очевидно, репертуаром ведал какой-то большой любитель и знаток горского фольклора. Ян молчал, по привычке поигрывая бокалом с вином и поблескивая бриллиантом на безымянном пальце. Наконец, то ли наевшись, то ли устав делать вид, что он голоден. Снег откинулся в кресле, промокнул губы салфеткой и, затянувшись сигаретой, проговорил: «Ну, ладно, мне терять все равно нечего, Может быть, удастся услышать от вас что-нибудь полезное, Хотя по вашему виду этого не скажешь. Я ожидал встретить кого-то постарше себя, а вижу перед собой натурального балабола, простите за откровенность».
– Ничего-ничего, я тоже считаю вас приличным дерьмом, но это не мешает мне наслаждаться беседой. А насчет страха, это не ко мне. Я не охотник пугать и сам никого и ничего не боюсь. Когда живой был - боялся. Правда, «под шафе» иногда люблю подурачиться, но все эти завывания, рычания, стенания и истерический хохот - увольте! Зачем отбирать хлеб у озвучивателей «ужастиков»? И друзей рвать на части не в моих правилах. Укусить эдак, по-товарищески, еще куда ни шло… Впрочем, что я о себе, да о себе. Давайте, наконец, поговорим о вас. Как вам нравится мой бриллиант?
Снег фыркнул и снял очки. Ян с интересом воззрился на его странные красные глаза. Снег торопливо протер их и снова водрузил на переносицу.
– Эк вас, вервольф-инспектор, угораздило… С такой наружностью да в оборотни… Однако, я с трепетом жду вашей бесхитростной исповеди.
– Натуральное трепло! Тоже мне - «черный мститель»! Жванецкий - Дракула младший. Бред какой-то, а не жизнь. И за что мне это все?!
– Хорошее начало. Только не зацикливайтесь.
– Да я не больше знаю о себе, чем вы. Наступает полнолуние, ближе к полуночи появляется ощущение, будто живую кожу натянули на горячую сковородку - начинает расти шерсть, потом ломит кости, крутит мышцы и суставы, да так, что хочется орать во всю глотку. Ну, а дальше… - Снег налил и выпил сразу пол стакана коньяку, - Дальше похоже на наркотическую ломку и «кайф» одновременно. Ломка проходит и остается чувство, будто укололся каким-то странным галлюциногеном действительность осталась неизменной, а ты совсем другой. Никаких мыслей, одни животные ощущения - яркие, мощные, свободные от всего, кроме желания убить. Совершенное владение своим телом, ни голода, ни жажды, ни раздумья, ни жалости, ни боязни - ничего. Только один позыв «Убей!» Иногда мне не хочется возвращаться в мое прежнее обличье белой вороны. Ни семьи ни настоящих друзей, только работа, а теперь вот и работе, крышка. Не состыковалась моя обычная жизнь и эта, непонятная, но такая прекрасная. Да, я, как социально воспитанный человек, знаю что все это чудовищно. Но не менее чудовищно притворяться, что живешь жизнью человека, а на самом деле просто существуешь, как жалкая, никому но нужная белая мышь. И только в полнолуние - мое звездное время, тогда все эти людишки мочатся в штаны от ужаса, едва завидев меня, и мне плевать, кого я убиваю, я не ломаю комедию, как вы, изображая из себя руку карающей судьбы. Я не знаю, откуда и как появились во мне эти качества, но если они вдруг исчезнут, мне останется только застрелиться. Однажды я хотел как-нибудь устроить, чтобы сфотографировать себя в моем новом виде, честное слово, я бы оставил фотографа в живых! Но потом понял, что это, к сожалению, невозможно.
– Ну почему же, я могу вам удружить, если вы мне предоставите хорошую камеру с «блицем» - шикарный портрет может получиться! А если бы поставить на штатив и воспользоваться автоспуском, мы с вами составили бы замечательную композицию: вервольф Снег и вампир Понятовский во время прогулки по Черному бульвару.
– Послушайте, вы, паяц! Вы мне ужо надоели, понятно? Я не для того сюда пришел, чтобы выслушивать плоды вашего сомнительного остроумия! Мне никто не судья, и вы в том числе.
– Во-первых, плоды не выслушивают, ими питаются. Во-вторых, помилуйте, батенька, какой уж тут суд - не в 15 веке, чай, живем. А в-третьих, вам, по-моему, уже хватит. А то у нас получится не разговор, а пьяная свара между двумя пережитками мистических верований прошлого
– Я в порядке. Вы сами виноваты. Прекратите острить и говорите по делу.
