Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса

— Простите, милорд, — сказал Пиетт, когда, наконец, пришёл в себя и восстановил способность думать не только об ошеломившей его информации. — Ваше величество… Хот. Если позволите…

— Конечно.

— Я бы хотел сначала сказать несколько слов об адмирале Оззеле.

— Говорите, Пиетт, — ответил Вейдер.

— Как бы вы с ним ни поступили, милорд, но Оззель действительно совершил чудовищную ошибку. Всему флоту перед операцией было указано, что целью операции является не уничтожение базы повстанцев, а захват определённых, важных для первых людей Империи Империи, лиц. Таким образом, предполагался не штурм, а плотная и незаметная оккупация с последующим захватом. И то, что Оззель своей властью вывел флот слишком близко к планете… — он запнулся.

— Да, адмирал? — с глубокой серьёзностью спросил его Вейдер.

— Я только сейчас подумал, — ответил Пиет, — столь странно то, что Оззель, весьма квалифицированный военный, проигнорировал сведения нашего дроида-разведчика, сочтя то, что невозможно не принять за базу, недостойным внимания объектом.

— Он счёл её базой контрабандистов, — напомнил Вейдер.

Пиетт медленно покачал головой.

— Есть вещи, очевидные для военного. Конечно, повстанцы часто по стилю сражений, по тактике и по быту не слишком сильно отличались от контрабандистов, но военную базу я всегда различу. А ещё надо заметить, это были единственные сведения на тот отрезок времени… Нет, конечно, адмирал был прав в том, что ему требовались большие доказательства, — Пиетт вздохнул. — Носиться по галактике туда-сюда только из-за обрывочных сведений… Но, когда вы подтвердили, что это и есть искомый нами объект, адмирал с совершенно невероятной, не характерной для военного небрежностью вывел флот так близко к Хоту, что нас заметили прежде, чем мы успели развернуть наши войска. Честно говоря, я тогда даже подумал, а не было ли это прямым саботажем.

— Ребелы перекупили Оззеля? — с недоверием спросил Кир Канос.

— Версия странна, но чем она хуже той, что лорд Вейдер о чём-то задумался на Звезде смерти? — сварливо спросил Палпатин. Хмыкнул. Сказал холодным, деловым тоном: — Если Оззель был болван — это не так плохо. Если его перекупили республиканцы, это не столь нехорошо. Я опасаюсь другого…

В тишине четверо посмотрели на императора. Он, два гвардейца и Мара. Вейдер смотрел мимо Пиетта перед собой.

— А что вы на меня смотрите? — спросил император Пиетта. — Лучше скажите вы. Про все несуразности того боя.

— Мы пропустили всех повстанцев, — дисциплинированно ответил адмирал. — Чуть не столкнули корабли. Потеряли почти всю наземную команду. Не смогли догнать примитивный корабль без гипердрайва. Ниида вдруг забыл, что в ИЗР есть зона нечувствительности для радаров…

Он замолчал. Звуки, которые издавал Вейдер, нельзя было спутать ни с чем. Но Пиетт отказывался верить своим ушам. Главнокомандующий имперских вооружённых сил фыркал, как кошка. Пиетт подозревал, что из-за каких-то проблем с дыханием Тёмный лорд не может нормально смеяться. То, что он издавал, было серией отчётливого фырканья в маску.

— Простите, Пиетт, — отсмеявшись в своей манере, сказал Вейдер. — Не хотел вас шокировать. Но Ниида, который прилетел с извинениеями, что они потеряли «Сокол»… Взяли — и потеряли. Не увидели на радаре. «Сокол», очевидно, включил гипердрайв прямо под кораблём.

— Да, — ответил Пиетт. — Это похоже на внезапную амнезию. И вы его убили, — сказал он, не умея ничего с собой поделать. Против воли прозвучал упрёк. — Существует определённая градация поступков…

— Да нет.

Пиет с полсекунды непонимающе смотрел на своего главнокомандующего.

— Простите?

— Не убил я его. Так, придушил немного. Но он после этого решил подать в отставку и больше никогда не ступать на борт корабля.

Второй раз за разговор Пиетт судорожно попытался не выпучивать глаза. Очень помогло то, что на лицах гвардейцев было не меньшее изумление.

— Но почему…

— А чтоб не распоясывались, — ответил Вейдер. — Серия из двух смертей — показательная штука. Ряд. Тенденция. После этого никто не поддавался внезапному маразму.

— Это… жестоко, — вырвалось у Пиетта.

— Конечно, адмирал, — в голосе Вейдера была усталость. — Причём жестокость была сознательной.

— Простите…

— Лорд Вейдер хочет сказать, — вмешался Палпатин, — что, как ни странно, эта его сознательная жестокость хорошо подействовала. Никого из высшего командования флота после этого не поражали вспышки внезапной глупости.

Пиетт обдумал эту мысль.

— Стимул… — нерешительно начал он.

— Именно, адмирал, — ответил уже Вейдер. — Стимул перед моей жестокостью перебил в их сознании нечто, что на это сознание воздействовало.

Маленький адмирал пришёл в ужас:

— И на моё?

— …иллюзию свободы, — покачал головой император. — Возможно, ты права. Нет, ты права безусловно. Но всё же он стал свободней для нас оттого, что мы о нашей несвободе знаем. Я знал и раньше, — сухая и неприятная усмешка дёрнула угол рта. — Несвобода есть всегда. Она заключается в законах. Их не замечают, верно? Но они сетка мира, в которой приходится жить. Когда изучаешь закономерности, можно подчинить их себе. Абсолютной свободы не бывает. Зато любой закон можно использовать с выгодой для себя. Например, — добавил он, — моё сумасшествие.

Вейдер вздрогнул.

— Нет, мой мальчик, я сошёл с ума по самой всамделешней правде. Думаешь, при нашем контакте я бы смог притвориться? Но вот сдерживающие нити я отпустил сознательно.

— Мара, — тоном, не терпящем возражений, сказал Вейдер. — Выйди.

Та вышла, хмыкнув.

— Объясните, — напряжённо произнёс Тёмный лорд.

— Лазейка между некой тенденцией и моей собственной целью, — пояснил император. — Я давно чувствовал логику событий. Это не предвидение. Это ощущение логических связей. Вычисление логического потока. Я чувствовал правильность тех или иных внешних действий в закономерности в том, что происходит. Однажды с величайшей ясностью ощутил, что закономерности этой необходима моя неадекватность. А в конечном итоге моя смерть. Это просто. Всё к тому и шло. Четыре года всё шло так, чтобы измотать меня и добить. Я бы сошёл с ума раньше или позже. Или впал в нервное и агрессивное состояние. Это было неизбежно.

Вейдер резко встал и, за неимением иллюминатора, подошёл к гладкой стене. Застыл маской к ней.

— Дальше, — сказал он.

— И тогда я решил подыграть этой закономерности, — спокойно сказал в его спину император. — Но сделать это резко, быстро и уродливо. Так, чтобы тебя, если в тебе ещё что-то осталось от тебя, проняло.

— Что-о-о?!

Разворот к императору был совершён в таком стиле, что посторонний мог бы поклясться, что Тёмный лорд его сейчас ударит.

— Если в тебе что-то от тебя осталось, — невозмутимо повторил император.

— Что вы хотите сказать?!

— Именно то, что говорю. Посмотри на себя в то время. Что осталось от твоего ума? Твоего