– Хорошо, – пробормотал Тиег в ответ, мысленно послав предупреждение Кверону.
В тот же миг офицерCustodesотделился от своих людей и на рысях отправился к ним навстречу.
– Мак-Грегор из Валорета, капитан, – представился Эйлин, прежде чем тот успел раскрыть рот. – Мы прибыли, чтобы вас сменить. По дороге сюда столкнулись с гонцом, и он сообщил, что вы нужны им на северной дороге. Можете взять еще людей вArx Fidei.Похоже, что келдорцы и впрямь движутся к Ремуту.
– Вы здесь из Валорета? – переспросил рыцарь. – Но как…
– Мы прибыли восточной дорогой, – пояснил Эйлин. – Меня вызвали на конклав, который должен избрать нового архиепископа. Провели в дороге три дня, почти не делая привалов. Я не могу сейчас попросить своих людей развернуться и без отдыха отправиться на север. Мы готовы взять на себя ваши обязанности почетного эскорта, а вы езжайте скорее. Я все объясню сановникам.
Капитан неохотно кивнул: он не мог ослушаться приказа вышестоящего прелата.
– Тогда оставляю здесь все в ваших руках, ваша милость. Можете занять наши места. Они появятся где-то через четверть часа. Полагаю, что сейчас гроб как раз опускают в крипту.
Эйлин отдал ему честь своим хлыстом.
– Благодарю вас, капитан.
ОтрядCustodesустремился прочь, а Эйлин тут же дал знак валоретским рыцарям занять их место, расставив двадцать человек в шеренгу на ступенях собора. Из бокового придела выглянул лорд Эйнсли и, заметив Эйлина, который спешился вместе с десятком оставшихся рыцарей, тут же велел своим людям принять у них лошадей, а затем взбежал по ступеням, чтобы встретить Сигера и Грэхема.
– Так это правда? – спросил он Сигера, бросив взгляд на герцога Клейборнского, но пока не обращая внимания на остальных.
Вместо ответа Сигер достал свой экземпляр королевского кодицилла и протянул Эйнсли, который быстро пробежал глазами пергамент и с улыбкой вернул его владельцу.
– Все остальные уже на позициях, милорд. Господи, как же хорошо, что у нас в королевстве наконец появятся честные регенты! Хьюберт с королем и сопровождающими уже спустился в крипту. У нас будет минут десять, пока они не двинутся обратно.
– Вот и отлично. Тогда пора начинать, – произнес Сигер и уверенно двинулся в собор. – А кто там вместе с королем? Кстати, познакомься с епископом Эйлином Мак-Грегором. Если бы не он, то нас бы здесь не было. Слушай его приказов как моих собственных. Он знает, что делать.
Кивнув в знак согласия, Эйнсли двинулся внутрь вместе с Сигером, Грэхемом, и Кверон с отцом Дерфелем также последовали за ними, а Эйлин принялся расставлять своих рыцарей на ключевых постах.
– Значит, так, – начал Эйнсли загибая пальцы. – Там внизу королева и король, разумеется, а также Хьюберт, Ран, Манфред, Таммарон, аббат Секорим, – который, кстати, должен стать следующим архиепископом Ремутским. Также Катан и рыцарьCustodes,который его охраняет, – знаешь, Сигер, они с ним сделали что-то ужасное… Да, и еще четверо монаховCustodes,которые внесли гроб в крипту. Но не думаю, что с ними у тебя возникнут проблемы.
– Я, вообще, не думаю, что у меня возникнут проблемы с кем бы то ни было, – зловеще отозвался Сигер, берясь за рукоять меча. – Ну, пора очистить собор и подготовить торжественную встречу, когда они выйдут наружу.* * *
В прохладном тихом подземелье, освещенном факелами и свечами, обряд захоронения близился к завершению. МонахиCustodesопустили гроб короля в заранее подготовленный саркофаг, после того как Хьюберт окропил его святой водой, а Секорим воскурил благовония, сладкий аромат которых не мог полностью заглушить влажный запах тления, витавший в крипте, которая простиралась анфиладой залов почти под всем собором.
