все-таки поищите. Вдруг попадется хоть какая зацепка.
Джакарта. День семнадцатый
Прошло уже около часа, но Мигель еще ничего не придумал. В камеру уже падали первые лучи предутренней зари. Варианты, которые он выбирал, были слишком рискованными и нереальными, и после долгих раздумий он отбрасывал их один за другим. Но вот наконец он встал и, потрогав запекшуюся на груди кровь, мучительно улыбнулся. Что-то уже прояснялось. Мигель понимал, второго шанса у него не будет. Все должно получиться с первого раза.
Он оторвал еще несколько полос от рубашки и перевязал грудь. Затем застегнул оставшиеся полосы на все пуговицы и надел пиджак. Движения причиняли боль, и он глухо застонал. Сел на кровать и осмотрел свой костюм. Хорошо, хоть следов крови на нем нет. Пиджак скрыл все изъяны его рубашки, и общий вид был довольно сносен. Может быть, его дерзкий план и удастся.
Гонсалес привстал и, сделав мучительное усилие, наклонился к трупу глухонемого. Человек лежал, широко раскрыв глаза и разбросав обе руки в стороны. Мигель подтянул тело к окну так, чтобы на него падал свет. Приподнявшись, он с сожалением посмотрел на убитого. Гонсалес отлично сознавал, что убил этого человека, лишь защищая собственную жизнь, но в душе его шевелилась жалость к этому заблудшему.
Он забарабанил по двери. Послышался шум шагов и недовольный голос надзирателя. Заскрипели засовы. Едва открылась дверь, как полицейский, увидев тело, бессознательно сделал шаг вперед. Сильный удар, и он, как подрубленный, валится на пол. Мигель испуганно прильнул к его груди. Слава богу. Дышит. А то можно и переборщить. Теперь быстро посмотрим его карманы. Так. Пистолет ему не нужен. Записная книжка. Пошла к черту. Ага. Вот ключи от соседних камер. Он торопливо вытащил связку ключей и, оставив дверь настежь открытой, выскользнул в коридор. В дальнем конце послышались шаги. Видимо, другой надзиратель. Гонсалес осторожно, прижимаясь к стене и стараясь не выдать себя ничем, сделал несколько шагов… Вот и соседняя камера. Пустая. Он предварительно посмотрел в глазок. Точно! Тихо, стараясь не шуметь, он отпер дверь. Засовы негромко звякнули. Хорошо. Теперь в камеру. Быстрее. Дверь захлопнулась.
Расчет Мигеля был дерзок до безумия. Никогда и нигде бежавший из камеры заключенный не искал убежища в соседней. Никто в здравом уме не станет нападать на надзирателя, убивать заключенного для того, чтобы запереться в соседней камере. Это так нелогично, так нелепо и глупо, что в такое никто не поверит. План Гонсалеса был основан именно на этой глупости. В сочетании с дерзостью она должна привести к успеху задуманного дела.
Прошло минут десять. Все тихо. Надо им помочь. Он громко закричал, отскакивая в глубь камеры. Раздались шаги. Ближе. Вот они уже рядом. Мимо. Гонсалес перевел дух. Конечно, надзиратель спешит к открытой камере. Чей-то громкий крик. Два безмолвно лежащих тела вызвали такой вопль у кричавшего, что казалось, и их сила передалась ему. Через несколько секунд взвыла сирена и за дверью послышалось уже множество шагов, голоса людей, бряцанье оружия. В тюрьме была объявлена общая тревога.
Мигель внимательно смотрел в глазок камеры — хорошо еще, что глазок так устроен. По коридору туда-сюда носились чьи-то тени. Прекрасно. Все идет как надо. Через пять минут появились санитары. А теперь они будут выносить тела. Время. Наступает самый важный момент. Надо быть очень внимательным. Он настороженно всматривается. За дверьми его камеры никого нет. Спокойно. Чуть приоткроем дверь. Чуть-чуть. Осторожнее. Посмотрим. Что это так сильно бьется? Ну и удары. Ах да, это его сердце. В голове отдается молоточком. В соседней камере уже толпились люди, спиной к нему стояли несколько полицейских. Так. Спокойно. Кажется, на него никто не обращает внимания. Сейчас самое важное. Быстро. Рывок. Он за дверью. Сердце стучит уже в горле, и он с трудом проглатывает слюну, скопившуюся во рту. Все заинтересованы происходящим в соседней камере. Никто даже не поворачивает головы. Спокойно. Пошел. Ну, была не была.
