– Жестокая необходимость, ваша честь. Утопающий хватается за соломинку…
– В данном случае соломинкой оказались три бифштекса с приложением.
– Что поделаешь, ваша честь! После длительного поста это не так уж много. По моим расчетам за четыре месяца я должен был съесть сто двадцать бифштексов с приложениями…
Судья залился таким добродушным смехом, кто у Генри явилось желание обнять этого веселого парня.
– Итак, – смеясь, продолжал судья, – ваш поступок можно квалифицировать как сознательное преступление.
– Как сознательный поступок, но не как преступление, – поправил Генри.
– В таком случае как же надо расценивать кражу?
– Никак не могу согласиться с такой аналогией! – воскликнул Генри– Кража, совершаемая вором- профессионалом или банки, ром из Уолл-стрит, совершенно другое, дело.
– Сильно сказано! – заметил судья, переглянувшись с секретарем. – Сильно!.. А скажите, пожалуйста, мистер Уайт, где это вы научились такому стилю речи?
– Книги, ваша честь, книги. У безработного, пока на нем приличный костюм, достаточно времени для посещения библиотек.
– Похвально! Но тогда непонятно, почему вы, интеллигентный человек, решились на такой некрасивый поступок.
– Видите ли, мистер, желудок мой не читает книг. Он предпочитает хлеб.
– Или три бифштекса, – подмигнув, заметил судья.
– Если бы он съел один бифштекс, – неожиданно вмешался бос, – я, быть может, простил бы ему пятьдесят центов, а ведь он съел на два доллара тридцать центов!
– Не мог же я знать, – повернулся к нему Генри, – что вашей гуманности хватит только на пятьдесят центов.
Судья и секретарь дружно захохотали.
– Этот парень мне определенно нравится, – восторженно обратился судья к секретарю.
– Забавный парень, – подтвердил секретарь, с любопытством разглядывая подсудимого.
– Ну-с, мистер Уайт, – судья выпрямился в кресле и стукнул молотком по столу, – как ни приятно беседовать с вами, однако дело надо кончать. Видите ли, мистер, суд наш не столько карает, сколько воспитывает. Защищая покой и собственность граждан, он одновременно предостерегает подсудимого от повторного, быть может, еще более тяжелого преступления и, следовательно, от еще более суровой меры наказания.
Произнося эти слова, судья как бы оправдывался перед подсудимым, а жуликоватые глаза его попрежнему искрились смехом. – Мера наказания определяется характером преступления, – продолжал он. – Что же касается преступления, совершенного вами, то здесь мера определяется тюрьмой, крюком от одного до трех месяцев. Но, принимая во внимание ваше интеллектуальное развитие, суд постановляет: заключить Генри Уайта в тюрьму сроком на пять месяцев…
