— Что вы делали в публичном доме?
Он усмехнулся.
— А что обычно делают там мужчины?
Офицер разозлился.
— Мужчины обычно в таких местах не стреляют.
Гонсалес незаметно потер левую руку. Тогда, в доме, стоя над Хун Сюнем, он с трудом сдержал себя, чтобы не разрядить в того всю обойму. Однако, сумев разобрать в последний момент среди криков и визгов завывания полицейских машин, понял, что местные детективы успели найти машину китайца и теперь берут приступом дом. Единственное, что он сделал тогда, успев сообразить, как это необходимо, — вытереть тщательно оба пистолета и выбросить их в окно.
Через секунду после этого рухнула дверь, и в комнату ворвались полицейские. Щелкнули наручники, его обыскали и привезли сюда.
Ничего подозрительного они, конечно, не нашли. Ямайский паспорт не привлек их внимания. Сначала его не допрашивали, но Хун Сюнь, видимо, успел дать показания, и им стало известно, что стрелял именно он. Показания двух раненых членов триады и хозяйки заведения подтвердили правоту китайца, и все внимание полиции переключилось на него, столь ловко стреляющего ямайского коммерсанта. И вот уже теперь второй час, как они пытаются поймать его на противоречиях, задавая беспрерывно вопросы. И единственное, что его сейчас действительно беспокоило, — это куда пропал Чанг. Он его так и не увидел ни среди полицейских там, ни среди офицеров тут. А передать сообщение Дюпре очень нужно. Господин Муни может узнать об аресте Хун Сюня и исчезнуть из виду или обрубить все концы.
Рассуждая логично, он понимал — его участие в группе «Дубль С-14» и в ходе самой операции завершено. В лучшем случае через месяц, а то и два его затребует Интерпол как международного преступника, и, если, конечно, власти Индонезии его выдадут, он сумеет вернуться домой. Ну а до этого ему, видимо, придется сидеть в тюрьме. Это тоже его работа. Не может же он рассказывать первым встречным о «голубых», не может же он доказывать полицейским, что он специальный агент.
Но сообщение о господине Муни надо передать обязательно и как можно скорее, иначе потом может быть поздно. А это пока единственно верная нить. А все-таки где Чанг? Неужели он не знает, что среди арестованных был коммерсант с Ямайки Жозеф Урибе? Пока, видимо, не знает. Но завтра к утру, в крайнем случае послезавтра, узнает и тогда, конечно, постарается с ним встретиться. Но будет поздно. Слишком поздно.
— Мы нашли пистолет, из которого застрелен гражданин Индонезии, под окнами той комнаты, в которой вы находились, — раздался голос.
Его допрашивал офицер, видимо, неплохо владевший испанским языком. Двое других все время ходили по комнате.
— И вы думаете, стрелял я?
— Мы не думаем. Мы знаем. На вас показали четверо находившихся в комнате.
— Они меня оговаривают.
— Хорошо. А чем вы объясните тот факт, что на пистолете не найдено отпечатков пальцев? Вообще никаких.
— Никто не стрелял и никто не держал его в руках, поэтому и нет отпечатков.
— Не считайте себя умнее всех, Урибе, — раздалось над его головой. — Не надо. Это не в ваших интересах. Он повернул голову к говорившему офицеру.
— Но я не стрелял.
— Что вы делали в Джакарте? — спросил офицер по-испански с заметным акцентом.
— Жил.
— Как?
— Как все нормальные люди. Ел, пил, спал…
— Где? Где конкретно вы спали?
— В гостинице. Мои вещи до сих пор там. Вы можете позвонить и узнать о них в отеле.
— Мы уже звонили туда. Вы спали там только три дня. А до этого? Где вы были до этого?
— Я большой поклонник женщин. — Гонсалес улыбнулся.
— Ну и что?
— Я провел ночь в одном из почтенных домов.
— Там вы тоже «гостили» со стрельбой?
— Вы напрасно смеетесь. Повторяю, я не стрелял. Это ошибка.
— Тогда укажите точно адрес. Где вы спали до того, как переехать в отель?
Мигель отлично помнил, что спал он на явочной квартире, но не говорить же этим ослам ее адрес.
— Я уже сказал — в одном почтенном доме. Я бы не хотел, чтобы вы тревожили эту женщину. Ее муж недавно вернулся из командировки, и у нее могут быть большие неприятности. — Дурацкая выдумка, шевельнулось в мозгу.
Обжигающий удар пощечины на мгновение лишил его зрения.
— Скотина. Будешь говорить правду?
— Я уже сказал.
На этот раз удар пришелся прямо в челюсть. Мигель почувствовал, что по подбородку стекают тоненькие горячие струйки. Он прикусил разбитую губу.
— А вот это напрасно, — проговорил он угрюмо. — Теперь я вообще не буду отвечать на ваши вопросы.
— Будешь, — пообещал один из офицеров. — Хочешь, я скажу тебе правду? Ты такой же ямайский коммерсант, как я епископ. Мы давно охотимся за людьми Ло Хсиня. Ты его человек.
— Но…
— Заткнись. Я предлагаю тебе подумать. Ты убил человека, ранил еще двоих. О том, что ты у нас, пока никто не знает. И может не узнать. У нас достаточно способов заставить тебя замолчать. Навсегда замолчать. Понял?
— Как будто.
— Я так и думал. Ты же не дурак. Подумай, что тебя ждет. А так ты все нам расскажешь и уедешь к себе на Ямайку, — хмыкнул говоривший. — Если, конечно, захочешь.
Уеду на тот свет, подумал Мигель. Что ж, играть так играть.
— Мне надо подумать.
— Много?
— Хотя бы до завтра.
— Думай, — неожиданно быстро согласился один из офицеров, нажимая кнопку.
За спиной раздавались шаги конвойных. Идя коридорами, Гонсалес приглядывался. Охрана внушительная, отсюда не убежишь. А надо. Судя по всему, его положение безнадежно. Передышка только до утра. Может, Чанг успеет найти его до этого времени? А если не успеет? Тогда надо будет тянуть время. И как можно дольше.
Его подвели к одной из камер. Старший конвойный достал ключи. Дверь открылась, и взгляду предстала пустая камера. Но стоявший сзади что-то быстро сказал, старший кивнул головой и, оттолкнув от дверей Мигеля, закрыл дверь. Они сделали еще несколько шагов и остановились у следующей. Загрохотали засовы, и его столкнули вниз, не дав времени опомниться.
Сзади захлопнулась дверь. Гонсалес огляделся. Две железные кровати, привинченные к стенам, маленький столик, два стула, тоже привинченные. На столе несколько мисок и тарелок. Справа сидит высокий азиат и сосредоточенно ест похлебку. На звук открываемой двери он даже не обернулся. Левое место пустовало. Это, очевидно, мое, решил Мигель, проходя к столу.
— Добрый вечер, — начал он по-испански.
Заключенный даже не повернул головы.
— Я говорю: добрый вечер, — сказал Мигель чуть громче. И снова никакого ответа. Вообще никакой реакции. Он что, вообще ничего не понимает? Мигель сказал еще несколько фраз. Словно стена. Не пробьешь. Вот дурак.
