Раньше Декстр никогда бы так легко не сказал учителю, что делает что-то плохо. Такие признания всегда были мучительны, в глазах Салливана он хотел быть безупречным.
— Дело не только в бумагах, — ответил Салливан. — Тебя гнетёт что-то ещё.
Декстр пожал плечами.
— Как и всех. Война грядёт.
— Твои курсанты готовы к битвам? — спросил магистр.
— Лабиринт покажет. Но думаю — да. В большинстве. Отсев всегда неизбежен, но обычный процент не превысит.
Слова правильные, а вот интонация… Слишком деловая, только что не казённая, словно отчитывается не учителю, а инспектору ордена.
— А Чижик? Он пройдёт лабиринт?
— Не знаю, — твёрдо сказал Декстр.
— Он твой ученик.
— Нет, учитель. Возможно, Чижик и был моим учеником, но давно и недолго. Так недолго, что я и не заметил. Но теперь он мне не ученик и никогда им не будет. Я не справился с заданием, учитель.
— Не заметно, чтобы тебя это особенно огорчало, — сказал Салливан.
— Огорчайся не огорчайся, а уже ничего не изменишь.
Прежде такие слова Декстр говорил бы на коленях, придавленный к самому полу неудачей и стыдом. Да и слова были бы другими, раньше ему бы и в голову не пришло сказать учителю, что огорчаться тут нечему, что выросло, то и выросло. Дать совет как равному.
— И чего натворил твой Чижик на этот раз?
— Он — ничего. Натворили мы, учитель. Взялись ловить рыбу слишком крупную и сильную для наших сетей. Орден Чижику неинтересен. И я вполне его понимаю, — словно бы с удивлением сказал Декстр. Немного подумал и сказал: — Орден превращается в театр, в игрушку для вечных недорослей. Именно поэтому нас перестали уважать. Мы сами не знаем, для чего существуем, сами превращаем себя в ничто, а потом удивляемся, почему нас называют дарможралами.
Салливан поглаживал подлокотник кресла. Скверная истина ему открылась. Он и предположить не мог, что так может быть.
— Ты мне больше не ученик, Пауль.
Декстр глянул на него, подумал.
— Да, — согласился он, — по всей вероятности. Рано или поздно это должно было произойти, не такой уж вы бездарный наставник, чтобы учить вечно.
— Спасибо, — с сарказмом ответил Салливан. — Польщён твой высокой оценкой.
— Мартин, — впервые Декстр обратился к нему по имени, — ученики должны становиться мастерами, иначе учительство теряет смысл.
— Даже так… Не ожидал от тебя. Такое мог бы сказать Чижик, но не ты.
— Именно потому, что он давным-давно это понял, ему и не нужен учитель.
Салливан вцепился в подлокотник кресла так, что побелели пальцы.
— Надеюсь, вам, генерал, — он изо всех сил старался, чтобы голос звучал спокойно и ровно, — никогда не придётся услышать от ученика «Ты мне больше не нужен».
— Я тоже надеюсь, что успею сказать ученику «Я тебе больше не нужен» до того, как он поймёт это сам. И сумею разглядеть эту минуту, понять, что ему пришло время летать самому. Мартин, — повернулся к нему Декстр, накрыл его руку своей так, словно хотел от чего-то защитить, — я глубоко благодарен тебе за все те годы, что ты учил меня быть рыцарем, Ястребом, открывал мне небо. И рад, что могу сказать тебе с полной уверенностью: ты тоже можешь летать сам. Без подпорок. Без поддержки. Сам.
Салливан не ответил, просто не знал, что отвечать тому, кто понял его лучше, чем Салливан сам себя понимает. Кто, пусть и на несколько минут, стал его учителем.
— Тебе надо немного побыть одному, — сказал Декстр. — Я скажу адъютанту, что ты очень занят, и чтобы не совался к тебе, пока сам не вызовешь.
