Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса

как у меня дрогнула рука на… Впрочем, главное — Оби-Ван. Йода и Оби-Ван…

Он замолчал. Два ладони сжали друг друга.

— Потом то, что я вынужден был тебя к себе привязать, — спокойно сказал император. — Наши конфликты на этой почве. Твоя гордость и твоя усталость от такой жизни. Потом одновременно Таркин взорвал Альдераан, а ты нашёл сына. Государство попало в тяжёлое положение, а два его правителя выясняли отношения между собой. Мы стали почти врагами. Да, именно твоя психанутая привязанность к сыну. Ты четыре года на него одного смотрел. И больше ни о чём не думал. Если бы старый дедушка на себе эксперимент не поставил и не съехал с катушек, то, кто знает, может, ты бы меня убил. И сам умер. Приём не очень честный: я бил на ужас и жалость. Но коль скоро больше ничего не работало… Сформулируешь основные параметры столь разных случаев?

— Да, — ответил Тёмный лорд. — Полная или частичная невменяемость до того рассудительных и вменяемых людей. Например, Альдераан. Таркин карьерист, но не дурак. Он мог бы очень многое сделать. Но взорвать планету — слишком большой риск. Даже если бы он выставил себя исполнителем. Я, как идиот, прозевавший этот выстрел. Я, который обнаружил в одном из пилотов Альянса сына, из-за чего позволил ему взорвать станцию со всеми людьми. Я двадцать пять лет назад. В самый необходимый момент, когда надо было быть хладнокровным, когда вы нуждались в моей трезвой голове, руке и помощи — психующий из-за снов, в которых умирает моя жена. Я с трудом тогда думал о другом, и вообще соображал, что делаю. Вы помните.

— Помню.

— Из-за этого невероятного состояния меня и сумел почти прикончить Оби-Ван. А, ну да. Ещё в копилку. То, как он меня сумел почти прикончить. С какой стороны не посмотришь — всё идиотизм. А главным идиотизмом является Бен, который пошёл меня убивать.

— Да!

Они вновь переглянулись.

— А ещё то, что заметила умница Мара, — сказал Вейдер. — Вы знаете, я действительно любил жену. По-настоящему. Глубоко и всерьёз. Я думаю, наш союз не разорвали бы империя или республика. Мы бы всё преодолели. Её маска демократки была то же, что моя маска джедая. Но она умерла. И любовь как будто выключилась.

Он снова замолчал. Не отвернулся. Только сильней сжал кулаки.

— Интересно, — нейтральным тоном сказал император, — сколько нас, инвалидов этой войны? Звёздных войн…

Замолчал, нахмурился. Будто тень пролетела. Нахмурился ещё больше. Покачал головой.

— А потом любовь снова словно включилась. Когда я узнал о детях, — сказал Вейдер, будто не было паузы и императорских слов. — Но как только что-то пошло не так, как только давления этой привязанности на меня не хватило для того, чтобы я вас смог уничтожить — всё выключилось вновь. А сейчас… сейчас началось иное. Я смотрю на этого мальчишку. Изумляюсь ему. Привыкаю к мысли, что у меня взрослый сын. С любопытством говорю с ним. Постепенно лучше узнаю в разговорах. У меня возникает симпатия и ощущение родства. Но так и должно было быть. Постепенно и осторожно. А не эта мгновенная истерическая замкнутость на сыне. Такое ощущение, император, что только вы неподвластны воздействиям такого рода.

Палпатин глубоко задумался.

— Вообще-то меня действительно толкали к безумию, — сказал он неуверенно.

— Но вы приняли решение сами, причём это подталкивание использовали, как ботан, в собственных целях.

— Спасибо за комплимент.

— Пожалуйста, — улыбнулся Вейдер.

Палпатин какое-то время помолчал.

— Возможно, я слишком стар, скептичен и слишком мало податлив на влияние, — сказал, наконец, он. — Я сам виртуоз-манипулятор, так что любую манипуляцию интуитивно чую. Но не стоит считать мою неподатливость аксиомой. Может быть, они только того и ждут. Когда я решу, что меня им не подчинить. Так что ты меня контролируй.

— Слушаюсь и повинуюсь, мой повелитель, — отрапортовал Тёмный лорд. — Есть следить за вами денно и нощно… Вообще-то я это и делал. Когда вы с ума сошли.

— Значит, есть опыт, — кивнул Палпатин. — Ну что же. Каков вывод из вышесказанного. Параллельно с тем, что мы ожидаем информацию об энфэ из внешнего источника, мы тщательно отслеживаем любое влияние энфэ внутри себя. Предупреждён — значит вооружён, основные параметры такого воздействия мы знаем.

— Это когда кого-то заносит.

— Грубо, но верно. Будем следить затем, чтобы не заносило. А если это всё-таки случится, то сам человек, зная, что с ним происходит, в состоянии повлиять на этот процесс. Да, Вейдер. Надеюсь, мы разобрались в своих отношениях и всё сказали друг другу?

— Да.

— Вейдер.

— Я понимаю смысл и важность вопроса. Да.

— Ладно.

— Повелитель.

— Да?

— Я тоже хотел спросить. То, что меня так мотало в эти дни. После того, как вы пришли в себя. Это — что?

— Это называется — отходняк, — ответил император. Зыркнул на него насмешливыми глазами. — Всего-то.

— А, — ответил Вейдер. — Я тоже так думал. Но всё-таки решил удостовериться. Видней со стороны.

— Удостоверился?

— Да.

— Что ж, неплохо. Так и будем друг за другом наблюдать. Согласен?

— На все сто.

— Хорошо. Но это одна сторона дела. Есть вторая. Нам надо исследовать влияние энфэ в твоих детях. И в их окружении. Пошагово. По всей жизни.

Палапатин испытывающе посмотрел на Тёмного лорда. Но Вейдер лишь кивнул. Потом осознал взгляд и прибавил к кивку усмешку.

— Верная мысль, — сказал он. — Я беру на себя Люка. Вы — Лею.

— Идёт, — согласился император. — Тем более так мы выходим и на Бейла с Мотмой, и на Бена…

Они в который раз обменялись взглядами.

— Всё-таки вытаскиваем сначала Бена, — сказал Вейдер. — У меня с ним наиболее крепкая привязка любви-ненависти. Ну и… он больше знает. Простите, — он неожиданно сжал губы. — Я знаю, вы хотели бы увидеть другого…

— Куая я бы хотел увидеть! — неожиданно взвился император. — У этого безвременно заколотого рыцаря и одного из самых умных людей в голове было такое! А Кемер его убил, — Палпатин зло засмеялся. — Вот вам ещё — энфэ в проявлении худшего из маразма. Кемер знал, что этот рыцарь мне нужен. Кемер знал, что этот человек мне нужен живым. Ты даже не представляешь Вейдер, как меня тогда ломало.

— Но не сломало, — ответил Тёмный лорд. — В том и дело. Вы единственный из нас, который на протяжении всех лет оказался способен держать себя в руках. Не смотря ни на что. Вы очень сильный.

— Я должен, — ответил Палпатин. — Я должен быть сильным. За меня никто им не будет. Ты сам, когда попал в ситуацию, когда остался единственным старшим, тот час же сумел взять себя в руки. Разработать план, выдержать психологическое давление — и всё осуществить. Необходимость — лучший стимул. Единственный.