— Так ты не центрист… — тихо приговорил Гюнтер.
— И никогда им не буду, — ответил Авдей.
— Но почему? Ведь твой отец…
Авдей улыбнулся.
— Мой отец — честный подданный бенолийского императора и ни в каких антигосударственных организациях не состоит.
— Авдей, я серьёзно!
— Серьёзно, говоришь… А если серьёзно, Гюнтер, то я помогал центристам в делах, которые считал полезными, но полностью их путь не разделял никогда, потому что он ошибочен. Центристы видят ситуацию не дальше императорского трона. Им кажется, что если уничтожить его вместе с Максимилианом, то нищета и чиновничьи злоупотребления исчезнут, волна преступности пойдёт на спад, а в стране тут же наступит всеобщее благоденствие. Это ошибка. Уровень преступности низкий там, где люди считают постыдным красть, грабить и насиловать, а такое достигается только целенаправленным воспитанием на протяжении как минимум трёх поколений. Чиновники лишь тогда честно выполняют свои обязанности, когда есть действующая и по-настоящему эффективная законодательная база, подкреплённая активной работой неправительственных правозащитных организаций. Что же касается нищеты… — Авдей вздохнул, досадливо дёрнул плечом: — Тут всё решает трелг. Точнее — монополия ВКС на производство самых жизненно необходимых товаров из трелга, и в первую очередь энергокристаллов из порошка, который получается при выпаривании трелгового сока. Энергокристаллы — один из самых востребованных и доходных товаров в Иалумете, а потому ВКС необходим постоянный источник сырья. Им стала Бенолия. Но оставаться надёжным сырьевым придатком она может только при наличии диктаторской власти, которая ставит большинство населения в положение рабов, вынуждает заниматься трелгом и ничем иным, кроме трелга. К тому же координаторам бенолийская нищета необходима затем, чтобы держать страну в непреодолимой зависимости. Ведь Бенолия не производит никаких товаров — ни продовольственных, ни промышленных. Только трелг. Есть его, конечно, можно. Однако без мяса, круп и овощей, на одном трелге, долго не протянуть. Особенно если учесть, что всю технику для выращивания и обработки трелга, от лопаты до прессовальщика, Бенолия закупает за границей. Без гуманитарных поставок ВКС бенолийцы обречены на голодную смерть.
— Всем остальным странам Иалумета без трелга будет не лучше, — заметил Гюнтер.
— Вот именно! — поддержал его Авдей. — Из этого следует, что если кто-то хочет освободить Бенолию от тирании императора и вытащить из вечной нищеты, то сначала нужно найти новые сырьевые ресурсы для энергокристаллов и прочих трелговых товаров, развить рынок, на котором будут конкурировать множество независимых товаропроизводителей. Это избавит Иалумет от тирании ВКС. И лишь после этого можно будет результативно реформировать бенолийскую жизнь. Иначе мы сменим монархическую тиранию на диктатуру левацкой партии, которая всегда и жесточе, и кровавее. Такое уже было — за семсот лет до Максимилиана, при Алмазной республике, «самой чистой, честной и несокрушимой стране Иалумета», как они себя именовали. И до неё, при первой республике, народно-демократической, было то же самое. Появления третьей тиранической республики я не хочу. Смысла нет. Максимилиан тиранствует нисколько не хуже.
— Кроме энергокристаллов у ВКС ещё и генераторы воздуха есть, — напомнил Винсент.
— И генераторы воды начали появляться, — ответил Авдей. — Это возвращает нас к исходному утверждению: центристы — лучшее, что есть в Бенолии сейчас, но путь их всё же ведёт в тупик. Вся деятельность центристов похожа на гирреанские мятежи — поражений нет, но и побед не бывает. Эдакий бег на месте, щедро оплаченный людской кровью.
И Гюнтер, и Винсент смотрели на Авдея с глубочайшей растерянностью.
— Но почему ты тогда помогал центристам, если нисколько не веришь в их путь? — спросил Винсент.
