Она попыталась связаться с ним по зудильнику, но на поцарапанном блюде высвечивался лишь кусок потолка с люстрой. Таня уже хотела разъединиться, когда на экране возникла физиономия Жоры Жикина. На волосах у Жикина была сеточка. В правой руке какая-то мазюкалка, которой он маскировал вскочивший над бровью угорь.
– Чего ты тут зудишь? Я оглох! – капризно сказал Жора.
– Позови Ваньку!
Жикин, кривляясь, поднес руку ко лбу.
– Слушаюсь, ваше сиятельство! Мчуся уже! Разрешите лететь?
– Его что, в номере нет? Зачем ты вообще берешь его зудильник?
– Не переношу громких звуков. Особенно когда звонят не мне, – сказал Жикин и отсоединился.
Таня накинула плащ, заколола еще не просохшие волосы и выскользнула из комнаты. Прикованный в коридоре оборотень дружелюбно зазвенел цепью и заявил, что его скоро освободят, потому что шерсть на носу почти пропала.
– Когда я совсем выздоровлю, поиграем в Красную Шапочку? – предложил он, пуская клейкие пузыристые слюни.
– Обязательно, – сказала Таня, чтобы
не расстраивать больного.
Дождь все моросил. Привязчивый, противный. Кажется, он имел намерение зарядить на весь следующий день.
Вскоре Таня была в главном общежитском корпусе Магфорда. Впервые. И нельзя сказать, чтобы он ее впечатлил. Все было очень чисто, очень функционально, очень просторно и… как-то совсем никак. Для пятизвездочного отеля это было бы в самый раз, а вот от школы волшебства смутно хотелось чего-то большего.
Впрочем, ожидания тем и интересны, что пример никогда не сходится с ответом.
В поисках комнаты, где жил Ванька, Таня обратилась к сидящему за конторкой эльфу. Эльф ничего не ответил, продолжая меланхолично жевать. Таня задала вопрос повторно. Эльф сердито посмотрел на нее и на мгновение приоткрыл рот. Таня заметила в зубах у него носок. Поняв, что у него стирка, Таня не стала ему мешать.
Надеясь встретить кого-нибудь знакомого, она стала подниматься по лестнице. Пролета через два она услышала шум, пошла на голоса и увидела небольшую толпу, человек в восемь-десять. Оглядываясь на белеющие в полумраке лица, Таня потянулась было к двери, но кто-то энергично оттащил ее за локоть.
– Спокуха, это я!.. Не ходи туда! Сюда ходи! – услышала она голос Гробыни.
– Привет! Почему не ходи?
– Пипенция наша буянит! – сказала Гробыня.
– А я не слышу.
– Сейчас все услышишь. Ложись! – распорядилась Склепова.
В комнате завизжали. Что-то разбилось. В двери образовалась дыра размером с кулак. Над
их головами пронесся тяжелый бронзовый карниз для штор и, ударившись о стену, отрикошетил дальше по коридору.
– Ну Пипа! Смотри, сколько утешальщиков собралось, а ни один не сунется, – сказала Таня.
– Уф! Кажется, затишье! Все-таки интуитивная магия великая вещь! Накапливается, накапливается – а потом – бац! – и спасайся кто может! Как, никто не смог? Ну, я предупреждала! – заметила Гробыня.
– А из-за чего она бушует?
– Пуппер на нее внимания не обращает. Ну, это она и раньше знала и смирилась. А сегодня Бульона вроде с кем-то в окно видела. Шел с какой-то девицей по парку. Вот это был перебор. Последняя капля цианида ухлопала низколетящего мамонта, – сказала Склепова.
Пипа вновь зарыдала. Народ в коридоре предусмотрительно залег. На этот раз новых дыр в двери не появилось, зато стена содрогнулась так, что вместе с ней, казалось, покачнулся весь Магфорд.
– О, уже кроватки полетели! То ли еще будет! – удовлетворенно сказала Склепова и на четвереньках быстро забежала в комнату.
Таня последовала за ней. В комнате царил жуткий хаос. Похоже было, что в ней только что резвились циклопы.
Увидев их, Пипа хотела было еще раз взвизгнуть, но смилостивилась и лишь уткнулась головой в подушку.
– Природа несправедлива к некрасивым женщинам. Некрасивый мужчина может быть талантлив как Лермонтов или напорист как Наполеон – и позволит себе все. Некрасивая же женщина не имеет никаких шансов, – с надрывом заявила Пипа.
Учитывая свойство подушки скрадывать звуки, фразу пришлось повторять дважды. Последние слова прожгли подушку насквозь. Запахло паленым пером. Утешители в коридоре, поднявшиеся было, вновь на всякий случай залегли.
– Жуть как трагично. А кто у нас некрасивый-то? – спросила Склепова.
– Я. Некрасивая толстая дууу-ура! – сказала Пипа.
Потолок дал длинную трещину.
– Насчет толстая – не толстая и дура – не дура – это ты уже с доктором говори. Здесь я не специалист. А про некрасивая – тут сильно не парься. У тебя главное есть – шарм! – лениво сказала Склепова.
– Шарм? А чего тогда Бульонов потащился с этой? – крикнула Пипа.
– С этой – это с кем? – спросила Гробыня.
– Не знаю с кем. Но я видела собственными глазами!
– Вот это и плохо. Они-то как раз и врут чаще всего.
– Погоди, а эта девица, с которой был Бульонов?.. Как она выглядела? – спросила Таня с недоверием.
Если Бульонов, по ее мнению, и воплощал какое-то качество, то это качество было – патологическая верность.
– Симпатичная. Волосы светлые, длинные.
– А лицо?
– Лица я не видела! Оно было завешено какой-то жуткой тряпкой – только щели для глаз! О, гадина, все предусмотрела, чтобы ее не узнали! Вероломный Бульон! Я убью тебя! А еще говорил, что увлекся метанием ножей! А сам под ручку эту фифу и нырк с ней в парк! – завопила Пипа.
От ее визга погнулся флюгер на крыше пристройки, в которой располагался деканат. Кровати в комнате подбросило на полметра, завертело и с грохотом опустило на пол. Несмотря на то что вокруг бушевал ураган, Таня неожиданно расхохоталась.
Удивленная Пипа перестала рыдать и с негодованием уставилась на нее:
– Гроттерша, чего ты ржешь как ненормальная? Тебя ножкой кровати по голове зацепило?
– Твоя коварная соперница был малоазиатский карликовый тролль, – едва выговорила сквозь смех Таня.
– Кто-кто? Что за бред?
– Еще его называют «тролль-горбун». Ты смотрела издали и не разглядела горба. Ростом малоазиатские карликовые тролли с человека. Волосы у них роскошные. А лица они завешивают, чтобы людей не пугать. Ножи и кинжалы они метают прекрасно.
Пипа последний раз всхлипнула. По инерции. Хрупкое женское счастье вновь стало железобетонным.
– Но как ты догадалась?
– Когда ты упомянула про метание ножей. Они потому коварно скрылись в зарослях, что в Магфорде нельзя метать ножи в парке. Дриады сразу начинают крошить батон.
Уточнив у Склеповой, в какой комнате живут юноши, Таня поднялась еще на этаж. Навстречу ей, поклонившись, прошли два англичанина. Они о чем-то говорили, но, заметив Таню, замолчали и посторонились, хотя места на лестнице было столько, что разошлись бы и два слона. Один из англичан был Прун, телохранитель Гурия, второго Таня видела впервые.
Она повернула налево и оказалась у начала узкого коридора со множеством портретов и литографий на
