Николаичем. — Да, я добрался. Но это моя работа и мой долг, — не без некоторого пафоса произнес детектив. — Теперь встает новый вопрос — что делать с ним?
— То есть? — тряхнул волосами Мисаил.
— Какого наказания достоин этот человек, дядя Митяй, он же Седой, он же Димитрий Мелхиседекович Загрязев, за свои черные деяния?
— Пьекватите этот самосуд! — захорохорился дядя Митяй. — Я требую, чтобы меня судил Мангазейский суд, самый ствогий и спваведливый!
— Как же, сейчас, — хмыкнул Дубов. — А то я не знаю, что все местные суды подкуплены- перекуплены вами и такими, как вы. Я отдам вас царь-городскому суду, и единственное, что может спасти вас от лютой казни — так это чистосердечное признание и всяческое содействие следствию!.. Впрочем, довольно болтовни — нам надо выехать затемно, чтобы поскорее успеть в столицу.
— А если он начнет сопротивляться? — подал дельную реплику Антип. — Ну то есть прямо на улице, пока мы не уедем из Мангазеи. Я так понял, что это весьма известный в городе человек…
— Пожалуй, — согласился Дубов. — В нашем случае рисковать никак нельзя — от этого зависит судьба всего государства. А, знаю! — Василий вновь открыл баночку и, не дав Димитрию Мелхиседековичу опомниться, мазанул его по лицу.
Тут произошло нечто уж вовсе невообразимое — куда-то исчез барственный дядя Митяй, которого Дубов поначалу даже принял за мэра, а на его месте возник жалкий ничтожный старикашка с клочковатой бороденкой и бегающими глазками. Чумичкина мазь точно и беспощадно высветила его истинную сущность.
— Теперь наш друг может сколько угодно кричать, что он — сам господин Загрязев, — с легким ехидством заметил детектив. — Ну что ж, веди нас, Иван Сусанин…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ПЯТНИЦА. ВСЕ ХОРОШО, ЧТО КОНЧАЕТСЯ
Майор Селезень лежал в крохотном окопчике, который он вырыл перед самым рассветом. За его спиной вставало солнце и приятно грело лопатки. А в низинах еще белели клочья ночного тумана. К мосту медленно подползал обоз вражеского войска. Несколько сотен солдат двигались пешим порядком, возглавляемые конными командирами. Эта колонна уже перешла мост, а за ней шла колонна крытых телег, груженых «секретным оружием». Сзади, несколько поотстав, тянулись телеги с продовольствием и амуницией. И все это шествие замыкал небольшой арьергард человек из пятидесяти. Майор весь напрягся и подобрался, как кот, навострившийся на мышь. Он не глядя проверил свое имущество: пистолет в кобуре, гранаты на бруствере окопчика справа, запасной диск к «Дегтяреву» слева.
— Ну, пора, — выдохнул он, когда большая часть крытых телег вползла на мост.
И майор нажал красную кнопку на крохотном пультике.
Мост как-то медленно и лениво начал вспучиваться и подыматься вверх. Земля задрожала. И тогда яркая вспышка пламени опалила безмятежное утро. Фигурки людей по обе стороны моста застыли в оцепенении, наблюдая, как большая часть их секретного обоза в виде горящих обломков падает в реку. И тогда с ближайшего холма на них обрушился шквал пулеметного огня. Началась паника. Лошади ржали и вставали на дыбы. Люди метались среди горящих и перевернутых телег в поисках укрытия. А майор Селезень, выпустив по противнику все патроны, тут же метнул на дорогу три гранаты и, поставив на пулемет свежий диск, снова открыл огонь. Наемники же, наконец сообразив, откуда их обстреливают, открыли беспорядочную пальбу по верхушке холма. Но те, кто уже были на другой стороне реки, находились слишком далеко, а те, кто находились ближе, были прижаты плотным огнем пулемета к земле. Опустошив вторую обойму, майор быстро швырнул оставшиеся две гранаты и, подхватив «Дегтярева», понесся вниз с холма, пригибаясь в высокой траве. Вскоре он нырнул в прибрежный кустарник и растворился среди листвы. А наемники еще несколько минут обстреливали холм, боясь покинуть свои неверные укрытия. Но в конце концов, понукаемые командирами, короткими перебежками двинулись наверх. Обнаружив пустой окоп, они вздохнули с облегчением — противник отступил, а преследовать его никто особо не желал.
