— Споткнулся, — и ей соврал Гоша.
— Тебе очень больно?
— Ерунда, я что… — Он чуть было не сказал: «Что я, девчонка?» — Врач велит лежать две недели — обидно! Хорошая погода, а я…
— Подожди, я быстро! — воскликнула Шао, убежала и принесла пучочек сухой травы. — На, понюхай и пожуй!
— Придумала! — пренебрежительно, сказал Гоша, но всё же понюхал — трава приятно пахла мятой и душицей. Он сжевал пару травинок, чтобы только Шао не обиделась.
— Молодец! — сказала она. — Размотай бинты и немножко походи по комнате.
— Врач велел лежать!
— А ты всё же походи, походи…
Гоша снял бинты и прошёлся по комнате. Нога не болела, опухоль опадала.
— Ух, здорово! — обрадовался он. — Опять чудеса?
Шао вздохнула:
— Почему-то, если случится что непривычное, все считают это чудесами. И всё-то, особенно у взрослых, разложено по полочкам. На этой полочке — стихи, которые положено писать, на той — слова, которые можно говорить… Всё-всё на своих местах! Раз навсегда определено, во что нужно верить, а во что нельзя. А если кто сделает непривычное, над ним смеются или ругают. А если кто сделает непривычное, над ним смеются или ругают. Так, да? Взрослые и для детей всё заранее определили: одно бери, другое нельзя!
— Дисциплина! — тоном своей мамы, преподавательницы физкультуры, сказал Гоша.
— Дисциплина? И поэтому Нину Петрову заставляют играть на пианино, а он ей противней акулы, которую приходится гладить по зубам! Нина хочет выучиться на парикмахершу и делать красивые причёски. А слова, которые утешают человека, где их находят? Они тоже стопочкой приготовлены на полке — бери, других не выдумывай.
— Ну и напридумала ты, говори какие хочешь слова — кто мешает! — сказал Гоша.
— Да?! За что же мне влепили четвёрку по поведению? И за это и за то, что хотела утешить Васю Иванова? Он же здорово соображает по математике, а спортсмен из него никакой. Сам знаешь, прыгнет Вася через «козла», и упадёт, и потом никак очки не отыщет. И все над ним смеются. Думаешь, приятно ему? Стишки я для него написала, думала немного развеселить. И всегда-то взрослые заставляют детей делать совсем не то, что им хочется, и сами делают соовсем не то, что им хочется!
— Не расстраивайся, — сказал Гоша. — В этом году буду тааскать твой портфель после уроков и на переменке занимать очередь в буфете.
— Спасибо! Пожуй ещё немножко травки, а мне пора уходить.
— Приходи завтра! — крикнул ей вслед Гоша.
Шао тихонько вздохнула и помахала от двери рукой.
Назавтра Гоша напрасно прождал Шао весь день — она не пришла. Вечером брат нарядился в праздничный костюм, побрызгался одеколоном и отправился «по делам», наказав Гоше не вставать с кровати, как велел врач. Нога у Гоши совсем не болела, но ему почему-то не хотелось рассказывать брату о чудесной травке Шао, о том, как она умеет гулять по лунным лучам и научила свою собаку разговаривать. У Гоши появилась тайна — первый раз в жизни.
После ухода брата он ещё немного подождал, а потом не выдержал, спустился на первый этаж и позвонил в квартиру Шао. На звонок никто не отозвался, Гоша вышел из подъезда и глянул на окна квартиры — они были тёмными. «Наверное, уехала на каникулы куда-нибудь со своей бабушкой», — решил он.
К началу учебного года Шао не появилась. Гоша надеялся, что она приедет немного позже, возможно, задержалась у своих родителей, которые ищут в горах целительные травы. Но некрасивая девочка Шао так и не пришла в школу, а в квартиру на первом этаже переехали другие жильцы. Как-то на уроке Аделаиды Петровны ученица Нина Петрова, та, которую насильно заставляли играть на пианино, подняла руку и спросила:
— Скажите, Эртоиз болеет или перешла в другую школу?
— Кажется, она уехала к родителям в Ташкент, — сказала Аделаида Петровна.
— И неправда… — громко заявил Гоша.
Аделаида Петровна рассердилась:
— Почему ты грубишь?! Если говорю, что уехала, значит…
— Не грублю. А инопланетянка не может уехать в какой-то там Ташкент…
— Что за ерунду ты выдумываешь?! — совсем рассердилась Аделаида Петровна. — Откуда такое взял?
Гоша ничего больше не сказал. У него первый раз в жизни появилась тайна.
