— Дорогой дружище! — воскликнул Лу. — Мне кажется, что в подобных условиях другого способа сообщать вообще не существует.
Взрывы в траве. Крадущийся шаг хищного зверя, зараженного чумой. Какие бесполезные образы наполняют мозг во время внезапного стресса! Что должны вы ответить, когда вам сообщают: «Ты приговорен к смерти?! Что я могу еще добавить, после того как выражу сожаление по этому поводу? Подумайте о себе, я-то всегда знал, что такое время рано или поздно все равно наступит. Похоже, что ночь старинной непрерывности все-таки выгорает.
Тогда вы говорите вот что:
— В каком виде придет та штуковина, которую ты называешь смертью?
— Ты можешь и не узнать ее, когда она наступит, — сказал Лу.
— Тогда зачем ты мне о ней говорил?
— Кто предупрежден, тот вооружен, старик. Так во всяком случае считается Но разве я вооружен? Конечно, у меня было судебное постановление, абсолютно запрещающее Смерти подходить ко мне ближе чем на тридцать футов без предварительного получения моего согласия на это в письменной форме. Но я опасался, что она может этому и не подчиниться. А что ей сделают, если она все же переступит границу и придет обслужить меня в этой стране вечной юности? Они могут сколько угодно вопить и угрожать ей, а Смерть будет простенько и со вкусом делать то, что пожелает. Впрочем, разумеется, всегда есть возможность заключить с ней сделку.
Я оставил Лу и начал рыться в телефонной книге. Там, под рубрикой „Смерть, и как с ней бороться“, я нашел несколько телефонов брокеров Смерти.
Я позвонил первому в списке. Времени терять было нельзя. Он явился ко мне немедленно — коротышка с большим жировиком на одной стороне веснушчатого лба. Может быть, это было что-то другое, но я называю его жировиком. Брокер сидел за большим письменным столом. Разумеется, задник тоже изменился. Одет брокер был в зеленый халат хирурга. Потом я узнал, что он оперировал добровольцев в Сальпетриере.[4]
— Чем вы можете мне помочь? — спросил я, решив, что мне лучше быть предельно откровенным.
— Во-первых, имеете ли вы письменное уведомление? Я порылся в карманах и нашел его. После того как Лу поставил меня в известность, я это дело взял на заметку, и теперь бумажка была всегда со мной. Даже сейчас.
Ну и так далее. Важно было делать все тщательно и без суеты. Сколько горя проистекает из-за суеты и ее зловещего близнеца Томпсона! Но я решил вырваться из той змеиной ямы, как зовут то место, где прозябает Смерть со своей иззубренной пилой, своими кроссвордами, своим половым членом, как у призового быка, и своими гимнами, сочиненными под звуки серенького дождика, посвященными сильно потускневшей славе той силы, которой она обладала когда-то.
— Очень некрасиво со стороны мистера Смерть, — сказал мне Глиннис, являться на нашу вечеринку таким образом. Я, конечно, знаю, что он может появляться всюду, где ему заблагорассудится, но мы приложили столько усилий, чтоб навести порядок, что могли бы надеяться, что он подождет пару часов, пока все приглашенные сначала соберутся, а потом разойдутся по домам. Именно так он поступал со множеством людей, так почему же не сделать и для нас того же? Так нет, не захотел.
Глиннис говорил о формальной стороне дела, о той, которая была мне хорошо известна — диссонансная регрессия на уксусной основе, но, невзирая на свой опыт, я был захвачен ее магической силой. Он вернул меня назад на ту вечеринку, которая еще не началась, но где я был обречен встретиться с мистером Смерть. Я попивал один из этих восхитительных, зеленых как лед, напитков, и только что принял решение уйти отсюда к чертям собачьим, пока не начались неприятности, когда вдруг почувствовал, как кто-то касается пальцем моего обнаженного плеча. Я тут же обернулся и ощутил в ушах что-то вроде очень громкого пения, потом все смешалось, и. я оказался совсем в другом месте. На мой вкус все изменения происходят уже слишком быстро и внезапно, но теперь я находился в огромном дворце, построенном из черного мрамора и эбенового дерева, с кариатидами, поддерживающими потолок, и со всякими завитушками в верхней части стен — забыл, как они называются. За дворцом лежало озеро, длинное озеро как бы из полированного стекла, очень-очень спокойное, а на его середине я увидел остров с небольшой мраморной беседкой, окруженной темными тополями.
