доктор Джеймисон. Он бережно поставил чемодан у своих ног. — Это было довольно-таки давно, но управляющий отеля тогда уверил меня, что все будет в порядке.
Портье медленно листал журнал. Вдруг он ткнул пальцем в выцветшую от времени запись на самом верху первой страницы.
— Вот она, сэр. Прошу извинить меня — дело в том, что ее сюда перенесли из предшествующей тетради. «Доктор Джеймисон, комната 17». Как удачно выбрали день, доктор, — ведь номер вы заказывали больше двух лет назад.
Оказавшись наконец в номере, доктор Джеймисон заперся на ключ и устало сел на кровать. Когда дыхание его снова стало ровным, а онемевшая правая рука подвижной, он поднялся и внимательно оглядел комнату.
Комната была просторной, и из двух угловых окон очень хорошо просматривалась запруженная людьми улица внизу. Жалюзи защищали от ярких лучей солнца и от взглядов сотен людей на балконах большого универсального магазина напротив. Доктор Джеймисон проверил стенные шкафы, затем окошко ванной комнаты, выходившее на лестничную клетку. Успокоенный, он передвинул кресло к окну, мимо которого должен был проследовать потом кортеж. На несколько сотен ярдов были отчетливо видны каждый солдат и полицейский в выстроившихся вдоль улицы шеренгах.
По диагонали окно пересекала, скрывая доктора Джеймисона от любопытных взглядов, широкая полоса красной ткани — часть украшавшей стену отеля огромной праздничной гирлянды; и доктору Джеймисону был прекрасно виден тротуар внизу, где между стеной дома и деревянными загородками была зажата толпа. Опустив жалюзи так, чтобы между нижним их краем и подоконником осталось всего дюймов шесть, доктор Джеймисон уселся поудобнее в кресло и начал не спеша разглядывать одного за другим людей в толпе.
По-видимому, никто не вызвал у него особого интереса, и он раздраженно посмотрел на часы. До двух часов дня оставалось всего несколько минут, будущий король наверняка уже выехал из Букингемского дворца в Вестминстерское аббатство. У многих в толпе были с собой транзисторы, и, когда начался репортаж из аббатства, людской гомон стих.
Доктор Джеймисон поднялся с кресла, снова подошел к кровати и вынул из кармана ключи. Замки на чемодане были с секретом. Несколько раз он повернул ключ влево, потом вправо, надавил — и крышка откинулась.
В чемодане, в обтянутых бархатом углублениях, лежали части дальнобойной охотничьей винтовки и магазин с шестью патронами. Металлический приклад был укорочен на шесть дюймов и скошен таким образом, что, прижатый к плечу, позволял стрелять под углом в сорок пять градусов.
Освобождая детали одну за другой от державших их зажимов, доктор Джеймисон быстро собрал винтовку и привинтил приклад. Вставив магазин, он отвел затвор назад и дослал верхний патрон в казенную часть ствола.
Стоя спиной к окну, он некоторое время смотрел на заряженную винтовку, в полумраке лежавшую на кровати. Пьяные крики в комнатах дальше по коридору и рев толпы на улице не прерывались ни на миг. Внезапно что-то в докторе Джеймисоне будто надломилось, и тому, кто сейчас бы его увидел, он показался бы страшно усталым; лицо его утратило всякую решимость и твердость, и теперь это был просто утомленный старик, один, без друзей, в номере отеля в чужом городе, где сегодня у всех, кроме него, праздник. Он сел на постель, на которой лежала винтовка, и начал стирать носовым платком с рук смазочное масло, в то время как мысли его, судя по всему, были где-то далеко. Поднялся на ноги он с трудом и растерянно огляделся вокруг, будто удивляясь тому, что здесь оказался.
Но тут же он взял себя в руки. Быстро разобрал винтовку, закрепил ее части на прежних местах в чемодане, захлопнул крышку, положил чемодан в нижний ящик бюро и снова присоединил ключ к общей связке. Уходя из комнаты, он запер за собой дверь и решительным шагом вышел из отеля.
Пройдя двести ярдов по Гроувенор-плейс, он свернул на Халлам-стрит, обычно оживленную улочку с множеством небольших художественных галерей и ресторанов. Полосатые тенты над витринами ярко освещало солнце, и улица сейчас была так пустынна, как если бы от толп, выстроившихся вдоль пути следования королевского кортежа, ее отделяли многие мили. Доктор Джеймисон почувствовал, что уверенность возвращается к нему. Примерно через каждые десять ярдов он останавливался под тентом и окидывал взглядом пустые тротуары, прислушиваясь к обрывкам телерепортажа, глухо доносившимся из окон над магазинами.
