сквозь донышко бутылки. Он был уродливо толст, с мертвенно-белой кожей на опухшем лице и бульдожьими щеками. Сквозь очки с толстенными стеклами на Карла уставились увеличенные линзами немигающие зрачки. В мире, где контактные линзы давно стали нормой, его зрение было настолько скверным, что не поддавалось корректировке крошечными линзами. Вместо них он носил анахроничные очки, балансирующие на кончике распухшего носа.
Когда Карл вошел, Присби не улыбнулся и не произнес ни слова. Приклеившись к нему взглядом, он наблюдал, как его подопечный подходит к столу. Глаза Присби напоминали Карлу видеосканеры, которые он ненавидел с детства, и он тряхнул головой, избавляясь от этого сравнения.
— Меня зовут... — начал он.
— Я знаю твое имя, Тритт, — прохрипел Присби. Для его мягких губ голос казался чересчур грубым. — А теперь сядь на стул — на этот.
Он ткнул ручкой в жесткий металлический стул перед своим столом.
Карл уселся и тут же заморгал — его лицо залил свет нескольких ярких ламп. Он попытался отодвинуть стул назад, но вскоре понял, что тот привинчен к полу. Тогда он уселся спокойно и принялся ждать, когда Присби заговорит.
Наконец Присби опустил стекляшки глаз и взял со стола папку с бумагами. Он пролистывал ее целую минуту, прежде чем произнес первое слово.
— Очень странное у тебя личное дело, Тритт, — проскрипел он наконец. — Мне оно совершенно не нравится. Даже не знаю, почему Контроль позволил тебе прийти ко мне. Но раз уж ты здесь — объясни.
Карл заставил себя выдавить улыбку.
— Видите ли, меня поощрили уменьшением срока на три года. Тогда я впервые узнал о такой возможности. Контроль послал меня к вам и сказал, что вы предоставите мне более подробную информацию.
— Зря потратил время, — бросил Присби, швыряя папку на стол. — Ты не имеешь права на уменьшение срока, пока не закончится твой первый год. Тебе ждать еще почти десять месяцев. Тогда приходи, и я тебе все объясню. Можешь уходить.
Карл не шелохнулся. Он стиснул лежащие на коленях кулаки, чтобы не сорваться. Щурясь от яркого света, он разглядывал равнодушное рыло Присби.
— Но вы же видите, что мне уже сократили срок. Возможно, именно поэтому Контроль и велел мне прийти...
— Ты что, собираешься учить меня законам? — холодно прорычал Присби. — Это я здесь сижу, чтобы учить тебя уму-разуму. Ладно, объясню, хотя смысла в этом нет никакого. Когда ты отбудешь первый год приговора — реальный год и полностью отработанный, — тогда и получишь право на уменьшение срока. Через год ты получишь право просить перевода на работы, где предусмотрена скидка во времени. Это опасные работы. К примеру, на ремонте орбитальных спутников день засчитывается за два. Есть даже некоторые работы в атомной промышленности, где день идет за три, но они очень редки. При такой системе осужденный помогает сам себе, учится социальной ответственности и одновременно приносит пользу обществу. Разумеется, сейчас к тебе это не относится.
— Но почему? — Карл вскочил и замолотил кулаками по столу. — Почему я должен мучиться целый год на этой идиотской, никому не нужной работе? Она совершенно бессмысленна и бесполезна. Это пытка. Ту работу, которую я проделываю за ночь, может за три секунды сделать робот после возвращения грузовика. И вы называете это обучением социальной ответственности? Унизительная, тупая работа, которая...
— Сядь, Тритт! — Присби сорвался на писклявый визг. — Ты что, не понял, где находишься? Или кто я такой? Это я указываю, что тебе следует делать. Ты не имеешь права говорить мне ничего, кроме «да, сэр» и «нет, сэр». И я говорю, что ты должен сперва отработать первый год, а потом являться сюда. Это приказ.
— А я говорю, что вы не правы! — заорал Карл. — Я найду на вас управу обращусь к вашему начальству. Вы не имеете права вот так запросто распоряжаться моей жизнью!
Присби тоже вскочил, его лицо исказила гримаса — карикатурное подобие улыбки.