С размаху он начинает протискиваться сквозь толпу, довольно бесцеремонно расталкивая полицейских. Расчет был правильным. Среди них не оказалось допрашивавших его следователей, находившихся в этот предутренний час наверняка у себя дома. Санитары уже укладывали тело надзирателя, все еще не пришедшего в себя. Мигель услужливо подхватывает носилки. Один из санитаров удивленно косится на него, но охотно уступает. Стараясь унять дрожь в пальцах, Гонсалес крепко впивается в металлические ручки.
Они несут носилки по длинному коридору. Первый санитар идет впереди, почти не оборачиваясь. Второй идет сзади. Лишь в проходах он чуть подхватывает носилки, помогая протиснуть их сквозь эти проемы, огороженные решетками или дверьми. Кажется, он закурил. Сигаретный дым почему-то успокаивает Гонсалеса.
Первую линию охраны они миновали благополучно. Вот и вторая. Спокойно. Секунды тянутся невыносимо медленно. Полицейский, стоящий в проходе, что-то спрашивает, обращаясь к Мигелю. Он холодеет. Катастрофа. Сейчас его узнают. Второй санитар недовольно бурчит, и надзиратель, наклонив голову, открывает дверь. Гонсалес незаметно переводит дух. Пронесло.
Они идут дальше. Какие удары, прямо в голову! Кровь как будто гонят большим насосом. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Не надо нервничать. Осторожно. Они выходят из здания, идут по двору. Мигель успевает отметить путь к наружным дверям. Они двигаются к больнице. Входят в большой серый корпус. Санитар сзади дотрагивается до плеча Гонсалеса, показывая, что идти надо налево. Еще несколько шагов, и его могут разоблачить. Мигель, пожав плечами, недовольно показывает: возьми, мол, носилки. Санитар подхватывает их, и Гонсалес благоразумно отстает. Санитары скрылись за углом. Все. Первая часть задачи выполнена. Он оглядывается, чуть переводит дух. Если учесть, что он совершенно не говорит на их языке, то его положение незавидное.
Теперь куда? Там в конце, кажется, туалет. Быстрее. По дороге он открывает одну из дверей. Не туда. Он открывает еще одну. Ему нужен белый халат. Здесь полно людей. Его о чем-то спрашивают. Черт. Нет, так не пойдет. Быстрее к туалету. Пятнадцать шагов, и он уже на месте. Огляделся. Никого. Что дальше? Здесь долго не просидишь. Рискованно. Кто-то идет. Быстрее в кабину. Двое. О чем-то оживленно беседуют и смеются. Прошла минута. Неужели минута? А может быть, и целых десять? Нет, все-таки минута. Это время течет так медленно. Так. Кажется, первый из них вышел. У него в запасе несколько секунд. Ему нужен халат. Он стремительно распахивает дверцу кабины и делает шаг в сторону индонезийца.
Проклятие! В помещение входят еще двое. Санитар, только что вымывший руки, поворачивает голову, смотрит на Гонсалеса и выходит, тихо прикрыв дверь. А может, это и не санитар, а врач, впрочем, не все ли равно. Черт побери. Он снова заходит в кабину. Здесь у него ничего не получится. Не надо волноваться. Будь у него белый халат, он бы сумел влезть в одну из санитарных машин, стоящих у здания больницы, и потом, спрятавшись там, постараться выехать вместе с шофером из тюрьмы, заставив последнего ехать туда, куда он ему укажет. План безумный, но выполнимый. А теперь… Что делать теперь? Теперь надо что-нибудь придумать. Ждать нет времени. Он снова выходит из кабинки. Никого. Огляделся
