бюрократизма больше всего в Германии. Теперь приходится констатировать, что это не так, ужасный бюрократизм в советском аппарате».
И далее тот же инспектор конкретизировал увиденное и услышанное:
«На одном педагогическом совещании, когда речь шла о политической учебе воспитателей детдома и детей, выступил т. Лагос и заявил: «Давайте философию Маркса оставим в стороне и посмотрим на положение. Что получают на обед дети? Отсюда и надо танцовать. Бытие определяет сознание… Мы привезли сюда детей, чтобы воспитывать политических деятелей, образованных, а не картошку выбирать и дрова рубить».
А вот и совершенно невероятная для тех времен картина (из того же отчета):
«Дети часто употребляют такие выражения: «Где же непобедимость Красной Армии». Во время читки речи т. Сталина 6 ноября под свист закричали: «Спасибо Сталину за заботу». Когда в комнате был поставлен портрет т. Сталина, ребята разбили его из рогаток. Они надругались над портретом т. Кагановича. Однажды в школе дети ломали парты. Им сказали: зачем вы уничтожаете социалистическую собственность? Они ответили: «Мы хотим уничтожать социалистическую собственность…».
И далее следует соответствующий вывод:
«Трудно предположить, что дети сами дошли до этого. Ясно, что они подобные разговоры и выражения слышали».
Зато нетрудно предположить, что могло стать с теми взрослыми испанцами или русскими учителями, которых заподозрили тогда в подобной воспитательной работе.
Условия жизни и впрямь были ужасающими. Вот еще документальные свидетельства того, как жилось испанским политэмигрантам и их детям в годы войны. Выдержки из письма зам. Наркома НКВД СССР Меркулова за 31 декабря 1942 года Георгию Димитрову говорят сами за себя:
«Из-за отсутствия жилплощади испанцы размещены в тесных, холодных общежитиях, требующих капитального ремонта. Так, в Кокарде в комнате размером в 2 квадратных метра проживают два человека, в комнате 12 кв. метров — шесть человек… В результате скученности и антисанитарии, среди политэмигрантов только за истекшую часть зимы зарегистрировано 26 смертных случаев (детей 0 24, взрослых — 2). Распространилось заболевание желтухой».
В том же сообщении приводились выдержки из писем испанских женщин своим мужьям, сражавшимся на фронте. Как видим, вся корреспонденция тогда перлюстрировалась — цензоры докладывали о крамоле «наверх», «сверху» информация передавалась далее. Итак, Меркулов — Димитрову, цитировал фрагмент ряд частных писем. В одном из них обнаружилась крамола:
«Мои вещи я уже продала все, а жизнь очень и очень трудная. Я очень боюсь того, что здесь умрет очень много молодежи. Жена Валентино, 21 год, которая жила в Мытищах и Монино, уже умерла. Пиллар — жена Вернаво, болеет туберкулезом. В больнице лежат еще три женщины, которые, наверное, живы не будут. Народ здесь весь слабеет».
Как отмечал в этой связи Меркулов в своем отчете, «у отдельных членов испанского коллектива проявляются реэмиграционные настроения». И опять выдержки из писем, как доказательство:
«Только в СССР я голодаю. Если бы я был в другой стране, то никогда бы не голодал и не находился бы в таких жалких условиях. Здесь рабочий класс живет хуже, чем в капиталистических странах»
«Я здесь, как и в Краматорске, не верю в победу Красной Армии. Все рабочие на заводе уже тоже не верят в победу. Они только ждут и надеятся на второй фронт. Когда мы поедем в Испанию, тогда я об этом буду говорить»
А вот примеры из отчета другого работника НКВД, Федотова, за 21 марта 1943 года, и вновь — выдержки из писем:
«Ничего хорошего сообщить отсюда не могу. Наши люди продолжают умирать и что хуже всего, многие из них умирают от голода»
Для многих испанцев, привыкших к совсем другому климату, русский холод был мукой адовой. Неслучайно и об этом было в письмах (из отчета того же Федотова):
«Самое трудное — это холод, который тут достигает 55–60 градусов. При той одежде, которая есть у нас, выдержать невозможно. Уже теперь у нас много больных из-за холода. Нас надо убрать отсюда, так как выдержать мы этого не сможем»
Поскольку местные власти часто использовали испанских политэмигрантов и детей на черных работах (и это прямо отмечается в отчете Федотова), кое-кто отваживался писать и об этом:
«Я приехала из колхоза, где перенесла все муки Каина. Теперь мы вернулись, но не надолго, потому что должны пойти ощипывать кур. Нас не оставляют в покое, не дают учиться, а мы бы так хотели учиться. И все это потому, что о нас никто не заботится. Мы почти босые и это по здешней грязи. У меня появляется настроение удрать отсюда»
Встающие перед глазами картины невыносимых условий жизни испанских политэмигрантов и испанских детей совершенно не соотносятся с традиционным у нас романтическим представлением о героях гражданской войны в Испании.
Кого и как «облагораживали» трудом
С конца 1942 года детей-переростков стали трудоустраивать в школы ФЗО, чтобы они получили рабочие профессии.
«Мелкими группами они были разбросаны по всем ФЗО, причем на такие специальности, которые ребята не хотели изучать: деревообделочники, текстильщики и т. д. У всех было желание работать слесарями, токарями, автогенщиками»
