— Я тоже раньше была гордой с мужчинами. Ну и что из этого получилось?
— Я, — констатировала Машуня. — А первой я все равно мириться не буду. Сам виноват, сам пусть и приползает.
Не успела Машуня прийти на работу и включить свой компьютер, как ее позвали к телефону.
— Мария Владимировна? Это Миша Ковров беспокоит, — засвистел в трубке задыхающийся голос. — Я из СИЗО. Пожалуйста, вытащите меня отсюда! Я в вас верю! Вы же Маевскую спасли? Я хорошо заплачу вам! Сколько вы хотите?
Машуня не знала как ей реагировать. Коврова вдруг стало жалко-прежалко, но ведь, с другой стороны, он напал на Кольку…
— Не буду я его защищать! — сообщила она Василисе, окончив разговор. Он лицемер и убийца!
Но коллега лишь расхохоталась на ее слова:
— Ей радоваться надо новым клиентам, а она нос воротит!
— Вот Маевскую защищать было круто! — не унималась Машуня. — Нонна, конечно, девица с капитальными странностями, но она, по крайней мере, невиновна…
— Ха! Где ж невиновных-то напастись на всех адвокатов? — отозвалась Василиса. — Бери чего дают, а то твой подзащитный найдет себе кого-нибудь другого, а ты опять будешь сидеть на бобах.
Василиса была права, и это невыносимо злило.
Машуня слонялась по кабинету, решая моральную дилему: этично или неэтично браться за дело человека, который напал на ее приятеля? И тут ей в голову пришла одна корыстнаая идейка, расставившая все по своим местам. Кто ведет дело Коврова? Федорчук! Значит, к кому надо идти за разрешением на свидание?
Ох, свидание! Эх, Федорчук! Ужасно хотелось в его жаркие объятия!
Каждый божий день Машуня ждала, что он позвонит и торжественно признает свою неправоту. Иван, конечно, звонил, даже неоднократно, но при этом молчал. Она выдерживала паузу и ждала, когда эта бестолочь заговорит. Но он продолжал играть в «партизана на допросе».
— Придется идти к Федорчуку, — вздохнув, сообщила Машуня коллеге. — Ну и пойду! Что я лопну, что ли, от этого?
— Не лопнешь! — поддержала ее коллега, которая с крайнем интересом следила за развитием их совместного с Федорчуком романа. Василисе все это действо заменяло мексиканские сериалы, на которые у нее не хватало времени. А сердечные дела младшего товарища были даже интересней, так как в них можно и самой принимать участие умным советом или сочувствием.
— Только я ведь ему к нему по работе приду, это ничего не значит! проворчала Машуня, набирая заветный номер. — Алло, прокуратура? Вы не могли бы позвать Федорчука?
— А его нэт, — опечаленно произнес низкий голос с легким кавказским акцентом. — Но вам, Марыя, я магу сказат, гдэ он.
Это был Гегемоншвили.
— Ну и где? — спросила его Машуня, которую несколько задело, что Миндия ее узнал и отнесся к ней так неофициально.
— Он пашел в унивэрситэт прэподават крымыналыстику. Так что эсли вы патаропитэс, то сможэтэ пэрэхватыт его до сэминара.
— Федорчук — преподаватель?! — ахнула Машуня.
— Да! Прычем очэнь умный, интэрэсный, знаюший, патрясаюший, завлэкаюший…
— Во сколько у него семинар? — перебила Машуня дифирамбы.
— В дэвят двадцат. Аудытория тры.
Но Машуня уже положила трубку и бросилась к вешалке за своим плащом.
— Пойду и посмотрю на этого преподавателя! — объявила она Василисе.
Та улыбнулась, все понимая.
— Что, хочется его увидеть?
— Не хочется! Просто пойду посмотрю.
Василиса спрятала улыбку.
— Иди, иди…
Родной юридический факультет серьезно изменился с тех пор, как Машуня покинула его стены: в аудиториях и коридорах был сделан кричащий о богатстве ремонт, на выходе вместо бабушки-вахрушки появился внушительный охранник в камуфляже, который отнюдь не маскировал его, а толпа студентов, шляющихся взад и вперед, очень напоминала «золотых» детишек из «Беверли-Хиллз 90210»[3].
Машуня опоздала всего на чуть-чуть, однако момент для перехвата Федорчука был уже упущен. Сидеть и ждать, пока он окончит свой семинар, не хотелось, но постучаться было страшно, и она только топталась у двери с цифрой три. Сердце колотило в груди, как муж к изменяющей жене.
В конце концов Машуня набралась отваги и храбрости и нерешительно стукнула кулаком по створке. Через несколько секунд недовольный Федорчук высунулся из аудитории.
— Это что такое? Ты?! — произнес он испуганным голосом, тут же сменив сердитый взгляд на радостный.
Но Машуня все равно изготовила для него непроницаемое выражение лица и хмуро произнесла:
— Мне надо с тобой поговорить. По делу.
Иван тут же обеспокоился и заволновался:
— Маш, у меня семинар. Ты можешь меня капельку подождать? Всего час двадцать пять осталось.
Машуня саркастически приподняла брови.
— Не много. Давай, я хоть на твоем преподавании поприсутствую. Все не в коридоре торчать…
Федорчук молча отступил назад и пропустил гостью в аудиторию.
Там сидела пестрая толпа студентов. Стараясь не смотреть на их удивленные лица, Машуня прошествовала к последней парте.
— Тема сегодняшнего семинара… — пророкотал Федорчук, пряча глаза в журнале. — Тема семинара… «Предъявление обвинения и допрос обвиняемого»…
Услышав такое, студенты завозились.
— Иван Борисович! А вы нам не это задавали! У нас же было «Осмотр места происшествия»!
Федорчук бросил в сторону Машуни короткий взгляд.
— Да? Ну давайте «Осмотр».
Ей стало смешно: Федорчук-преподаватель на радостях все темы перепутал! Все же было заметно, что ее визит произвел на него неизгладимое впечатление.
— Катя! — позвал Иван хорошенькую блондинку с первой парты. — Пойдите к нам на кафедру и попросите простыню. Нам она понадобится для важного дела. А пока мы повторим теорию.
Повторять теорию вызвалась гренадероподобная девушка по фамилии Ерохина. Она взгромоздилась на кафедру и начала выстраивать тяжелую кирпичную речь, выученную из методички.
Тем временем из коридора донеслись частые шаги, и в аудиторию влетели Катя вместе с сутулым очкастеньким юношей.
— Иван Борисович! — воскликнул он трагично. — Эта барышня просит для вас простыню. Вроде как для важного дела…
Студенты тут же захихикали и стали выдавать предположения. А Федорчук густо покраснел.
— Это не для меня! — воскликнул он с негодованием. — Это для трупа. Труп же не будет валяться просто на полу!
— А-а — понял лаборант и вскоре притащил старую клеенку, какой обычно покрывают кухонные столы.
— Мне нужен доброволец на роль покойника! — провозгласил тем временем Федорчук, обращаясь к студентам. — Надо будет просто полежать. Клеенка чистая. Я ее сам мыл после прошлого заседания кафедры.
