случае?
Маргарита пожала плечами.
— Давайте думать, коллеги.
Гюнтер навзничь лежал на диване, пустыми глазами смотрел в потолок. Позавчера пришло известие, что экскурсионный лётмарш с группой школьников, среди которых была Илона, разбился в горах. В катастрофе не выжил никто.
— Иди поешь, — сказал Найлиас. — Это приказ.
— Да, дядя, — бесцветно ответил Гюнтер. Поднялся, ушёл в кухню. Лицо пустое, как у сомнамбулы.
Найлиас досадливо клацнул шипами. Больше всего ему хотелось обнять мальчишку покрепче, заставить выплакаться, а после говорить Гюнтеру утешающие слова, согревать в ладонях его иззябшие от горя руки.
Но нельзя.
— Ученик называет вас дядей, — холодно сказал капитан ордена, смуглый горбоносый человек лет тридцати пяти.
— Так полезнее для конспирации, — ответил рыцарь-десятник Найлиас. Хвост подрагивал, и Найлиас торопливо спрятал его под стул.
— Конспирация — это хорошо, — одобрил капитан. — Но эффективна она лишь в том случае, если конспиративная роль не переносится в реальную жизнь. А вы и ваш ученик ведёте себя так, будто и впрямь близкие родственники.
— Вам показалось.
— Надеюсь, что так. Мне бы не хотелось рапортовать, что вы не годны в учителя, поскольку прививаете ученику ненужные рыцарю привычки и лишние привязанности.
— Вам показалось, — повторил Найлиас.
— Хотелось бы верить, — кисло ответил капитан. — Адепт у вас перспективный, есть в нём и разумная инициативность, и настойчивость в целедостижении. Такому ученику рад будет любой учитель.
Хвост у Найлиаса свился в спираль. Угроза была прямой и однозначной. Непригодного к учительству рыцаря отправляли в обеспечение.
Когда Найлиас вошёл в кухню, Гюнтер сидел над тарелкой с гуляшом, смотрел куда-то в пространство.
Найлиас осторожно встряхнул его за плечо.
— Гюнт, очнись.
— Магистратум закончился, дядя, — сказал Гюнтер. — Завтра мы возвращаемся в Стиллфорт. Можно будет заехать в Олдбриджское ущелье? Ведь это по дороге.
— Нет, — ответил Найлиас. — Мы едем в Байнхоллтаун, а он на другом материке. Если сделать такой крюк, то к сроку не успеем.
— А после? — спросил Гюнтер. В глазах мольба дрожала вместе со слезами. — Когда отметимся о прибытии, можно будет слетать в ущелье? Совсем ненадолго, хотя бы на час… Тогда мы успеем за один день, никто нашего отсутствия в Брайне и не заметит.
— У меня денег на дополнительные разъезды нет, у тебя тоже, потому что по родительскому завещанию в права наследования ты вступаешь, только когда тебе исполнится двадцать один год. И случится это совсем скоро, всего лишь через четыре месяца. Так что дотерпишь.
Гюнтер опустил голову. На щеке сверкнула слеза. У Найлиаса сжалось сердце, он шагнул было к ученику, но замер на полудвижении. В квартире наверняка установлена прослушка, ведь Найлиас теперь поднадзорный. За лишние сантименты рыцарей в обычные-то времена не хвалят, а попавшему под сомнение даже самое крохотное сочувствие к семейным драмам адепта обеспечит разжалование.
Никаких личных дум и дел у светозарного быть не может, поскольку и адепт, и рыцарь целиком принадлежат ордену.
— Прекращай страдания, — велел Гюнтеру Найлиас. — Сестру тебе это не вернёт.
Ученик посмотрел на него с растерянностью и ошеломлением.
— Дядя…
— Ты адепт ордена Белого Света, — оборвал рыцарь. — Ты не имеешь права тратить время и силы на личные переживания, пока не выполнено то дело, которое доверил тебе орден. Поэтому закажи через космонет поминальный молебен по сестре и займись тем, что касается тебя непосредственно — отчётом.
Гюнтер повёл плечом — движение неуклюжее, ломаное, словно парня сводит судорога боли.
— Да, учитель.
Адепт встал из-за стола, коротко и резко поклонился наставнику, скользнул по нему быстрым взглядом и опустил глаза. Истолковать взгляд Найлиас не смог, но сердце сжалось в тревоге.
— Разрешите выполнять, учитель?
— Да.
Гюнтер ушёл в комнату. Найлиас в сердцах саданул кулаком по стене. Ведь это предательство! Ученик доверялся ему всецело, а Найлиас ударил его прямо по открытой ране. Мальчик так любил младшую сестрёнку, что её смерть едва не убила его самого. Без поддержки Гюнтер сломается. Такую боль в одиночку не выдержит никто. Она либо сведёт с ума, либо превратится в ненависть ко всему живому, что ничуть не лучше прямого безумия.
А, провались всё к чёрту! И рыцарство, и орден, и даже Белый Свет.
Сейчас всего важнее Гюнтер.
Найлиас вошёл в комнату. Адепт быстро перебирал пальцами по клавиатуре, набивал текст отчёта. Рыцарь подошёл к ученику, мягко положил руку на плечо. Гюнтер отстранился. Найлиас едва слышно клацнул шипами.
Замаливать грех короткого отступничества, возвращать утраченное доверие придётся долгие месяцы. И если на это хватит оставшегося срока ученичества, то Найлиасу крепко повезло.
— Как отчёт? — спросил Найлиас.
Гюнтер молча развернул экран ноутбука так, чтобы учитель мог прочесть. Найлиас пробежал несколько абзацев и похолодел от страха.
— Ты что делаешь?! — сдавленно выкрикнул он. — Я ведь тебя предупреждал, а ты всю эту избранническую мразь в отчет суёшь!
— Я, как вы и учили, излагаю собственные соображения по представленным материалам, — с ядовитой вежливостью ответил Гюнтер.
— Чтобы написать такой вздор, соображения надо вовсе не иметь!
— Но почему «вздор»? — требовательно спросил Гюнтер. — Конкретных пояснений вы так и не дали.
— У меня их нет, — ответил Найлиас. — Но поверь, мальчик, это плохая история. Очень плохая, я сердцем чувствую!
— Да что ты вообще можешь чувствовать! — вскочил Гюнтер. — Идолище каменное!!! Столб фонарный!!!
Гюнтер пинком отшвырнул стул и выскочил в прихожую. Хлопнула входная дверь.
— Гюнт! — рванулся за ним Найлиас.
Но тот уже успел выбежать во двор.
— Гюнт! — крикнул Найлиас из кухонного окна.
Адепт не оглянулся, убежал прочь.
— Придурок старый, — обругал себя Найлиас. — Чурбан хвостатый! Если с Гюнтером хоть что-то случится… — докончить мысль он не смог, не хватило смелости.
