досадное, раздражающее недоразумение, которое следует смести с доски - совсем другое.
Руслан знал - им будет нелегко это пройти. Так и оказалось.
Сначала Света просто отрицала то, что он пытался ей объяснить. Через какое-то время неприятие сменилось опустошенностью.
А потом она заплакала.
Так горько и тихо, что у Руслана все сжалось внутри и горло перекрыло, лишая возможности сделать вдох. Но все что он мог - это крепко обнимать ее, надеясь, что валерианка хоть немного смягчит подобный удар для Светы, и тихо шептать, как любит ее, обещая защитить от всего на свете и ее, и их малыша.
Это продолжалось долго. Дольше, чем мог считать безопасным Руслан. Но наконец, спустя почти два часа, когда в окно палаты начало заглядывать хмурое октябрьское солнце, Света задремала, так и цепляясь за плечи Руслана.
Он давно забрался к ней в кровать, опасаясь выпускать любимую из своих объятий. И сейчас полусидел, уперев затылок стену, и нежно поглаживал щеку Светы, которая даже в своем тревожном сне продолжала тяжело вздыхать и закусывать губы.
Он ни за что в мире не желал бы проводить ее через такое испытание. Но поступок сестры Светы не оставил выбора никому из них. Ни ему самому. Ни полковнику, которому еще предстояло сообщить все жене и сыну.
Да и с самой Машей что-то следовало решать. Хотя тут Руслан опасался вмешиваться. Им самим руководило стремление уничтожить, стереть в порошок ту, которая подняла руку на его семью.
Но кроме того, что Маша являлась обидчицей Светы - она еще и была дочерью их родителей. А Рус имел представление о том, что значит потерять родных.
Этой ночью Самойленко потеряли одну из своих дочерей. Нет, вероятно это случилось раньше, тогда, когда первые ростки ненависти и злобы поселились в душе Маши, рождая мысли, неприемлемые и ужасающие любого нормального человека. Только близкие не могли, а может не хотели замечать и признавать этого. Нынешняя же ночь поставила их лицом к лицу с тем, в кого превратилась Маша. И с этим пониманием им всем теперь предстояло жить.
Сам не заметив как это произошло, Руслан погрузился в сон, все еще обнимая Свету, словно таким образом старался защитить ее от всего, что только могло случиться во сне ли, или в реальности.
Он смутно помнил, как через пару часов кто-то заходил в палату, похоже дежурный врачи, но Руслан покачал головой, прося не будить Свету и прошептал одними губами, что у нее выдалась слишком тяжелая ночь.
Как ни странно этот доктор оказался более сговорчивым. А может их внешний вид вызывал сильно выраженное сочувствие и жалость. Но врач вышел, кивнув, и так же тихо ответил, что зайдет осмотреть их раны позже. После этого визита Руслан вновь уснул.
Им разрешили уехать вечером.
Хотя и Руслан, и врачи настаивали на том, чтобы Света осталась в стационаре еще на пару дней. Но в этот раз даже он не смог ее убедить. Света клятвенно пообещала, что будет ходить на перевязки, при первых же симптомах любого ухудшения - обратиться за помощью. Но сейчас она должна была увидеть свою семью.
Руслан не смог ей запретить. Пусть и понимал, что в первую очередь любимая стремится увидеть Машу, посмотреть в глаза той, которая так поступил с ней. Вероятно, где-то в глубине души Светы еще жила надежда, что все это нелепая ошибка.
У Руслана же сомнений не осталось. Утром ему звонил Писаренко - его люди нашли Лиса. Тот опознал в заказчике среднюю дочь Самойленко.
Разговаривал Руслан и с полковником, хоть и не пересказывал этот разговор Свете.
Михаил Николаевич приезжал ближе к обеду, когда она, после осмотра и очередной смены компрессов и примочек, вновь погрузилась в сон.
Самойленко так и не пришел в себя, хоть и старался держаться. Но Руслан сомневался, что он уже хоть когда-то станет прежним. Особенно после того, когда Михаил Николаевич рассказал о том, как люди Писаренко задерживали Машу.