– Ego sum ressurectio et vita, – начал Хьюберт. – Я есмь воскрешение и жизнь, и тот, кто верует в Меня, даже если умрет, будет жить, а тот, кто жив и верует в Меня, не умрет вовеки…
Хьюберт продолжил молитву, монахи отвечали ему, а Микаэла на мгновение отвлеклась, стараясь не думать об этой мраморной плите, которую Ран, Манфред, Таммарон и помогавшие им монахи, медленно опускали поверх саркофага… Все было лучше, чем думать о том человеке, который покоился сейчас в этом гробу, а ведь ей даже не позволили его увидеть, после того как привезли сюда в собор… Нет, ей не хотелось помнить его таким, не нужно вспоминать это обескровленное неподвижное тело, эти затуманенные серые глаза, этот погребальный саван и гроб… руку, отсеченную от тела. Сильную изящную руку, что должна была уверенно сжимать бразды правления… Руку, что так часто дарила ей наслаждение…
Зажмурившись, она заставила себя перестать думать и об этом тоже, и на миг отпустила плечо Оуэна, чтобы вытереть слезы под вдовьей вуалью.
Мальчик стоял прямо перед ней, и слезы катились по его щекам. Папу-рыцаря он изо всех сил прижимал к груди. Справа от королевы, чуть покачиваясь, держался Катан, а рядом с ним неотступно находился отвратительный Галлард де Бреффни. За могилой Райсема находились могилы трех последних королей Халдейнов: Синхила и его несчастных сыновей.
Изваяния, высеченные на крышках саркофагов, изображали тех, кто покоился внутри. Скульпторы постарались представить их в наилучшем виде, и даже Алрой, слабый и болезненный, выглядел здесь здоровым и полным жизни юношей, сорванным безжалостной рукой смерти в расцвете своей молодости. Микаэла задумалась, каким изобразит художник ее Райсема, который, возможно, был самым отважным из них из всех…
– Дражайшие братья и сестры, – произнес Хьюберт. – Мы будем с верой и любовью вспоминать брата нашего, Райса-Майкла Элистера, которого Господь взял к себе и избавил от испытаний бренного мира…
Они все преклонили колена для последней молитвы, и Катан оперся рукой о край саркофага Джавана, лбом упираясь в прохладный камень.
То, что Райсем тоже оказался здесь, и так скоро, по-прежнему казалось ему величайшей несправедливостью. С такой отвагой, с такой верой в свои силы, как он мог не преуспеть? Неужто никто и никогда не сможет свалить власть старых регентов? Отчасти он винил в этом короля Синхила, который сделал столь неразумный выбор.
После его смерти казалось, что звезда Халдейнов начала свое стремительное падение. Он отчаянно надеялся, что именно Райсему удастся вернуть Халдейнам утраченную славу и величие, в особенности после той судьбы, что постигла Джавана. Но теперь, даже если обстоятельства сложатся наилучшим образом, пройдет много лет, пока наследник Райсема, юный Оуэн, повзрослеет достаточно, чтобы исполнить мечту своего отца.
– Kyrie eleison… kyrie eleison… Christe eleison… Pater noster…
Скорбь тяжким гнетом давила ему на плечи, и к этому примешивалась еще физическая слабость и действие наркотиков, которыми его напичкали, так что больше всего сейчас Катану хотелось разразиться беспомощными рыданиями, однако он сумел, сосредоточившись на привычных словах молитвы, все же взять себя в руки.
Наверняка еще не все потеряно. Друзья спешат на помощь. Поспеют ли они вовремя, еще неизвестно, но, возможно, они сумеют добиться исполнения последней воли Райсема.
– A porti inferi.
– Erue, Domine, animam eius.
Из врат ада вызволи его душу, Господи. Да упокоится он с миром… Аминь.
– Domine, exaudi orationem meam… – молился Хьюберт.
И Катан тоже принялся молиться, чуть заметно шевеля губами:
– О, Господи, услышь мою мольбу, и позволь мне воззвать к тебе. Отмсти за него, Господи. Враги принесли его в жертву своим нечестивым помыслам, творя зло во имя Твое. Порази их, Господи. Дай силу тем, кто желает исполнить его волю и сделай меня орудием в руках Твоих, Господи. Руками моими исправь причиненное зло, прошу Тебя, Господи.
– Господи, молим тебя даровать милосердие рабу твоему, Райсу-Майклу Элистеру, которому ты повелел оставить мир сей, – молился Хьюберт, и Катан поразился, насколько фальшиво звучит молитва архиепископа. – И пусть он, всегда исполнявший верно волю твою, за деяния свои не понесет кары, но