Декстр поднялся, пошёл к двери.
— Это всё, что ты хотел мне сказать? — бросил вслед Салливан.
— Да, — твёрдо ответил Декстр. — Хотя… Твой нынешний ученик, Александр. Он ведь ещё ребёнок, Мартин, всего-то тринадцать лет. Не бойся быть с ним хоть немного посердечнее. Ни твоего авторитета, ни его уважения это ни чуть не умалит, скорее наоборот.
Декстр ушёл. Салливан посмотрел ему вслед и спрятал лицо в ладонях. Подумать действительно было над чем.
А на скамейке у дверей управления сидел Бродников и лениво переругивался с дежурным капралом.
Как заставил себя подойти к нему, как приказал курсанту Чижику отправляться на занятия, а за неимением таковых — в курсантскую комнату отдыха, Декстр не помнил. Знал только одно — Бродникова он не выдаст никогда. Просто потому, что за много десятилетний Бродников первый, кто видел в нём живого людя, а не вещь — ученика, учителя, бойца спецподразделения, генерала, идеально эффективный и очень опасный инструмент. Первый, кто сразу и безоговорочно признал его право думать и чувствовать так, как ему, Декстру, хочется. Первый, кто признал равным себе. Декстр и представить не мог, как это замечательно — говорить с равным. Не падать на колени, не смотреть сверху вниз на склонённую спину, а видеть глаза собеседника. На столь драгоценный дар надо отвечать достойно.
Делать до конца дня было нечего, и Декстр пошёл в свой любимый ресторанчик близ крепости, заказал красное вино и пиццу.
— Пауль, — окликнул его Кохлер, — а ты что, не в карцере?
— Логика, — фыркнул Декстр. — Сам подумай, что мне там делать?
По мнению Кохлера, в карцере Декстра дожидались множество интереснейших занятий, например, думать, снимут с него погоны сегодня или завтра, но вслух он ничего не сказал.
— Как Ройс? — спросил Декстр.
Кохлер сел за столик.
— Нормально. Залил на радостях в себя бутылку рома за твоё здоровье, а морячки Каньчинской отволокли его отсыпаться в их казармы, от магистерских глаз подальше.
— Правильно, — кивнул Декстр, — нечего ему сегодня светиться.
— Пауль, — перешёл на деловой тон Кохлер, — ты погоняй своих ребят поосновательнее, им в октябре серьёзная работа предстоит.
— А именно?
— Доставить «Полночный Ветер» сюда, в крепость.
— Очень смешно, — буркнул Декстр.
— Я не шучу. Это приказ гроссмейстера.
— И тебе сказали, зачем? — напряжённо спросил Декстр.
— Разумеется. А ты сам не догадываешься?
— Харакири делать всем личным составом округа, по очереди.
— Я серьёзно, — ответил Кохлер.
— Я тоже. Ни на что другое меч Тьмы нам не пригодится.
— Пауль, брось, — начал заводиться Кохлер. — При Оуэне Беловолосом Соколы были готовы из шкуры вылезти, лишь бы заполучить «Солнечный Вихрь», хотя вроде бы им, приверженцам тёмной магии, меч Света ни к чему. — Он смотрел прямо в зрачки Декстра. — Сила есть сила, Пауль. Безвольная, бездумная. Она будет воплощать наши думы и нашу волю. Не забивай голову древними сказками. Орден должен восстановить былое величие, и с «Полночным Ветром» мы его вернём.
— С «Полночным Ветром» мы окончательно погубим орден. Меч надо уничтожить.
— И утратить силу, — зло сказал Кохлер. — Отказаться от величия.
— Величие мы обретём и так, — не согласился Декстр. — Сейчас мы переживаем упадок, всё верно, но сколько их было? А орден всегда восстанавливался. Пока мы контролируем волшбу, всевластию ордена ни что не может помешать. Орден уже восстанавливается. Даже зомбаки начали посматривать на нас с
