— Но ты можешь хотя бы заглянуть за угол и рассказать о том, что видишь?
Треугольное личико уставилось на меня из-под плаща:
— Я подозреваю, что Чаз, Савьен, Морвен и Човери именно так и поступили. И для каждого взгляд за угол стал последним. Поэтому — нет.
— А если я привяжу к тебе веревку, чтобы вытащить, коли случится какой-нибудь несчастный… — я завершил фразу жестом.
— У тебя есть веревка?
— Можно раздобыть на корабле. Гриннет на мгновение задумался.
— А вдруг оттуда выскочит что-то ужасное, и ты попросту бросишь веревку и дашь тягу?
— Я не трус.
— Есть только один способ проверить. Если твои ожидания не оправдаются, то все может кончиться тем, что ты отбежишь на безопасное расстояние, где станешь размышлять над новой особенностью своего характера, пока меня будут терзать слюнявые жвала какой-нибудь мерзкой твари.
— Ладно, тогда я крепко привяжу веревку к запястью. И твоя мерзкая тварь сможет употребить тебя на закуску, а меня слопать в качестве главного блюда.
Гриннет неохотно согласился, добавив:
— Если мы сумеем раздобыть веревку.
— Спроси корабль. Соедини меня с ним.
Голос корабельного интегратора прозвучал возле моего уха, которое уже онемело от холода:
— Вы наши Эверна Чаза?
— Нет.
Связь прервалась.
Я велел помощнику восстановить ее. Когда корабль начал произносить тот же вопрос, я перебил его, сказав:
— Мне нужна веревка.
— Зачем?
— Чтобы найти твоего нанимателя.
— Трое других не просили веревку.
— И никто из них не вернулся. Возможно, именно отсутствие веревки и было критическим фактором.
— Каким образом?
— Пока не могу сказать. Немного подумав, корабль ответил:
— Я открою грузовой люк на корме.
— Пока ничего, — сообщил помощник и сделал еще шажок в глубь прохода. — Кислый запах стал сильнее, и я четко слышу дыхание, причем из нескольких источников.
— Будь осторожен. — Я стоял, прижавшись к расщелине и наблюдая за тем, как странное маленькое существо продвигается вперед, волоча за собой обвязанную вокруг узенькой талии веревку. У меня защемило сердце — насколько хрупкими выглядели его плечики.
Он сделал еще шаг, и я отмотал с запястья очередное кольцо веревки. Моя свободная рука притаилась в накладном кармашке брюк. Я не счел нужным сообщать интегратору, что мои пальцы сжимают маленький складной нож.
Помощник уже почти добрался до места, где расщелина делала поворот.
— Похоже, здесь она изгибается под прямым углом, — сообщил он и вытянул тонкую шейку, чтобы заглянуть чуть дальше. — Свечение испускает органическое вещество, покрывающее стены за поворотом.
Гриннет нерешительно помедлил, мех на его спине встопорщился. Затем он сделал еще шаг и повернул лицо к тому, что таилось за поворотом. И я увидел, как он замер, слабо освещенный спереди призрачным светом.
— Что ты видишь? — спросил я.
Помощник не ответил, продолжая стоять неподвижно с открытым ртом. И тут показалось нечто, похожее на слабо светящееся толстое щупальце. Медленно вытягиваясь из-за внутренней, не видимой для меня стены, оно прикоснулось к плечу моего помощника, обшарило его, подобно слепому червю и, постепенно утолщаясь, поползло к обмякшим губам гриннета.
Я дернул веревку и потянул малыша к себе. Но и светящееся щупальце напряглось. Его поверхность обладала способностью прилипать ко всему, к чему прикасалось, и я увидел, что оно приклеилось к меху на плече моего помощника. Я дернул настолько резко, что обезьяньи лапки моего интегратора приподнялись над запыленным полом прохода, а сам гриннет завис, подвешенный между веревкой и светящейся ложноножкой, уже почти достигшей толщины моего запястья.
Тут появилось второе щупальце. Я не стал ждать — ухватился за веревку обеими руками и дернул изо всех сил. Гриннет освободился от захвата и закувыркался по пыльной расщелине. Протянув руку, я схватил его, сунул под плащ и бросился наутек. Отбежав от расщелины на некоторое расстояние, я оглянулся, но увидел лишь темный склон.
Усевшись спиной к ветру, я извлек гриннета из-под одежды. На его плече недоставало клочка меха. Он взглянул на меня пустыми глазами, моргнул, но вскоре его взгляд снова стал осмысленным.
— Замечательно, — сказал гриннет.
«Чего ты хочешь?» — вот что оно спрашивало у меня вновь и вновь. — «Чего ты хочешь?»
Я отыскал небольшое углубление в стене утеса в нескольких сотнях шагов от расщелины, где мы и укрылись от ветра. Нас никто не преследовал. Гриннет, забившись под плащ, обхватил меня ручками и ножками. Полагаю, дрожал он не только от холода.
— Я ощущал полное спокойствие, — продолжал гриннет. — Мне было тепло и хорошо, когда меня окутало туманное и золотистое… — он запнулся, подыскивая слово, — безвременье. Время словно растянулось и замедлилось, а из тумана выплывали образы, предлагаемые наподобие меню — ландшафты, ситуации, личности. Я увидел последовательность существ, напоминающих меня, некоторые были женского пола, другие — мужского, затем несколько неопознаваемых.
— Оно тебя искушало, — пояснил я.
— Вероятно. Меня никогда не искушали, поэтому я не знаком с этим процессом. Но у меня создалось четкое впечатление, что оно готово предоставить все, чего я пожелаю.
— Скорее, иллюзию желаемого.
— Да, но то была чрезвычайно убедительная иллюзия. Затем, когда оно коснулось меня, я мгновенно осознал присутствие других. Я их не только видел и слышал, но и ощущал их мысли и чувства.
Эверн Чаз выступал перед спелеологами-любителями, демонстрируя им изображения огромной системы пещер, которую он открыл и нанес на карту. Его доклад был встречен оглушительными аплодисментами.
Орло Савьен стал правителем королевства со счастливыми подданными, которые постоянно спрашивают монарха о том, как им следует жить, и восхищаются его мудрыми советами и указами.
Франдж Морвен читал на большом научном коллоквиуме доклад, полный содержательных наблюдений и острых аргументов. Его часто прерывали спонтанными аплодисментами, а один раз собравшиеся ученые даже подняли Морвена на руки и пронесли по огромному залу, распевая старинный марш.
А Чап Човери шагал по залитому лунным светом пляжу — кстати, залитому светом двух лун, — держа за руку копию Эффраины. Из всех пленников, включая различных насекомых, чьи простенькие нужды были полностью удовлетворены, один лишь Човери не был счастлив. Он все заглядывал женщине в лицо, и всякий раз на глазах его показывались слезы.
Гриннет смолк, и на его мохнатом личике отразилась задумчивость.
— Я и не подозревал, что у эмоций так много оттенков, — поведал он. — То есть теоретически я знал, что подобные чувства существуют, но совсем другое — испытать их, пусть даже как отражение.