Мне здорово полегчало, ибо я не знал, какой предстанет передо мной моя смерть, и очень надеялся, что это будет за представление в классическом стиле — что-то греческое, скажем, или итальянское — они- то в таких делах знали толк. И, разумеется, я не хотел ничего шумного, грубого, этакого египетского, казавшегося мне слишком вульгарным. Я не хотел достичь самого дна иллюзии, ни в коем случае не хотел, поскольку раз вы добрались до дна, то, говорят, можно выскочить на ее другой стороне.
Я приготовился отправиться на остров в лодке, и действительно лодка уже скользила по воде — такая длинная, вроде гондолы. Высокий человек с лицом, скрытым под капюшоном, стоя на корме, направлял лодку шестом.
Куранты дежа вю[5] гремели в моих ушах. Я уже бывал здесь!
— Ну и ладно, — сказал я. — Так куда же мы с вами направимся в сей миг?
— Избавьте меня от вашего так называемого остроумия, — сказала Смерть (ибо это была она, или он, или оно — как вам будет угодно).
Смерть предложила:
— Просто садитесь, и мы отправимся.
Она показалась мне нетерпеливой. Я никогда не слышал, что Смерть бывает нетерпеливой, и это удивило меня больше самого факта смерти, о котором я уже успел к этому времени позабыть… Что-то вроде падения в лужу крови, кажется… или я умер на вечеринке? Неважно. Сейчас я здесь и, похоже, совсем близко к тому, что именуют Царством Смерти. Я влез в лодку, сел на маленькую скамеечку в середине гондолы и окунул пальцы в воду. Кормчий вернулся к своему занятию налегать на шест, и вскоре мы заскользили по черной воде на пути к тому, что должно было быть островом мертвых — иногда подобные знания пробуждаются сами по себе.
Мы резали воду, и она плескалась о борт, но по прошествии какого-то времени кормчий остановился, позволив своему тонкому шесту волочиться по воде сзади.
— Сигареты есть? — спросил он меня. Этим он меня достал. Я очнулся от апатии и возмутился:
— Ну ты и нахал! Именно из-за сигарет я сюда и попал, правда, не непосредственно и доказать не берусь, но если б я не курил столько лет, отравляя легкие и перегружая кровеносные сосуды тяжелыми металлами, мышьяком и прочим дерьмом в том же духе, я бы, вероятно, и сейчас жил на Земле, занимаясь своим обычным делом — беспокойством, а не торчал бы в этой лодке, направляясь к этому острову, где, готов спорить, и порядочной киношки-то не найдешь!
— В конце концов, люди помирают и без сигарет, — напомнила мне Смерть. Она порылась в своем саване, достала пачку, сунула сигарету в рот очень ловким, говорящим о большой практике, движением. Потом протянула пачку мне. Закуришь?
— Я думал, у тебя нечего курить.
— А я уважаю чужие. Валяй, закуривай. Тебе теперь это не повредит.
Я взял сигарету и порылся в карманах. Да, зажигалка у меня оказалась. Забавно, что „Бик“ может пережить даже смерть. Я зажег наши сигареты, и мы принялись спокойно дымить. Смерть села на банку напротив меня, держа сигарету в костлявых пальцах. Я пускал кольца и смотрел на воду. Наступила минута созерцания. В свое время я думал о множестве предметов, но если б тогда мне сказали, что я буду сидеть в маленькой лодчонке наедине со Смертью, я б сказал, что вы спятили. Курить после смерти было приятно, так как знаешь, что сигарета дает только удовольствие, и больше ни шиша. Сигареты после смерти стоят нам куда меньше, чем те, что мы курим, пока живы.
— Ну и как тебе нравится быть Смертью? — спросил я. На самом деле мне это было до лампочки, но ведь надо же о чем-то говорить.
— Работа как работа, — ответила она.
— Должно быть, встречаешься с интересными людьми? — сказал я.
— Понятное дело. Все идут этим путем. Но попадают они не обязательно ко мне. Я же тут не единственная Смерть. Аллегория — это одно, но нам приходится быть практичными. Нас — смертей —
