— Да Берестову Нину! Неувязочка по личной линии тут получилась все же лихая! Дружба ведь была — водой не разольешь, но как Ниночка появилась, так и дружбе конец!
— Вы хотите сказать, что Левицкий и Стружков поссорились из-за Берестовой?
— Поссориться-то они в открытую не поссорились, — хитро улыбаясь, возразил Эдик. — Народ все же культурный, до мордобития не дойдет. Но если в корень посмотреть — люди они или не люди? У него девушку из-под носа уводят, а он стой и глазами хлопай, поскольку уводит-то друг-приятель? Да тем более такую девушку! Ниночка Берестова — это же такой кадр, н-ну! Только она возникла в расчетном отделе, сразу у всех там какие-то дела образовались! По два-три захода в день проделывали, буквально все, включая женатых. Ну, потом Левицкий около нее на постоянную прописку определился, тут уж прочие сникли. Левицкий, он вообще-то… — Эдик одобрительно покивал, — он в этих делах ничего, разбирался. Только чересчур уж принципиальный был насчет работы. Как у него просвет образуется, так, глядишь, он себе новенькую организует, и непременно на самом высоком уровне! А начнется опять запарка, засядет он в свою лабораторию намертво — и все! Была девушка — нет девушки. Тоже, конечно, ненормальность, я считаю!
— Но если Левицкий так несерьезно относился к девушкам, то, может, он вообще не ссорился со Стружковым? — вяло проговорил Линьков.
— Нет, с Ниной Берестовой — дело другого рода, — возразил Эдик. — Внешние данные — это само собой. Но плюс у нее характер твердый! Волевая девушка, — одобрительно сказал Эдик, — я таких ценю! Ну, и все же совместная работа, общие интересы, коллектив…
— Коллектив тоже действует? — меланхолически осведомился Линьков. — Нет, несерьезно все это выглядит. Самоубийство из-за любви в наши дни… Ничего другого вы не предполагаете?
«Много от Эдика не добьешься, но все же… — морщась, думал он. — Пускай пошевелит извилинами, если таковые у него имеются».
— А что может быть другое?… Больше ему вроде бы не с чего… — Эдик сдвинул густые пшеничные брови, пытаясь что-то сообразить. — Вы что имеете в виду?
— Ничего конкретного. Я просто не считаю, что вопрос решен. Есть факт смерти, а все остальное неясно. Как, почему, отчего, что… и так далее. Это еще надо докопаться…
Это слово пришлось Эдику явно по душе.
— Докопаться — это вы правильно! Докопаться обязательно следует! Вопрос только, в каком направлении.
И вдруг его осенило.
— То есть вы думаете, что совсем ничего не известно? — спросил он в радостном ожидании.
— Именно вот, — подтвердил Линьков.
— Ну, тогда… — выдохнул Эдик, восторженно глядя на Линькова. — Великое все же дело — специальность! Я вот не додумался, а вы — в два счета! Кого на примете держите? Поделитесь, нам же вместе работать, если такие дела! Сейчас материалы подымем, документики проанализируем, факты перепроверим будь здоров! Верно?
— Верно, — вздыхая, сказал Линьков, — только ни до чего я пока не додумался, это вы преувеличиваете. Я же вам говорю — вопрос абсолютно неясен.
— Усвоил, — разочарованно проговорил Эдик, выслушав соображения Линькова. — Факты действительно не те… Но все равно ведь ничего не известно?
— Все равно, — согласился Линьков.
— Тогда докапывайтесь! — милостиво разрешил Эдик. — А моя поддержка вам обеспечена. Со Стружковым вы уже предварительно побеседовали? Значит, прямая вам дорога к расчетчикам, к Ниночке! — Он заговорщически подмигнул.
