считывая в его сознании воспоминания о том, что произошло с королем. – Почему бы тебе не подождать снаружи с остальными? Обещаю, что позову вас, когда конец будет близок.
Катан кивнул, всхлипывая, и повиновался, поскольку Кверон успел дать ему на это мысленную установку. Когда он наконец вышел, священник закрыл дверь, а затем вернулся к королю.
Райс-Майкл лежал с закрытыми глазами, и дыхание его было прерывистым и хриплым, так что грудь едва вздымалась под белоснежной простыней. Путы уже не стягивали тело,руки лежали неподвижно, и обе были перевязаны выше локтя в подтверждение многочисленных кровопусканий. Катан был свидетелем четырех, хотя должно быть, сам король о них уже не помнил. Он по-прежнему еще возвращался в сознание, но все реже, и все более ненадолго.
Перекрестившись с обреченным вздохом, Кверон опустился на колени по левую руку от короля и стиснул его ладонь, другой рукой касаясь лба Райса-Майкла, производя глубокое считывание сознания, как это заведено у Целителей. Очень скоро он осознал, что всех его немалых талантов будет недостаточно, чтобы исправить происходящее. Руку по-прежнему можно было исцелить, и Кверон готов был рискнуть собственной жизнью ради этого, если бы подобное исцеление могло бы спасти жизнь королю, – но он ничего не мог поделать, чтобы возместить то количество крови, которое потерял король, или изгнать лихорадку, сжигавшую его последние силы.
По крайней мере, Кверон убрал боль – хотя бы это было ему по силам. Но в остальном, он оказался бессилен помочь измученной плоти, с которой уже готовилась расстаться душа Райса-Майкла Халдейна. Король слегка шелохнулся, ощутив дружеское прикосновение, хотя дыхание его по-прежнему оставалось затрудненным, и он не открывал глаза.
– Райсем, я знаю, что ты слышишь меня, – прошептал Кверон ему на ухо. – Это отец Кверон. Джорем прислал меня. Я очень сожалею, что не в силах исцелить тебя, но могу ли я помочь чем-то еще? Не пытайся говорить вслух, просто подумай об этом. Покойся в благодати Господней и позволь мне помочь тебе обрести мир в душе.
В душе Райса-Майкла слабой искоркой вспыхнула надежда, но тут же угасла под волной отчаяния, ибо он утратил всякую надежду выжить, когда они отворили ему кровь во второй раз. Перед третьим разом Манфред даже положил ему под руку меч Халдейнов, в подтверждение их намерений, хотя он был слишком слаб, чтобы удержать его. И все же, из последних сил, прекрасно сознавая, что ждет его вскорости, он послал свою мысль Кверону:
«Отец Кверон… Наконец-то утешение… Прошу вас, выслушайте мою исповедь, отче. Я не желаю отправляться к Господу нераскаянным, но не могу исповедоваться Лиору…»
«Возлюбленный сын мой…»
Мысли их слились и переплелись воедино, и там, где уже не было нужды в словах, король раскрыл перед духовным Целителем все свои страхи, опасения и недостатки, со смирением принимая оценку священника и искренне раскаиваясь в грехах. Ничего не утаивая, он также поведал Кверону, что сделал для того, чтобы обеспечить в будущем передачу магического потенциала Халдейнов своему сыну… Оуэн, которому сейчас было четыре года, не должен был обрести эти способности сразу целиком, но лишь открыть себе доступ к ним и заложить основы на будущее. Отныне огромная ответственность возлагалась на Катана, ибо именно он должен был все рассказать и объяснить Микаэле, передав ей также последние прощальные слова умирающего супруга, и потому он не должен был ни делать, ни говорить ничего такого, что могло бы возбудить подозрения у королевских советников, чтобы они не помешали ему вернуться к сестре. Это все, что успел сделать король перед смертью, – в последний раз позаботившись о благе королевства, которым он никогда не правил по-настоящему. Теперь же он мог упокоиться с миром, во всем положившись на заботу Кверона, и тот наконец негромко произнес ритуальные слова отпущения грехов и осенил умирающего крестным знамением.
– Ego te absolve, in nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, Amen.
– Аминь, – прошептал Райс-Майкл, наконец открывая глаза, и свет вспыхнул в них, ярко и сильно.
– Райсем, я принес тебе Святое Причастие, – прошептал Кверон, касаясь рукой крохотной дароносицы, которую прятал на груди под монашеским одеянием. – Желаешь ли ты сейчас принять виатикум? Это хлеб небесный, Тело Господа нашего, чтобы укрепить тебя перед дорогой.
