конечно, это было легкомыслием с моей стороны, но какие-то радости должны быть у человека — и купил маленькую коробочку Да Ви-доу,[9] тех больших, благоуханных огненных жертв, о которых я с тоской, признаться, вспоминал все эти последние пятнадцать лет, да еще большую размером коробку с двенадцатью бутылками Шан-пань Мо-те,[10] этого славного пенящегося напитка, не только мучительно напоминающего мне о прекрасных временах, проведенных с госпожой Кай-кун, но и одновременно чудодейственным образом озаряющего эти воспоминания блаженным светом. (Правда, все это вместе взятое обошлось мне в целую коричневую денежную бумажку).
Шан-пань Мо-те выпито. С огненными жертвами Да Ви-доу я более экономен. Опасаюсь, что уже вскоре больше не смогу их себе позволить. Я сижу пока что здесь; вторую главу этого длинного послания к тебе я уже написал; завтра утром уеду в Либицзин.
По счастью несколько дней назад мне пришло в голову обратиться к тому благотворительствующему ходатаю господину Вынь, чтобы — не открывая ему моей истинной сущности — подготовиться к путешествию: узнать, каким образом и куда мне следует ехать. Несмотря на мое предыдущее пребывание в мире большеносых, сейчас я блуждаю здесь в потемках, как маленький ребенок или слепой.
III
До сегодняшнего дня, то есть спустя почти две луны после моего прибытия сюда, я не имел никакого представления о том, что мир большеносых полностью изменился с тех пор, как я покинул его пятнадцать лет назад. И хотя, если можно так выразиться, внешняя жизнь осталась прежней и по течению обыденных вещей ничего не заметно, то в делах государственного и всемирного значения — объяснил мне господин ходатай Вынь, весьма любезный человек невероятных размеров, но с козьей бородкой — в этих делах ничего не осталось, как прежде. Все перевернулось вверх дном, все стало иным, а вот лучше ли — на это существуют разные мнения. Город Либицзин находится, как сказал мне господин ходатай Вынь, в относительно досягаемой близости. Он дал мне различные указания, как туда добраться — мне не хотелось бы утомлять тебя этими подробностями, — а напоследок сказал: я не перестаю удивляться порядкам в Либицзине.
(Господина ходатая Вынь поражала моя неосведомленность, но он поверил моим выдумкам, будто бы я многие годы провел в созерцательном уединении. По крайней мере больше расспрашивать он не стал.)
И вот я сел в железную трубу на колесах и поспешил на Север, который большеносые, как уже было сказано, называют
Железная труба на колесах шесть часов подряд тащилась через горы и долины и, наконец, приползла в большой город Либицзин. К сожалению, люди здесь не говорят на языке страны Ба Вай, во всяком случае не на таком, какой мне понятен. Они говорят, как мне объяснили, на языке Сак-си,[11] который все остальные большеносые считают чрезвычайно смешным. Однако сам город Либицзин очень красив, в нем много украшенных золотом зданий. Но эта роскошь, как мне объяснили, недавняя, потому что во всей Тарелковой провинции свершились большие перемены, которые сак-си-большеносые называют «великие преобразования». Так сказал мне господин ходатай Вынь в упомянутом разговоре. Чтобы объяснить тебе это, я вынужден начать издалека:
В этой империи большеносых были две враждующие провинции: Черная[12] и Красная.[13] Они образовались по окончании последней Великой войны, во время которой — этого я до конца не понял — между Черной и Красной была еще одна, ведущая провинция — Белая, и эта империя, составленная из Черной, Белой[14] и Красной провинций, казалось бы, великая и могущественная, потерпела в той войне ужасное поражение. Нанесенные ей удары, если применить тут сомнительное сравнение, свернули Черно-Бело-Красным шею, в результате чего, Белая исчезла, просто куда-то провалилась, а две другие упомянутые провинции остались. Каждая из них утверждала, что именно она является истинной наследницей бывшей империи. Это действительно странный случай, когда два предмета А и В тождественны каждый в отдельности предмету С, а друг другу — нет. Собственно говоря, большеносые, как черные, так и красные, все пятьдесят лет, прошедшие со времен войны, занимались тем, что — нет, совсем не тем, о чем ты подумал, — не залечиванием ран и даже не мечтой о мести — нет, они были заняты тем, что пытались отмежеваться от своего позора. В конце концов дошло до того, что каждый стал утверждать, будто почти ничего не знал о той войне. Он был занят другими делами. Даже черно-бело- красные мандарины и генералы были заняты другим, разве только иногда выполняли свой долг. Они, так сказать, стреляли, но не подозревали, что у стрел были острые кончики. Они все свалили на какого-то Великого Диктатора,[15] который звался Цзяоань Хуньцзя[16] и после поражения точно растворился в воздухе.
Цзяоань Хуньцзя тоже не имел никакого представления о совершенных зверствах. Таким образом, они воспринимают себя как «без вины виноватых». Это изречение принадлежит их любимому музыкальному мастеру,[17] к которому тот самый Цзяоань Хуньцзя питал особое пристрастие.
Но пойдем дальше. Красная и Черная провинции долгие годы враждовали друг с другом, и — как утверждают черные — все люди, по крайне мере, на черной стороне, день и ночь со слезами на глазах и кровоточащими сердцами только о том и думали, как бы воссоединиться вновь (честно говоря, я таких нигде не видел, они должно быть тщательно скрывали свою боль разлуки), и вот, наконец, Верховный мандарин черных, толстяк по имени K°,[18] у которого был хорошо подвешен язык, взял быка за рога, изгнал и растоптал красных, а Красную провинцию присоединил к Черной. Так я думал вначале. Но Верховный мандарин красных по имени Хо Нэйге[19] был всего лишь брюзгливо щурящийся, полный злобы человек и до господина Ко просто не дорос. Большой Ко, как мне удалось выяснить, с тех пор стал еще больше и еще толще (сейчас он походит на очень большого евнуха), и все говорят и делают вид, будто бы посредством этого Вновь Обретенного Воссоединения разрешились все-все проблемы. Мне кажется, они еще пожалеют об этом. Но я должен еще раз начать издалека:
Большеносые свято верят, и у меня есть причина это утверждать, что их правящий в данный момент Верховный мандарин ниспослан им самим Небом. Чтобы выяснить, кто является в данный момент посланным Небом Верховным мандарином, они используют своеобразный метод. Они называют его «выборы», но это что-то вроде лотереи. Всем большеносым приказывается бросать в ящики записки с числами и именами. Кандидат, получивший больше всего записок, считается посланным Небом. (Учитывая повсеместно наблюдаемую глупость большей части большеносых, я полностью исключаю, что они при этом действуют осмысленно. Скорее всего это опять одна из разновидностей суеверия.) Но дела обстоят таким образом, что блеск Небесной Милости, посланной Верховному мандарину, через четыре года сильно тускнеет. Посвящение посредством записок должно повториться. Этот момент наступил вскоре после того самого Долгожданного Воссоединения. Все это мне рассказал господин ходатай Вынь. У толстого Ко был соперник, его звали Ша-пи,[20] но каждый и всякий знал, что тот никогда и ни при каких обстоятельствах не сможет стать Верховным мандарином, никто не мог даже представить его в этой роли, но и никто не знал —