— Потому что бег на месте — хорошее лечебное средство. Болезнь он не исцелит, но и умереть не позволит, поддержит нездоровье на минимально приемлемом для жизни уровне. А Бенолия, да и весь Иалумет, больны давно и тяжко.
— И твой отец всё это знает? — не поверил Винсент. — Ты говорил ему все эти слова?
— Да. Ему они не нравятся, но папа умеет уважать как чужое мнение, так и тех, кто делает самостоятельные суждения.
— Я заметил, — тихо сказал Винсент. — Повезло тебе с отцом.
— Повезло, — охотно согласился Авдей. — И с отцом, и с дедом.
Гюнтер бросил на него быстрый короткий взгляд.
— Так ты враждебен ВКС…
— А ты стукануть решил? — мгновенно взъярился Винсет.
— Нет, — твёрдо сказал Гюнтер. — Наоборот, я радуюсь, что темная сущность координаторов видна не одному мне. Это внушает надежду на избавление. — Он смотрел на Авдея ждуще, умоляюще. Тот глянул на Гюнтера с растерянностью и недоумением, отвернулся и стал торопливо заканчивать расчёты.
— Готово, — сказал через две минуты. — Грузовик действительно ещё полетает.
Гюнтер забрал расчётные листы, ушёл в цех. Винсент протянул Авдею свой анализатор. Тот внимательно рассмотрел шифрограммы, кивнул.
— Видишь, вторая линия искривилась? Это значит надо подтянуть левый клапан. Сейчас подсчитаю, насколько. — Авдей заполнил расчётные таблицы. — Как тебе новички? — спросил Винсента.
— Если по работе, то никак. Парни добросовестные, аккуратные и не ленивые, но балансировщики из них не получатся никогда. Ни малейших задатков. Если по жизни, то кто их знает… Слишком мало знакомы, чтобы выводы делать.
Авдей отдал Винсенту распечатку с расчётами.
— Гюнтер и Николай — парочка странная, — проговорил задумчиво. — Крестьянский мужик с десятью классами образования и городской университетский парень. Что могло их связать?
— У Николая восемь классов образования. Школу он не закончил.
— Тем более. Такая дружба и здесь-то маловероятна, где все социальные классы и страты спрессованы в единую массу. А на большой земле Николаю с Гюнтером даже пересечься негде. И, тем не менее, они не только познакомились, но и подружились.
— Побратались, — уточнил Винсент. — Как в кино об ойкуменском средневековье. Обряд соединения крови и всё такое.
— Ну да, — кивнул Авдей. — Для дружбы слишком велика возрастная разница, братству же это не мешает. На восемь лет брат тебя старше, или на год младше, особого значения не имеет. Брат он и есть брат.
— Странно как-то, — сказал Винсент. — В наше время — и вдруг обряд побратимства. Не думал, что есть ещё люди, которые верят в Алые Узы.
— Как видишь, есть… Хотя это действительно странно… Если только…
— Что?
— Винс, а почему они рассказали нам о побратимстве? Могли бы просто сказать — мы троюродные братья, поэтому и внешность с фамилиями разные. Семьи отношений не поддерживали, но когда у Гюнтера городской родни не осталось, он приехал к поселковой.
— Да, — согласился Винсент, — такие истории, в отличие от побратимства, случаются сплошь и рядом, а потому внимания не привлекают.
— Алые Узы иногда практикуют братиане, — вспомнил Авдей.
— Да это же многое объясняет! — воскликнул Винсент. — Беглым браткам надо где-то спрятаться, пересидеть время поисков. Ведь братиане просто так никого не отпускают… А лучшего убежища, чем Гирреан, не существует.
— Нет. Слишком велик риск наткнуться на бывшего коллегу.
— Фигня. Ссыльному не так-то легко связаться с руководством, чтобы донести о беглеце. А Гирреан большой, густонаселённый, так что удрать без следа и затеряться в многолюдье они успеют.
— Пожалуй… — согласился Авдей. — Однако это не объясняет, почему Николай и Гюнтер с нами так разоткровенничались. И тем более странно, что им понадобилось знать о моих личных политических