Они с Николаем Алексеевичем постарались провести все как можно тише, исключив участие тех лиц, которые знали бы его дочь. Сейчас она находилась у них дома, под охраной все тех же людей, которых дал Писаренко.
Павлу Самойленко звонил лично, рассказав все, как есть. И судя по всему, этот разговор так же не прошел бесследно для его состояния.
- А ведь он любит ее, - горько заключил Михаил Николаевич. - Долго не верил. Даже после того, как приехал и сам допросил Лиса. До конца не верил, пока с Машей не поговорил.
- Она ему призналась? - немного удивленно откликнулся Руслан, следя за входом в палату. Они стояли у окна напротив двери.
- Не знаю, со мной она отказалась говорить, да и с матерью тоже, - вздохнул Самойленко. - Павел так же не вдавался в подробности. Только выйдя от нее, он пробовал на себя вину взять. И лишь когда я его придурком обозвал, объяснив, что такая жертва ничего не даст, это ведь ее не остановит, раз Маша уже один раз решилась на подобное, он сломался, - Михаил Николаевич тяжело вздохнул. - Парень сел прямо на пол коридора и сказал, что ведь все равно ее любит. Понимает, насколько чудовищно то, что Маша сделала. И все равно…, - полковник замолчал и устало потер лицо ладонью.
Даже в этом жесте Руслану виделась какая-то безысходность.
- Сколько же она жизней поломала одним единственным вечером, - опустошенно выдохнул Самойленко. - И ради чего?! Почему не подумала, если не о нас, считая в чем-то виновными, то хоть о Паше, который так ее любит? Почему, Руслан?! - с каким-то потерянным выражением в глазах на осунувшемся лице, спросил у него Михаил Николаевич. - Ведь и он ей не безразличен, Машка рыдала в голос, когда он все же ушел, отвернувшись от нее, - полковник тяжело привалился к стене.
Руслан не знал что ответить.
Он кристально ясно помнил тот миг, когда стоял перед Писаренко и хотел его убить. Но все-таки прислушался к разуму и пониманию, что никакая месть не стоит того, чтобы загубить еще и свою жизнь. У него достало ума отвернуться и уйти, несмотря на всю ненависть. И не поступи он так - не встретил бы Свету, потерял бы друзей, столько возможностей, которые теперь использовал. Все потерял бы, хоть и казалось Русу в тот момент, что у него ничего нет.
Но он-то хоть по делу на Николая Алексеевича злился, хоть и сомнительно, что в таком поступке могут существовать более веские доводы.
Однако Руслан мог понять, когда люди шли на убийство обидчиков своей семьи. Понимал и принимал такое. Сам был готов убить за Свету и их будущего ребенка. А вот когда пытались убить своих родных - такое оказывалось недостижимо для разума Руслана.
В его представлении только ненормальный человек, с явно больной психикой, пусть и поступающий в остальном адекватно, мог решить на подобный поступок.
Потому он просто промолчал, понимая, что полковник и не ждет ответа.
- Как Оксана Владимировна новость перенесла? - осторожно поинтересовался Рус, памятуя о реакции Светы.
Самойленко помрачнел еще больше.
Тяжело вздохнул, опять потер лицо. А потом взмахнул рукой и опустился на один из стульев, которые стояли вдоль стены между проемами окон.
- Плохо, - скупо выдавил он. - Мне скорую пришлось вызывать.
Это многое сказало Руслану. Насколько он знал, мать Светы до этого на здоровье почти не жаловалась.
Опустившись на соседний стул, отчасти, чтобы уровнять высоту с полковником, отчасти потому, что ноги все же плохо держали после предыдущих суток, он сделал единственное, что мог.
Похлопав Самойленко по плечу, Руслан тяжело вздохнул.
- Прорвемся, Михаил Николаевич, - с уверенностью, которую сам не ощущал, пообещал Рус своему будущему тестю.
Тот горько хмыкнул.
