восемь лет мало кто не считает себя мудрецом, — решил, что для такого задания он очень подходят. Однако посыльные будто канули в воду, и заместитель начальника полон сомнений: не опрометчиво ли было посылать их в Москву, не заручившись поддержкой Свердловска и Андрея Витальевича?..
Сомнениями Дорошенко ни с кем не делится, но все время старается быть ближе в видеофону: вдруг Виктор и Галина объявятся?.. Телеграмму Петра Николаевича он носит с собой: «Поздравляю, — пишет ученый. — Дело государственного значения. Желаю успеха в продолжении опытов». Все это хорошо, но куда запропастились Буянов и Волгина?
А у них между тем не было свободной минуты. Мало того, что надо пройти по адресам Андрея Витальевича, выполнить поручения, — Петр Николаевич на следующее утро сказал:
— Президиум Академии, молодые люди, собирается через два дня. Ждать он не будет. К этому сроку нужно дать исчерпывающее обоснование всему делу. Садитесь за карту, наметьте линии волноводов, подсчитайте водный баланс Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи, расход воды с поверхности Аральского моря. Словом, дайте картину, чтобы убедить Президиум. Остальное приложится.
И политрон? — спросил Виктор.
— И политрон, — согласно кивнул Петр Николаевич.
— И Алеша?.. — Галина с недоверием поглядела на академика.
— С Алешей трудней, — засмеялся Петр Николаевич. — Но он молод, его можно увлечь новизной дела…
Так и случилось, что еще два дня Виктор и Галина не разгибают спины над географической картой. И какая увлекательная у них работа! Они, как птицы, МОГУТ лететь в любую сторону от Арала: на восток, на север — куда хотят И там, где они пролетают, ложатся синие ниточки волноводов; Аральский берег — Саратов, Аральский берег — Караганда… От главной сети отходят ветви, образуют треугольники, дельты.
— Как оросительные каналы! — любуется девушка строгостью линий.
— Только воздушные… — вторит ей Виктор.
Они знают друг друга давно — по институту, по семинарским спорам. Еще там Виктор отличил крутолобую упрямую Галку, как называли своего комсорга ребята. Однако дальше молчаливого восхищения энергичной девчонкой дело у Виктора не пошло. Она тоже заметила серьезного чернобрового парня, но когда он попробовал однажды заговорить с ней о чувствах, Галина быстро переменила тему.
А на работу они поехали вместе. И в Москву их послали вместе. И теперь, когда, склонившись над картой, они чувствуют локоть друг друга, — это еще больше сближает их.
— Мой отец был космонавтом, — рассказывает Виктор, накладывая очередную линию волновода. — Он был влюблен в корабли и в звездное небо. Я видел его два раза: в семь и в двенадцать лет. «Полетишь со мной?..» — спрашивал он. А в семье у нас, по уверению матери, не было счастья. Мать была агрономом, растила сады и хлеба. Мне она говорила: «Не лезь в космонавты…» Отец погиб в Четвертой экспедиции к Марсу. Мать любила его, и понять ее можно. Но счастье — в чем оно? У меня сохранился юношеский дневник отца. Он писал: счастье — в дерзании. И еще: счастье — в любви… Но ведь он отправился в космос, оставил любовь на земле и никогда не вернется. Что же значимей — любовь или дерзание?..
Вопрос Виктор ставит Галине. Девушка молчит. Но не потому что занята, — Виктор сказал не все.
— Или, может быть, есть вещи несовместимые, — продолжает он спрашивать, — любовь и космос?.. И сейчас уходят корабли к Марсу, к Юпитеру. Потерялся лайнер «Россия-7». Четырнадцать человек экипажа… У каждого осталась любовь, семья… Или это так нужно — так было и будет?
— Наверно, будет, — говорит девушка.
— Я послушался матери, — продолжает рассказывать Виктор. — Остаюсь на Земле. Ну, а если пробудится зов отца? Вдруг потянет к другим мирам?
Галина молчит. Она думает о людях, о судьбах и о своей судьбе. Без слов она соглашается с Виктором, и тот понимает, что больше ни о чем говорить не надо.
Президиум Всесоюзной Академии наук, рассмотрев доклад Петра Николаевича Стрелкова о постройке на Аральском море фабрики туч, сказал свое решительное «Добро!»
В тот же день на Волчьем в радиорубке был принят вызов: Москва просила заместителя для переговоров с Буяновым и Волгиной. Как ни ждал Дорошенко этого часа, к экрану он подходил не без внутренней робости: что, если все пропало, разрушилось?… Какими глазами он будет смотреть на Виктора и Галину?
Дорошенко нажал кнопку, давая сигнал, что адресат у видеофона. Тотчас вспыхнул экрал. С экрана глядели Галина и Виктор. Глядели и улыбались. Целую минуту глядели и улыбались. И пока эта минута — шестьдесят секунд — шла, Дорошенко пережил всю гамму чувствот отчаяния, когда нажал кнопку, до бурной радости, охватившей его при виде улыбки Виктора и Галины. Конечно же, все в порядке! Но и на этом не кончились переживания двадцативосьмилетнего заместителя начальника исследовательского центра. Он вдруг поймал себя на том, что вздыхает от зависти: очень уж эти двое на экране были счастливые…
3
Временный штаб Аралстроя разместился на берегу, в небольшом доме отдыха, любезно предоставленном рыбаками. Белые марши лестниц, вазоны, в них — словно брошенные — пригоршни ярких цветов. А внизу — море, осеннее, прохладное, синее и зеленоватое, будто наполненное небом и льдом одновременно.
Терраса на втором этаже превращена в конструкторское бюро: чертежные доски, в углу — счетная машина. Не так уж просторно, зато все вместе — драгоценное чувство локтя. К тому же найдется минута поговорить.
— Как это здорово! — всплескивает руками москвичка Сима. — Каждому городу — свой климат!
— Ну уж и климат!.. — не разделяет кто-то ее восторга.
— Конечно, климат! — настаивает она. — Захотел — и пошел дождь!
— А если дождь надоест!
— Бери тучу в электронный футляр, по методу Пенкина, и вытряхивай над горами, будет солнце!
— Фантазия же у тебя, Сима!..
— Ничуть не фантазия! Создадим озера, каскады…
— Гидростанции…
— Не понимаю иронии!.. — вспыхивает Сима. — Почему не создать?
— А меня заботит судьба Аральского моря, — слышится с другого конца террасы. — Вихри поднимут с его поверхности тысячи тонн воды…
— Так это же летом, когда тают льды и обе Дарьи полны водой!
— А сумеют восполнить?
— Можно ускорить. таянье ледников — посыпать угольной пылью, шлаком. Алеша, правильно?
Алеша отрывается от электронной машины. Третий месяц он здесь и теперь считается старожилом — по сравнению с теми, кто приехал недавно, с Симой например. Машина в полном его владении, сейчас он рассчитывает мощность энергоустановки, и вступать в разговор ему некогда. Приезжала Ирина, показывала медаль. Алеша по-мальчишески гордился: не каждый имеет подругу-рекордсменку, — но возвращаться в Москву до завершения работ отказался.
Самый большой стол на террасе предоставлен Виктору и Галине. На масштабной сетке местности они вычерчивают квадраты — тысячи белых и черных квадратов, которые лягут площадками на берег моря. Теперь они всегда вместе. После работы идут к морю, садятся над обрывом и говорят о чем-нибудь хорошем, о чем так охотно говорится в молодости. Иногда Виктор берет руку Галины в свои руки, они замолкают, и тогда обоим кажется, что для большого счастья нужно не так уж много.
В декабре начали поступать машины.