Он уже прошел половину Халлам-стрит, когда оказался возле небольшого кафе с тремя выставленными на тротуар столиками. Усевшись под тентом за один из них, доктор Джеймисон достал из кармана темные очки, устроился поудобнее и, заказав у официантки стакан охлажденного апельсинового сока, начал не спеша пить. За темными линзами в толстой оправе его невозможно было узнать. На улице было тихо, только время от времени, по мере того как один этап церемонии в Вестминстерском аббатстве сменялся другим, с Оксфордстрит доносились взрывы аплодисментов и приветственные крики.
В самом начале четвертого, когда низкое гуденье органа, раздавшееся из телевизоров, известило о том, что служба в аббатстве закончилась и коронация состоялась, доктор Джеймисон услышал слева от себя шаги. Повернув голосу, он увидел, что это идут, держась за руки, молодой человек и девушка в белом платье. Когда они были уже совсем близко, он снял очки, чтобы получше разглядеть пару, потом быстро надел их снова и, прикрыв лицо рукой, облокотился на стол.
Молодые люди были заняты исключительно друг другом и не видели, что за ними наблюдают, хотя любой, взглянув на доктора Джеймисона, сразу бы понял, как сильно он взволнован. Мужчина был лет двадцати восьми, в мешковатом костюме, какие, обратил внимание доктор Джеймисон, носили теперь все в Лондоне, а вокруг мягкого воротника его рубашки был небрежно повязан видавший виды галстук. Из одного нагрудного кармана торчали две авторучки, из другого — концертная программа, и весь его облик отличала приятная непринужденность молодого преподавателя университета. Лоб над красивым лицом был резко скошен назад, редеющие темные волосы небрежно приглажены. Молодой человек смотрел в лицо девушке, не скрывая своих к ней чувств, и внимательно ее слушал, лишь иногда прерывая восклицанием или коротким смешком.
Доктор Джеймисон тоже смотрел теперь на девушку. До этого он не отрывал глаз от молодого человека, следил за каждым его движением и за переменами в выражении лица так, как искоса и настороженно люди следят за своим отражением в зеркале. Чувство огромного облегчения охватило его, и от радости он едва не вскочил с места. Он испытывал страх перед собственными воспоминаниями, но на самом деле девушка оказалась еще более красивой, чем ему помнилось. Ей было от силы девятнадцать- двадцать лет, она шла, высоко подняв и немного откинув назад голову, и ветер шевелил на тронутых загаром плечах ее длинные соломенного цвета волосы. Ее полные губы были очень подвижными, а искрящиеся весельем глаза лукаво посматривали на молодого человека.
Когда они подошли к кафе, девушка самозабвенно о чем-то щебетала, и молодой человек перебил ее:
— Постой, Джун, мне нужно передохнуть. Присядем и выпьем чего-нибудь — кортеж будет у Марбл- Арч самое раннее через полчаса.
— Бедненький мой старичок, я тебя загнала?
Они сели за столик рядом с доктором Джеймисоном, всего несколько дюймов отделяло его от ее голой руки, и теперь, почувствовав снова, он вспомнил свежий запах ее тела. Его захватили воспоминания: да, это именно ее изящные и быстрые руки, это она так вытягивала подбородок и разглаживала на коленях широкую белую юбку.
— Ну, а, вообще-то, не беда, если я и не увижу кортеж. Этот день — не короля, а мой.
Молодой человек широко улыбнулся и сделал вид, будто хочет встать.
— В самом деле? Значит, всю эту публику ввели в заблуждение. Ты посиди здесь, а я пойду распоряжусь, чтобы изменили маршрут и направили кортеж сюда. — Потянувшись через столик, он взял ее руку и критически оглядел крошечный бриллиант на пальце. — Не бог весть что. Кто тебе это подарил?
Девушка поцеловала бриллиант.
— Алмаз величиной с отель «Риц». Да, вот это мужчина, придется мне скоро выйти за него замуж. Но как чудесно получилось с премией, Роджер, правда? Триста фунтов! Ты настоящий богач. Жаль только, что Королевское общество не разрешит тебе ни на что ее потратить — не так, как с Нобелевской премией.