Линьков медленно поднялся. Не хотелось ему идти к этой ослепительной Ниночке и вообще хотелось сейчас одного — сидеть на берегу реки. Пускай даже рыба не ловится, пускай себе гуляет, только бы сидеть в утренней тишине, блаженно жмурясь и вдыхая речную прохладу…
Линьков повернул за угол и, вздохнув, взялся за ручку двери с табличкой «Расчетный отдел».
Комната была надвое перегорожена вычислительной машиной. Вдоль стен ютились небольшие подручные ЭВМ, тянулись панели с окнами осциллографов над рядами сверкающих клавиш. Работало здесь не меньше двенадцати девушек, и все они наперебой закричали в ответ Линькову, что Берестова сейчас придет. Линьков решил было подождать ее здесь, но девушки так откровенно глазели на следователя, так активно пересмеивались и перешептывались, что он минут пять покрутился на стуле, делая вид, что углубленно изучает записи в своем блокноте, а потом не выдержал и встал.
— Пойду пока по другим делам, — загробным тоном сообщил он. — Если встречу Берестову, как мне ее распознать, не подскажете?
— Она такая высокая… Волосы темные… Длинные, прямые, до плеч… Что ты, до лопаток! — все так же наперебой защебетали девушки. — Белый свитер, синяя юбка… глаза серые… Зеленые у нее, ты что?!
А рыженькая малышка, продолжая бойко стучать по клавишам перфорирующего устройства, похожего на швейную ножную машину, пропищала:
— Да вы ее сразу распознаете! Будьте спокойны! Это ж Берестова, а не кто еще!
Оказалось, что рыженькая права. Линьков увидел Нину Берестову сразу, как вышел в коридор, и сразу понял, что это и есть Нина Берестова, а не кто еще. Не понадобилось даже замечать, что на ней белый свитер и синяя юбка. А волосы были, может, и действительно темные, но они сверкали, отливали бронзой в лучах солнца, наискось пересекавших просторный коридор. Девочки, наверное, точно обрисовали, и Нина была высокая, но долговязому Линькову она показалась… ну точь-в-точь такой, какой следует быть девушке. Он сразу и думать забыл о рыбалке. Наоборот, пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы встретить Нину спокойно и по-деловому, как подобает работнику следственных органов…
Разговор у них шел внешне живо, но Линьков вначале почему-то мало из него усваивал. Ему пришлось сделать над собой еще одно усилие, чтобы как следует включить внимание. После этого он смог сообразить, уже без дополнительных усилий, что Нина чем-то очень взволнована и тоже как бы не полностью участвует в разговоре… Отвечала она спокойно и деловито, но делала неожиданные паузы и задумывалась о чем-то. Это не было похоже на страх, на стремление замести следы — просто Линьков с каждой минутой яснее ощущал, что его собеседница очень напряженно раздумывает над чем-то, связанным со смертью Аркадия Левицкого, что это ее мучает и сбивает с толку.
А ему и без того приходилось нелегко. Вопросы, которые следовало задать Нине, были довольно неделикатны: ведь фактически приходилось выяснять, не думает ли Нина, что Аркадий Левицкий покончил самоубийством из-за любви к ней.
Линьков медленно шагал по коридору, соображая, что же дает информация, полученная от Нины Берестовой. «Она считает, что Аркадий отнесся к их разрыву спокойно, что он ее не любил, — это первое. Допустим. Хотя допустить это, прямо скажем, трудновато. Второе: Левицкий и Стружков оставались в хороших отношениях, продолжали совместно вести исследования, но все же несколько отдалились друг от друга. Еще бы! Третье: Берестова видела Левицкого сразу после конца рабочего дня, он выглядел странно и говорил странно. Судя по ее рассказу, действительно странно! Был взволнован, сказал, что ужасно запутался и что сам во всем виноват. Высказывания довольно неопределенные, но, в общем, как будто подтверждают версию самоубийства… Немного, но все же кое-что. Поговорим теперь опять со Стружковым — может, он уже оправился от шока…»
Глава вторая