Слишком ослабший, чтобы говорить вслух, Райс-Майкл кивнул, и слезы выступили у него на глазах, когда он вспомнил, что точно также умирал его брат Алрой, и тогда Джаван подозвал его самого к умирающему, дабы в последний раз разделить с ним причастие.
– Позовите Катана, – с трудом выдохнул он. – И Фулька, и Стевануса, если они пожелают. Они служили мне… чем могли. Будь у меня больше времени, думаю, я бы по-настоящему завоевал их преданность… Но времени нет.
– Возможно, вы уже завоевали их сердца, – шепотом отозвался Кверон. – Я их позову.
Так он и сделал. Катан проскользнул внутрь, едва лишь Кверон открыл дверь, и Фульк со Стеванусом с благодарностью проследовали за ним, повинуясь приглашающему жесту священника. Лиор с Манфредом, Раном и еще несколькими священникамиCustodesпопытались также войти в комнату, но Кверон преградил им путь, суровым взором окинув их всех.
– Он пожелал видеть только этих троих, господа.
– Но я должен быть там, – попытался настаивать Лиор. Лицо его на фоне черного одеянияCustodesсделалось пепельно-серым. Он понимал, что Кверон теперь знает о его преступлении. – Невольно я нанес королю обиду, и теперь желаю просить у него прощения.
– Полагаю, вам лучше остаться здесь и помолиться за него, отче… и за себя самого, – ровным голосом отозвался Кверон. – Он прощает вас, но не желает вас видеть.
С этими словами Кверон затворил дверь и вернулся к постели Райса-Майкла. Катан с Фульком встали с другой стороны, и Катан, опустившись на колени, осторожно вытащил из-под кровати меч Халдейнов, уложив его поверх тела короля, крестовиной к груди, и ласково взяв короля за руку, опустил ладонь на рукоять. Это был символ веры и в то же время королевской власти. Стеванусу Кверон велел стать рядом с ним, слева от короля. А затем он и сам преклонил колени и достал из-под монашеской рясы кожаный мешочек.
Крохотная серебряная дароносица, что находилась внутри, была совсем простенькой, без всяких украшений, но в глазах Кверона, который видел больше, чем просто физическую сторону вещей, она вспыхнула подобно солнцу, когда он достал оттуда маленькую освященную гостию. Держа ее у короля перед глазами, священник-Целитель произнес положенные слова веры, а затем повторил их на доступном всем языке, чтобы смысл их вполне дошел до присутствующих:
– Возлюбленный сын мой, се Агнец Божий, что взял на себя грехи мира. Получи эту пищу для пути твоего: хлеб небесный, что содержит в себе все радости мира, Тело Христа, дабы поддержать в тебе жизнь вечную.
Райс-Майкл едва слышно выдохнул «Аминь», и слезы блеснули на дрожащих ресницах, словно жемчужины, когда Кверон положил облатку ему на язык.
Оставив короля примириться с Господом, священник устремил взор на сияющий, как солнце, сосуд в своей руке, и бережно достал оттуда еще одну гостию, разломив ее на четыре части; одну дал Катану, другую – Фульку, третью – Стеванусу, четвертую он взял сам, после того как почтительно прошептал на латыни:
– Corpus Domini nostri Jesu Christi custodial animam meam in vitam aeternam. Amen.
Когда он касался поочередно каждого из присутствующих, то получил доступ в их сознание, и теперь, вознося благодарность Господу за причастие, соединил их ментальные потоки воедино, сплетая иное, безмолвное воззвание, призывая к незримым Сущностям, дабы засвидетельствовать уход того, кто вскорости станет на пороге Их царства.Это были те же самые Сущности, которых видел Райс-Майкл в час гибели Алроя, те же самые, что были свидетелями, когда Райс-Майкл принимал свое наследие; их же призывалмножество раз Кверон как стражей, защитников и наставников… Они же провожали душу в мир иной. В душе Кверона печаль смешалась с радостью, когда он поприветствовал их, торжественно взывая и безмолвно приветствуя архангелов по именам, которые лишь отчасти отражали могущество и красоту своих носителей.
Рафаил, владыка ветров, ласковый и спокойный, воздушный, словно предрассветный туман, и властный, как бушующий шторм, распахнул прозрачные крылья, в которых отражались лучи солнечного