– Принимается, а скажите, вам никогда не хотелось в вашем состоянии чего-нибудь другого, кроме как убивать? Ну, скажем, найти себе подругу или друга-оборотня, или овец, к примеру, попасти?
– Вы опять?
– Да нет же, черт побери, я серьезно! Я пытаюсь помочь вам найти какую-нибудь зацепочку, чтобы попробовать поменять вашу функцию как оборотня. Подставить вместо безоговорочного убийства какую-то другую, менее антисоциальную цель.
– Нет. От убийства меня может отвлечь только другое убийство. Если оно побольше и покровавее.
– Ну ладно, а животных, скажем, убивать вам больше нравится?
– А вам какая кровь кажется вкусное? Коровья или человечья?
– Понятно. А вы неглупы, инспектор. Это дает некоторую надежду. Но тем не менее, могли бы вы волевым усилием заставить себя охотиться только на животных, пусть даже самых крупных и опасных?
– Не знаю, возможно. Но если рядом появится человек, я предпочту, наверное, его.
– Кто знает, кто знает. Это могло бы вас выручить. Уехали бы куда-нибудь в Южную Америку или Африку, нашли бы местечко поглуше…Глядишь, заделались бы вождем-богом какого-нибудь племени. Только сперва местного колдуна слопать надо, они такие вредные, заразы…
– Меня уже тошнит от вашего юмора, доктор-кровосос.
– От монстра слышу. Никакого юмора здесь нет. Это один из самих, если хотите знать, приемлемых вариантов. Могу помочь с билетами, валютой, паспортом. Я абсолютно серьезен. Нам с вами в одном городе тесно.
– Не спорю.
– Более того, ваши шансы на победу равны нулю. Залить Черный Бульвар кровью вам, возможно, удастся, но на любой террор, в конце концов, будет организован контртеррор.
– Вы повторяетесь, Я сам сотрудник тех органов, которые… Не хотите еще по одной?
– Чуть попозже, мы еще не закончили. Есть еще вариант.
– В самом деле?
– По-моему, вас здорово развозит. Прекратите пить, если хотите, чтоб мы с вами добились хоть какого- то результата!
– М-м, попробую. Итак, ваш второй вариант?
– Вы сдаетесь.
– Сдаюсь? На милость Папаше и прокурору?
– Лучше - на милость ученых. Причем, с большим предварительным шумом и треском, чтобы вас не бросили живьем куда-нибудь в высокотемпературную печь, от греха подальше. Обращаетесь в какую-нибудь прессу покруче, с выходом за бугор, делаете официальные заявления, демонстрируете ошарашенным представителям перед телекамерами ваше превращение, где-нибудь на спецполигоне, разрываете на запчасти самого неукротимого колхозного быка и тому подобное. В этом случае вы - научная ценность и юридически неподсудны.
– Я и так неподсуден. Вернее, до ближайшего полнолуния. И как, ицтересно знать, они смогут доказать, к а к и м о б р а з о м я убил всех этих людишек?
– Не забывайте, что одним из этих, как вы выразились, «людишек» был ваш товарищ, Залесский.
– Да, Дима, Дима… Это был достойный противник, он всегда относился ко мне с опаской, но и уважением… Но как они докажут?…
– Вы все-таки нажрались! Да никто ничего в вашем случае доказывать уже не будет! В городе введут чрезвычайное положение, и рано или поздно вы заработаете от какого-нибудь спецназовца реактивную гранату в бок!
– Хм, значит, чистосердечное признание облегчит мою участь, но сделает ее невыносимой. Нечто в этом роде я уловил из вашей болтовни. И вы думаете, мне понравится сидеть где-нибудь в бункере и постоянно сдавать анализы? Чем виварий лучше тюрьмы, или, скажем, реактивной гранаты?
– Не знаю, выбирать в конечном итоге, вам. Только вряд ли вы успеете сделать свой выбор до полнолуния. Ваш кабинет могут опечатать уже сегодня.
– Вы думаете, я откажу себе в удовольствии достать оружие и кое с кем поквитаться? Я и без шерсти боец хоть куда!
– Если вы собираетесь прикончить меня, то позволю себе напомнить, что, хоть мы оба - исчадия, но мамы у нас разные. Я -исчадие смерти, а вы - исчадие жизни и умирать вам еще предстоит.
