поделили между собой кланы тускенов и мафиозные группировки, можно ездить без хорошего вооружения? Что ты на меня так смотришь? Не знаешь, что у братков Джаббы по всей пустыне подземные захоронки, а йавы до ужаса любят их потрошить? Что, в твоё время в пустыне уже не было локальных, но шумных разборок?
— Были…
— Ну вот. Обычно эти маленькие барахольщики очень хорошо стреляют из своих маленьких пушек. Одно попадание такой пушки способно разнести один утюг хаттов в мелкие брызги.
— Утюг?
— А что, теперь танкеры хаттов по-другому называют?
Люк не выдержал и засмеялся.
— Похоже…
— И это я говорю татуинцу. Так вот, о фермере Ларсе. Твой дядя залёг в засаде и стал стрелять. То, что это — один фермер, а в доме была с ним ещё и женщина, штурмовики обнаружили только тогда, когда взорвали и подожгли вашу ферму из орудий. Да, они не самые кроткие люди в галактике. Но мы Татуин вообще не любим…
— Кто — мы?
— Мы, империя. Татуин — гнездо мафии, разбойников и бандитов. Боюсь, здесь штурмовики действуют не как на территории империи, а как в районе, контролируемом мафией. Словом, все хороши. Но и твой дядя — тоже.
— О мёртвых или хорошо…
— А если твой дядя был идиот, он после смерти умным станет? И что только Великая Сила с человеком не делает! — насмешливо заметил Вейдер. — Даже задним числом наделяет его мозгами. Когда мы умираем, мы не становимся лучше или хуже, — чуть заметный вздрог плаща на уровне плеч. — Мы всего лишь становимся мёртвыми. Давай дальше. Уже отдохнули.
Через сорок минут Люк выдохся так, как не выдыхался в джунглях у Йоды. Вейдер был не очень доволен такой низкой выносливостью сына. Но когда он услышал от него рассказ, как того тренировал Учитель Учителей, то даже не засмеялся.
— Ты лазил по лианам и стоял вниз головой? И держал в воздухе камни, дроида и Йоду?
Люк надеялся, что папу это позабавит. Вейдер долго молчал.
— Знаешь, — сказал тот после паузы тяжело, — а время подействовало не только на моего учителя. Старый Учитель учителей, похоже, тоже сошёл с ума. Только тихо, незаметно для себя…
— Он не был сумасшедшим!!!
— Да? А императора ты за кого принял? Ручаюсь, что за обычного поборника тёмной стороны Силы.
— Но…
— Когда ты с ним говорил — там, в тронном зале?
— Я думал, что он… всегда такой. Ну да. Я думал… Они… вы… все такие.
— Злодеи из сказок? — устало спросил Вейдер.
— Да нет. Просто злые люди.
— Просто злые люди не изображают из себя идиотов, — быстро и тяжело сказал Тёмный лорд. — И Йода… Он не был таким. Жёстким — да, проницательным, безапелляционным, бескомпромиссным. Но я не представляю его себе идиотски хихикающим или обучающим тебя такому маразму. Он или издевался над тобой или…
— Как это — маразму?
— А он, в сущности, тебя ничему не научил.
— Но я научился… чувствовать через Силу. Воздействовать на предметы через Силу. Видеть будущее. Впрочем…
— Да?
— Там, на Дагоба… Рядом с жилищем Йоды была пещера. Он меня туда направил. И в ней я встретился с тобой… То есть, с фантомом, который я принял за тебя. Я сражался. И победил… Отрубил тебе голову. А потом под шлемом… который частично испарился, увидел моё лицо.
Он очень боялся того, что отец на это-то раз точно посмеётся. Но Вейдер остался серьёзен. Даже слишком.
— Это произошло до того, как я тебе сказал, кто я?
— Да. Как раз перед Беспином.
— Йода тебя похвалил?
— Он решил, что я поддался соблазну… Эмоциям. Что я не прошёл испытание.
— Ну, я не знаю, что от тебя хотел не слишком адекватный учитель учителей, но насчёт тебя скажу однозначно: никакой это не соблазн, мой мальчик.
Люк вздрогнул. Отец его так ещё не называл.
— Возможно, в этой пещере есть нечто, стимулирующее подсознание. Скорей всего, какая-то наркота. Так что второй раз туда входить не советую. Но поединок был вовсе не испытанием, и наслал это не Йода. Это работала твоя собственная интуиция. Тебе ведь внушалось, и вербально, и невербально, той же смертью Кеноби на станции, что ты должен меня ненавидеть, я твой враг и тебе следует меня убить. Вот первый блок твоего видения. Ты включил меч, потому что должен был сразиться со мной, как с врагом. А вот вторая часть — наиболее любопытна. Нет, Люк, это не значит, что в поединке со мной ты в ненависти убил в себе сам себя. Это фонило через все миры — наша с тобой кровь, мой мальчик. Твоё лицо под шлемом — всего лишь голос крови, указание на прямое родство. А это значит, что способности в тебе действительно огромны. Так проинтуичить… Только любую твою интуицию они бы обратили против тебя. Они и обратили. Ты здорово пришёл меня спасать.
— А ты меня чуть не убил!
— Пришлось бы — и убил.
— Пап…
— Мам. Это мир гораздо менее гибок, чем ты думаешь, Люк. В нём порой почти не бывает никакого выхода. Или — или.
— Так ты бы…
— Это не обсуждается, Люк. Я к тебе впервые начинаю что-то испытывать только сейчас. И то когда получаю подтверждение, что ты — часть моей крови. Не надейся на родственные чувства. У меня их вообще нет. Есть чувство соприродности или чуждости. Но пока это для тебя слишком сложно.
— Хорошо, если я такой дурак, то объясни мне по-простому — почему ты считаешь, что Йода сошёл с ума?
— Я говорил так?
— Да.
— Знаю. Но как всегда, когда применяется один термин для всего спектра состояний, очень сложно точно определить, что имеешь в иду. Я бы сказал так: Татуин для Оби-Вана стал спасением. Рядом рос ты, и у старого джедая был смысл жизни. А у Йоды его не осталось. И вот тогда навалилось всё.
— Что?
— Не приведи Сила тебе когда-нибудь испытать, что бывает, когда к тебе приходят все, кого ты когда-либо убил.
— Пап…
— А главное — в переплавке чьей души ты был повинен. Сотни и сотни лет. Препарация, расчленение, изменение душ. Девятьсот лет на благо этой галактики. А потом остаёшься один, на безлюдной планете. И вокруг только зелень, лианы, крокодилы — и мысли. И сны. Ручаюсь, что старый учитель учителей очень не любил спать последние десять лет…
— Пап, ты что?
— А что?
— Ты… его жалеешь?
— Я плaчу о всех, с кем сделали то же.
— С Йодой никто ничего…