— Ты никуда не сможешь пойти, — взревел он, — и жаловаться тебе некому, потому что последнее слово всегда за мной! Ты меня понял? Я указываю, что тебе делать. Я говорю, что ты будешь работать, — и ты станешь работать. Или ты сомневаешься? Не веришь в то, что я могу с тобой сделать? — На его бледных губах выступила пена. — Я заявлю, что ты орал на меня, выкрикивал оскорбления, угрожал, — и запись это подтвердит.
Присби пошарил на столе, отыскал микрофон, поднес трясущейся рукой ко рту и нажал кнопку:
— Говорит Советник Присби. За действия, недозволенные осужденному при обращении к Советнику, рекомендую увеличить срок Карла Тритта на одну неделю.
Ответ последовал мгновенно.
— Рекомендация одобрена, — послышался из динамика знакомый вокодерный голос Контроля приговора. — Карл Тритт, к вашему сроку добавлено семь дней, и теперь он составляет шестнадцать лет...
Динамик продолжал бормотать, но Карл уже не слушал, уставясь невидящими глазами в красный туннель ярости. Во всем мире для него сейчас существовало только мучнисто-белое лицо Советника Присби.
— Тебе.., не следовало этого делать, — прохрипел наконец Карл. — Ты сидишь здесь, чтобы мне помогать, а ты сделал мою жизнь еще хуже. — Неожиданно Карл все понял. — Но ты и не хотел мне помогать, верно? Ты наслаждаешься, сидя здесь и изображая божка перед осужденными, уродуешь их жизнь по своей прихоти...
Его голос заглушили вопли Присби, снова схватившего микрофон.., умышленные оскорбления.., рекомендую увеличить срок Карла Тритта на месяц... Карл слышал слова Присби, но ему было уже все равно. Он изо всех сил старался играть по их правилам, но сил на это уже не осталось. Он ненавидел систему, создавших ее людей, внедренные в нее бездушные машины. Но самую сильную ненависть он испытывал к человеку перед собой, воплощению всей этой прогнившей системы. Все кончилось тем, что, несмотря на все его усилия, он оказался в лапах этого жирного садиста. Пора положить этому конец.
— Сними очки, — негромко произнес Карл.
— Что ты сказал.., что... — пробормотал Присби.
Он только что кончил кричать в микрофон и теперь тяжело дышал.
— Не важно, — ответил Карл, медленно подходя к столу. — Я сделаю это сам. — Он стянул с носа Присби очки и аккуратно положил их на стол. Только после этого Советник понял, что задумал Карл.
— Нет! — только и смог выдохнуть Присби.
Кулак Карла врезался в ненавистные губы, разбивая их и вышибая зубы. Присби ударился о спинку кресла и рухнул вместе с ним на пол. Нежная молодая кожа на руках Карла лопнула, пальцы залила кровь, но он этого даже не заметил. Карл встал над скорчившейся на полу, всхлипывающей фигурой и засмеялся, потом нетвердой походкой вышел из кабинета, сотрясаясь от хохота.
Робот-секретарь с холодным неодобрением повернул к нему лицо из стекла и металла и что-то произнес. Продолжая смеяться, Карл вывернул из пола тяжелую подставку вместе с лампой и ударил робота по поблескивающему лицу. Сжимая лампу, он вышел в холл.
Часть его сознания громко протестовала, охваченная ужасом от содеянного, но только часть. Этот слабый голосок начисто смыла горячая волна наслаждения, прокатившаяся по всему телу. На этот раз он нарушил законы — все законы сразу. Вырвался из клетки, в которой был заперт всю жизнь.
Спускаясь в автоматическом лифте, он подавил смех и вытер с лица капли пота. Откуда-то послышался тонкий голосок:
— Карл Тритт, вы нарушили правила отбывания приговора, поэтому ваш срок увеличивается на...
— Ты где? — взревел Карл. — Хватит прятаться и пищать в ухо. Выходи!
Он внимательно осмотрел стенки кабины и наконец заметил линзу телекамеры.
— Ты меня видишь, правда? — заорал он, обращаясь к камере. — Так знай, я тебя тоже вижу!