А внизу на дороге догорала последняя телега с «секретным оружием».
Змей Горыныч тяжело, как подбитый бомбардировщик, ткнулся в землю неподалеку от мрачного замка князя Григория. Баба Яга скатилась с его спины кубарем, ноотделалась лишь легкими ушибами. Другое дело, ее черный кот. Трудно сказать, каким местом он пострадал, но, по крайней мере, вставая и отряхиваясь, он бранился долго и витиевато. Змей же, понурив все три головы, лишь разводил маленькими лапками.
— Закусывать, дьявол тебя побери, надо! — закончил монолог кот.
— Да ладно тебе, — примирительно пропищала средняя голова. — Ну, не рассчитали маленько. — И, уже обращаясь к Яге, продолжила: — Ты главное, Ягоровна, не забудь: красная книга с блестящими железными уголками. И надпись — «Нечисть».
— Не волнуйся, все запомнила, — отвечала Яга. — Ты лучше кулаки держи.
— А это еще зачем? — удивленно пробасила правая голова.
— На удачу.
Ровно в полдень царь Дормидонт вошел в залу и, кивнув присутствующим, занял место во главе огромного стола. На лавках с обоих сторон чинно восседали ближние бояре, воеводы и прочие влиятельные государственные лица. Многие уже были наслышаны об удивительной перемене, произошедшей с Государем, но не знали, к чему бы это и чем чревато лично для каждого из сидящих за столом.
— Я вас пригласил к себе, чтобы обсудить положение в стране и о том, что делать будем, — негромким голосом начал царь. — По последним сведениям, вражеское воинство расположилось в Каменке и в любое время может двинуться на Царь-Город. Готовы ли мы защитить нашу страну, наш народ и нашу столицу?
Из-за стола поднялся длиннобородый господин в довольно необычном наряде — военном кафтане, накинутом поверх собольей шубы.
— Государь, позволь доложить, что славное воинство наше завсегда предано тебе и нашему Отечеству и…
— По делу говори! — повысил голос царь и даже пристукнул ладонью по столу.
— Это глава военного приказа, — шепнул Рыжий Серапионычу. Доктор сидел между Рыжим и князем Длинноруким. Обычный наряд Серапионыча, то есть мятый сюртук со съехавшим набок галстуком, ничуть не обращал на себя внимания разодетых в соболиные и прочие наряды царедворцев. На всей протяженности стола были выставлены вазы с фруктами и кувшины с разнообразными винами, наливками, водкой и пенными медами, и только перед Дормидонтом стоял жбан с квасом.
Тем временем глава военного приказа немного дрожащим от царского окрика голосом говорил:
— Утром наша дружина числом тысяча воинов выступила из Царь-Города и к завтрему должна достигнуть Каменки. И там дать сражение неприятелю. Однако, — тут он немного замялся, — однако нелегко нам придется, ежели князь Григорий и впрямь располагает неким потаенным оружием, о коем все мы немало наслышаны.
— Да брехня все это! — перебил его Длиннорукий.
— А тебе, княже, слова еще не давали! — рявкнул царь. И, вновь оборотившись к главе военного приказа, спросил: — А каково, понимаешь, настроение в войсках?
Тот несколько смутился:
— Правду сказать?
— А то что же? — взъярился Дормидонт. — Мы тут не в бирюльки играем, а решаем участь нашего государства! Ну говори, не бойся, все как есть говори.
— Если правду, то настроение в войсках не намного лучшее, чем в Боярской Думе, — одним духом выпалил глава приказа и с испугом уставился на Дормидонта.
