Сегодня захвачен Балнор. Терновый венец границы — четырнадцать крепостей, и не обойдёшь ни одну. Фортификация Приграничья: деревянные стены покрытые слоем земли, гарнизон из смертников — и жестокий расчёт. Каждая крепость продержится несколько дней. Каждая крепость сожрёт несколько тысяч кеватцев.
Балнор защищали саданцы.
Только боль, потерь у нас нет. Ни я, ни Крир ещё не вступал в бой.
Тринадцатый день вторжения: воюет пока Приграничье. Пули из-за каждого дерева и ямы на каждой тропе. И пала четвёртая крепость.
Кеватцы не поумнели. Отчаянным напором пытаются пробить Приграничье, прорвать, пропороть его. И теряют каждый день по тысячи человек — но на это им наплевать. И по сотне коней — это важнее. Моим людям приказано истреблять лошадей. У Валдера отличная конница — особенно корпус Сифара. Стоит выбить её из игры.
Сегодня у нас передышка. Третий раз за тринадцать дней мы устраиваем привал и разбиваем лагерь. Обычно мы даём отдохнуть только коням — люди выдержат все.
Почти одновременно с Эргисом вы выехали из леса на топки берег реки, спрыгнули с коней и обнялись.
Это моя передышка — радость встречи. Острая и печальная радость: опять мы вместе. Я не лишился тебя.
Вкусный запах дыма. Люди разбили лагерь, развели костры и готовят еду. Тихие голоса и фырканье лошадей, звуки и запахи лагеря, а закат уже догорел и пеплом лежит на воде; замолкли крикливые соги, и в зарослях за рекой посвистывает тигал.
Люди заняты жизнью, а мы с Эргисом сиди у реки. На поваленном дереве, посреди пустого пространства, под охраной невидимых часовых.
— Вот здесь, — говорит Эргис. Наконец-то я приучил его к карте. Он не то, что не мог — не хотел её принимать, превращая знакомое место в вялый штрих на бумажном клочке. — Но народу надо! Одной охраны две сотни, да ещё скоренько растащить, пока не наскочат.
— Сорок упряжек, говоришь?
— Ну!
— Неплохо. Оставишь проводников. Люди будут завтра.
— Сколько там у Сибла!
— Людей хватит. Отрядами Приграничья командует Лесные братья. Огил нашёл, куда их пристроить.
— А связь?
— Пятеро сотрудничают со мной, остальные работают по нашей наводке.
— Лихо!
Тигалом засвистел часовой.
— Ланс, — сказал Эргис. — Пускай?
— Пускай.
Эргис просвистел в ответ.
И к нам на бережок вышел Ланс. Поздоровался с Эргисом и сел в стороне. Мы с ним почти не разговаривали эти дни. Я приказывал — он выполнял. Правда, мне было не до него. Не до кого мне было в эти дни.
— Тактическая, — говорю я Эргису, и он кивает в ответ. Данные тактической разведки.
Лучше с умным потерять… Тирг, поставленный во главе армейской разведки, тоже из бывших Лесных. Занятно, но с врагами-друзьями мне легче, чем с теми, кто числится просто в друзьях. Он скромно «не знает» о том, что я в Приграничье, и молча берет у меня всё, что я ему передам.
Сейчас мы с Эргисом заняты именно этим — данными для армейской разведки. Обсосём, прокатаем, сверим источники, а ночью мы с Дарном залезем поглубже в чашу, и я включу передатчик. А утречком Сибл отправит связного, и ещё до полудня Крир получит привет от меня.
Вот так мы теперь работаем.
Дислокация кеватских частей, потери, изменения в командном составе. Фураж, продовольствие, боезапас. Эргис прав: кеватской армии будет несладко, если мы перехватим этот обоз. А нашим людям не помешает сорок упряжек продовольствия и пулевого свинца. И двести сорок лошадей. Тоже неплохо!
Эргис говорит, я уточняю, а если данные разошлись, мы прикидываем, какому из источников верить; слава богу, дело не в людях, просто мои глубже сидят. Мы говорим, а Ланс молчит. Свёл к переносью брови и смотри то мне, то Эргису в лицо. И в светлом его бесстрашном взгляде ещё непривычное напряжение мысли.
— Тадор?
— Мнётся, — говорит Эргис. — Мнётся и жмётся, ждёт, куда дела повёрнут.
— Нажми, — говорю я ему. — Напомни об Эфарте. Лоэрдан ему этого не простит.
Нахмурился: противное дело.
— Эргис, — говорю я мягко, — в стакане у Лоэрдана голо. Лоэрдан — внучатый племянник Тибайена, а старик любить менять лошадей. Если дней через десять Валдер не прорвёт Приграничье, его ждёт опала.
— Куда ему! — бормочет Эргис. — Заводиться неохота. Склизкая тварь!
— Ничего, Эргис. Не успеет.
Вскинул голову и смотрит в глаза: так ляпнул? Проболтался?
Нет, Эргис, я сказал то, что хотел сказать.
Улыбнулся и кивает: все понял.
Самое важное, что я хотел ему сообщить. И единственное. Об этом нам нельзя думать вместе. Об этом надо думать порознь.
— А что теперь? — не выдержал Ланс. Спросил и пожалел: нахмурился, глядит исподлобья — ну, чего хорошего можно ждать от меня?
— Передадим в армию.
И ясная мальчишеская улыбка на его лице. И восторг в глазах: он мне все простил. Ненадолго — но все.
Семнадцатый день вторжения, и мы уже побывали в бою. Нарвались на мародёров в одной из брошенных деревень. В Приграничье нет живых деревень. Население вывезли, имущество закопали, и кеватцы от злости жгут пустые дома.
Нам пришлось их всех перебить. Как только кеватцы узнают, что я в Приграничье, нам станет намного трудней, потому что начнётся охота. Тибайен прямо жаждет заполучит меня.
Первые потери в первом бою — я к этому быстро привыкну. Я люблю моих бравых лагарцев, терпеливых и бодрых вояк, они как-то свободней, чем квайрцы, и немного другие в бою. Делают войну деловито и просто, и я уважаю их.
Но пора привыкать к потерям: прогрызая Приграничье, кеватцы расползаются вширь, и все чаще мы будем встречать их на нашем пути.
Непрерывная работа войны. Я всего лишь диспетчер войны, превращаю её беспорядок в работу, раздаю информацию, определённые места ударов, и каждый удар — живыми людьми по людям. Не получается у меня об этом забыть.
Я могу ненавидеть Кеват — как слово или как символ. Кеват, Кеватская империя — провозвестник Олгона. Но разве я ненавижу Олгон? Нельзя ненавидеть страну, в которой родился. Правительство — да. Законы — да. Образ жизни — да. Но есть телесная память прожитой жизни, и часть этой памяти — мой прежний язык. И это язык скорее кеватский, чем квайрский — интонации, выговор, построение фраз.
Все немного сложнее в этом году. Только рисунок похож, а внутри все иначе. Баруф опять уступил мне эту войну. Этакий жест: делай по-своему, я не мешаю. И Крир не мешает: чем лучше сражается Приграничье, тем дольше армия не вступает в игру. Он просто кружит, пощипывая кеватцев, и ждёт, когда мы их загоним ему под нож. Новое в этой игре — только радиосвязь, люди Эгона, внедрённые в каждый отряд, и Сибл — мой двойник в самой гуще событий.
В прошлом году мне не надо было скрывать себя от своих.
