Елизавета Абаринова-Кожухова
Тайны старой усадьбы
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Небо дышало осенью, но солнышко блистало почти по-летнему, хотя и явственно отдавало октябрьским холодком. По Кислоярско-Прилаптийскому шоссе, также именуемому Северным трактом, резво катился «Запорожец» белой окраски, капот которого почему-то был украшен огромной эмблемой «Мерседеса». Видимо, по этой причине хозяин автомобиля, Александр Мешковский, очень обижался на своих знакомых и на автоинспекторов, когда те называли его машину «Запорожцем», сам же именовал ее исключительно «Мерседесом» и даже всерьез подумывал, чтобы сзади пририсовать масляной краской число «600».
Не всегда успешно объезжая многочисленные ямы и колдобины, господин Мешковский разглагольствовал о своей нелегкой работе рекламного менеджера, совсем не заботясь о том, слушают ли его пассажиры, сидящие на заднем сидении:
— На днях я открываю офис, а через неделю собираюсь лететь в Сан-Франциско, где у меня заявлена немаловажная репрезентация. И если она пройдет успешно, то я перенесу свою деятельность на Африканский континент — ко мне поступили заманчивые предложения из Кот д'Ивуара и Буркина-Фассо. А вообще-то моя заветная мечта — поселиться в Вене, но сначала нужно забронировать место на приличном кладбище, поскольку я отнюдь не хочу, чтобы меня предали земле столь же нелицеприятного, как великого Моцарта…
Пассажиры, а именно московская журналистка Надежда Чаликова и ее Кислоярский коллега, сотрудник ряда тяготеющих к «желтой прессе» газет Ник Свинтусов, догадывались, что Мешковский имеет такое же отношение к рекламному бизнесу, как его автомобиль — к «Мерседесу», но вежливо слушали и даже сочувственно кивали. Они уже знали, что любое возражение Александр принимал очень близко к сердцу — тут же бросал руль, начинал горячиться и жестикулировать, напрочь забывая о том, что делается на дороге.
Между тем с каждым километром вид за окном становился все более печальным и запущенным — заросшие густым бурьяном бывшие колхозные поля перемежались подернутыми осенью перелесками, из-за которых прохладный ветерок доносил запах торфяных болот.
В отличие от Свинтусова, Надя уже не впервые ездила по этому шоссе и знала, что через пару километров должна показаться деревушка Заболотье, а если проехать еще дальше, то с дороги можно будет увидать пригорок, увенчанный двумя каменными столбами — так называемое Горохово городище, или Холм Демонов, который суеверные люди предпочитали обходить стороной, ибо там, по преданиям, обитает всяческая нечисть. И лишь очень немногие ведали, что этот неприметный с виду холм представляет собою своего рода «окно», через которое можно попасть в «параллельный мир» — в Царь-Город, соответствующий Кислоярску, в Белую Пущу и даже в королевство Новая Ютландия. Однако «Мерседес» Мешковского, разумеется, держал путь в несколько ином направлении.
Сбавив скорость перед примыкавшей к шоссе проселочной дорогой, в начале которой стоял покосившийся столбик со знаком «тупик», господин Мешковский повернул именно туда.
— Непосвященные пускай себе и дальше пребывают в приятном неведении, будто бы эта дорога теряется среди болот, — подмигнул Александр своим спутникам, — но мы-то с вами знаем, что на самом деле она ведет в Покровские Ворота.
Собственно говоря, усадьба со столь необычным названием и была конечной целью путешествия: Мешковский туда ехал в качестве давнего приятеля ее владельца, а Чаликова и Свинтусов — для того, чтобы поведать миру в лице своих читателей о том, как идет жизнь в старинном дворянском гнезде, недавно возвращенном законному наследнику.
