нелл.
И мать рассказала ей о капитане, который потерял все свои деньги, сражаясь за короля. Нелл криво усмехнулась. Все бедняки потеряли в это время свои сбережения, сражаясь за короля. И она не верила рассказу о красавце-капитане. Чего бы это ради красавец-капитан женился на ее матери?
— И он, бывало, дарил мне то одно, то другое, — продолжала горевать мадам Гвин. — Он спускал все деньги, как только они попадали ему в руки. Вот почему он умер, благословляя меня и двух своих девочек, в долговой тюрьме в Оксфорде.
Мадам Гвин рыдала, на улицах продолжалось веселье, а Нелл все лежала с широко открытыми глазами и мечтала — мечтала, чтобы какой-нибудь удивительный поворот судьбы помог бы ей выбраться из материнскокго борделя в переулке Коул-ярд, и тогда бы она превратилась в леди, одетую в платье из красного бархата с серебристыми кружевами…
Нелл стояла и смотрела, как работают строители на участке земли между Друри-лейн и Бридж-стрит.
С ней был Уилл. Уилл знал почти все о том, что делалось в городе.
— Ты знаешь, Нелли, что они здесь строят? — спросил он. — Театр.
— Театр! — У Нелл заблестели глаза. Она однажды смотрела спектакль в» Теннис-корте» Гиббона на Виа-стрит. Это событие она помнила до сих пор и поклялась, что никогда не забудет. После спектакля очарование долго не оставляло ее, и, запомнив большинство ролей, она продолжала разыгрывать их до сих пор для тех, кто готов был ее слушать и смотреть на нее. Но главным образом она делала это ради собственного удовольствия.
Что может быть увлекательнее того, когда ты на сцене, когда все внимание присутствующих в театре сосредоточено на тебе, и ты слышишь, как они смеются твоим остротам, а ты всегда помнишь, что их одобрение легко может смениться презрением из-за малейшей твоей промашки. Да, этот смех, эти нежные, томные взгляды твоих юных обожателей могут так же легко смениться на тухлые яйца или отбросы и грязь, прихваченную с улицы. Глаза Нелл заблестели еще больше, когда она обдумывала, что бы она должна была ответить любому, кто посмел бы оскорбить ее.
И вот теперь строится новый театр! Потому что, объяснял Уилл, король очень интересуется театром и артистами. Ему нравятся люди, которые могут заставить его смеяться, и артисты, которые могут развлечь его своей игрой.
Посчитали, что «Теннис-корт» Гиббона уже не вполне подходит для того, чтобы называться Королевским театром, поэтому и должен быть построен новый. Уилл слышал, как об этом говорили два джентльмена, когда он освещал им переход через улицу. Это обойдется в огромную, почти невероятную сумму — в одну тысячу пятьсот фунтов.
— Все это устраивает мистер Киллигрю, — добавил Уилл.
— Мистер Киллигрю! — повторила Нелл и громко засмеялась: у Розы был теперь новый любовник. Он был джентльменом высокого полета, и звали его Киллигрю — Генри Киллигрю. Он служил у герцога Йоркского, брата короля; но что еще важнее, он был сыном благородного Томаса Киллигрю, бывшего другом короля, его постельничьим и распорядителем Королевского театра. Именно этот-то благородный Томас Киллигрю и наблюдал за строительством нового театра, а то, что любовник Розы был его сыном, прибавило сияния глазам Нелл.
Заторопившись домой, чтобы рассказать Розе обо всем, что только что узнала, она торопливо пожелала Уиллу всего доброго, что явно его обидело. Бедняга Уилл, он должен был бы уже привыкнуть к ее неожиданным поступкам. Уилл любил ее; он боялся, что однажды матери удастся заставить ее выполнять в доме те же обязанности, какие выполняла Роза, хотя Нелл и была полна решимости не соглашаться на это. Нелл влекла другая жизнь. И хотя скрытность была ей несвойственна, однако об этих своих предпочтениях она молчала. Она начала мечтать с того самого дня, когда стала свидетельницей въезда короля в свою столицу и увидела прекрасных дам в шелках и бархате. Она хотела быть такой, как они, и, возможно, уже сознавала, что приблизить к осуществлению ее мечту стать леди ей скорее всего может помочь игра в театре. А это, она полагала, можно сделать так, чтобы никто не узнал, что ее домом был бордель в переулке Коул-ярд. Итак, она твердо решила стать актрисой…
Придя в дом, она в смятении осознала, что скоро уже в подвальчик начнут собираться джентльмены и она опять будет бегать от столика к столику, подавая бренди, вино или эль и стараясь увернуться от то и дело пытающихся схватить ее рук; частенько она брыкалась и убегала на своих проворных ножках, бросая вокруг сердитые взгляды или кося глазами, чтобы выглядеть менее привлекательной.
Она прошла в комнату, где сидели девушки, пока их не позвали в подвальчик. Роза была там одна.
Нелл воскликнула:
— Роза, около Друри-лейн и Бридж-стрит строят театр!
— Я знаю, — сказала Роза, таинственно улыбаясь.
«Конечно, он уже сказал ей», — подумала Нелл.
— Это отец Генри, он ведь распорядитель Королевского театра, — сказала Нелл. — Это он заправляет там всем.
— Ты права, — сказала Роза.
— А он говорит с тобой о театре, Роза? Роза отрицательно покачала головой.
— У нас не бывает времени для разговоров, — сказала она с притворной скромностью.