— Усадьба принадлежала баронам Покровским еще чуть ни не с восемнадцатого века, — вещал Мешковский, — но при советской власти там, как водится, располагалось правление колхоза. И вот недавно кандидат наук баронесса Хелен фон Ачкасофф, роясь в своих любимых исторических, извините за выражение, анналах, извлекла из них документы, неоспоримо свидетельствующие о принадлежности поэта Ивана Покровского к тем самым баронам Покровским, и после некоторых проволочек судебного характера он вступил в права законного владельца. Так сказать, поместье было реституировано. — Последнее слово господин Мешковский произнес с особым шармом — ему вообще безумно нравились такие мудреные словечки, как «реституция», «репрезентация», «менеджер» и «Кот д'Ивуар», которые он употреблял беспрестанно, даже не задумываясь об их истинном значении.
— И что же, господин Покровский живет в своей усадьбе совсем один? — спросил Ник Свинтусов, доставая из-за пазухи журналистский блокнот.
— Отнюдь, — тут же откликнулся Мешковский. — Кроме Покровского, там еще с прежних времен проживает некая супружеская пара, Семен Борисович и Татьяна Петровна Белогорские. Очень милые и симпатичные люди. Татьяна Петровна служит кем-то вроде экономки, а Семен Борисыч ветеринар- зоотехник, однако по совместительству он был еще и домашним врачом у директора совхоза. И знаете, Ваня Покровский оказался настолько любезен, что разрешил Белогорским остаться в усадьбе. И даже квартплаты с них не берет — редкого бескорыстия человек!
«Это уже неплохо», — отметила про себя Чаликова, у которой в этой поездке были свои, особые цели, о коих она пока предпочитала не распространяться. Но сообщение Мешковского о бескорыстии хозяина Покровских Ворот настраивало ее скорее оптимистично — ведь именно такую черту характера должен был иметь Иван-царевич, призванный освободить из двухвекового плена княжну Марфу.
Свинтусов же, несмотря на жуткую тряску по колдобинам, занес в блокнот первую запись: «Подтверждаются самые фантастические слухи о весьма своеобразном образе жизни наших новоявленных аристократов. К примеру, так называемый барон Иван Покровский сожительствует не только с женой ветеринара, но и с самим ветеринаром и даже с его пациентами».
Тут Чаликова заметила легкий дымок, а чуть позже и его источник — труба на крыше невысокого домика слева, чуть вдали от дороги. Хибарка стояла на краю пожелтевшей поляны, а сразу за нею чернел еловый лес.
— Скажите, Александр, чье это убогое жилище? — спросила Надя.
— Неужели усадьба Покровские Ворота? — хихикнул Ник Свинтусов.
— Да нет, всего лишь загородная резиденция некоего доктора Владлена Серапионыча, — удовлетворил журналистское любопытство господин Мешковский. — Тоже, знаете ли, прекрасный человек и редкий собеседник. Вам, Надежда, непременно нужно с ним познакомиться. Не знаю, только, здесь ли теперь доктор…
Чаликова не стала хвастаться, что она уже давно знакома с Владленом Серапионычем, лишь вскользь заметила:
— Раз дым из трубы — значит, здесь.
Мерседесовладелец уважительно цокнул языком — видимо, из восхищения от Надиной способности логически мыслить.
— А вон там, с другой стороны, видите, небольшая избушка в виде сруба, продолжал Мешковский чуть погодя. — Когда-то это был охотничий домик, а теперь ее арендует человек науки — профессор Степанов. Он тут ведет исследования болотной флоры и фауны. Тоже, как говорят, умнейший и обаятельнейший господин. Кстати сказать, вместе с ним живет и его супруга, только она мало вращается в местном бомонде…
Сделав еще несколько поворотов, дорога взошла на невысокий пригорок, откуда открывался дивный вид на окрестности: обширные болота, изредка перемежающиеся желтеющими островками лиственных перелесков с темными вкраплениями ельников. Эта картина живо напомнила Надежде пейзажи, которые ей приходилась наблюдать из окон королевского замка в Новой Ютландии.
Дорога обогнула лесок, и впереди показался серый двухэтажный дом с двумя башенками по краям.
