нужно.
Потом Айринэ плакала на кухне, курила сигарету за сигаретой, а когда пришел Такс, присел на корточки и хотел что-то сказать — начала кричать, и кричала, пока не сорвала голос, а Такс обнимал ее и говорил, что все будет хорошо.
Продолжала показывала Сфинксе рисунки, даже наброски, куклы — и ждала, ждала хотя бы малейшей зацепки.
Девочка застыла перед рисунком, как вкопанная. Айринэ хотела было спросить, в чем дело, но почувствовала — сейчас нельзя, не надо, и осталась на шаг позади. Девочка склонила голову к плечу, помедлила. Обернулась. Взглянула на Айринэ так, словно они никогда не были знакомы (рысьи, серо- зеленые глаза — и можно видеть до самого дна — и мгновенно убраны все стены, убраны — или были сметены).
— Ты чего? — почему-то полушепотом спросила Айринэ. Кашлянула, переспросила, — Что такое?
— Ай, ты… не обидишься, если я скажу, что тут… не хватает чего-то?
Та подняла брови.
— Вот тут… — 'Мона Лиза' обернулась, подняла руку — странно неуверенным жестом, никогда раньше не видела у нее Айринэ таких движений. — Справа… Лестница… Или мост.
Закрыть глаза, всматриваться в мельтешение зелено-золотых искр и кругов. Словно на свободу себя отпустить — ничего не представлять, только — темнота, и ты — в ней, наощупь. Пока не раздастся завеса и не проявится…
Взмывающий ввысь мост. Изящный, невероятно хрупкий. Крутой подъем — аркой…
'Поднимается выше деревьев, и если встать на него там, наверху — то зеленые кроны окажутся далеко и внизу, под ногами. Колышущееся море зелени.
Мост парит — редкие ажурные опоры, казалось бы, приделаны только для красоты. Мраморное стекло. Стеклянный мрамор. Прохладный, совсем не скользкий, а если приложить ладонь — ощутишь едва заметную шероховатость.
Присмотрись — один из мостов, едва успев подняться по крутой дуге, обрывается. То ли не успели достроить, то ли разрушился… Скол зернистый, но с земли — плохо видно…
Шелест листвы в кронах — вот и все звуки. Не слышно птиц. Не слышно шагов.
У подножия моста, прислонившись к арке, стоит юноша. Белые штаны, белая туника навыпуск, перехваченная тонким бледно-желтым пояском, длинным, свисающим до земли, и волосы — бледно- желтые, волнистые, до плеч. Очень легкие, но ветра нет, и не шелохнется ни одна прядка. Опущены словно припорошенные золотой пыльцой ресницы, и не разглядеть глаз. Юноша поднимает голову и, как есть, с закрытыми глазами, подставляет лицо солнечному свету, пробивающемуся сквозь листву.
Тишина.'
Айринэ оторвалась от текста, прикусила кончик ручки. С неудовольствием взглянула на бумагу — почерк пляшет, неровно ложатся строчки… 'А, неважно. Все равно перепечатывать.' Перепечатать, отправить. С того момента, как рухнула стена, все стало иначе. И все пойдет легко, как всегда. Вот парень — подвернулся удачно… Еще бы девушка была — а нет, так можно выдумать, долго ли… 'Дурное дело — нехитрое,' — губы кривятся в горькой усмешке.
'Это — я, а это — ты.' Как все просто. Уже почти месяц они глючили ('Смотрели…') мир с мостами, и пока все сходилось — но пора брать дело в свои руки. Мягко перехватить… И все пойдет по привычной колее.
Айринэ отбрасывает ручку, закусывает губу.
'Ладно… Пусть пока это уйдет, а там… Там посмотрим.'
Врать не приходилось. Почти. Зато было — остановившееся время, и плевать на заказы, на работу… То есть было бы плевать, но Сфинкса не позволяла ей это сделать. И были — разговоры на кухне, затягивавшиеся посиделки, и не хотелось отпускать — оставить, и просто быть вместе, любоваться, говорить или молчать, и ничего больше не надо. Но Сфинкс уходила, и Айринэ мрачно, яростно налегала на вино, смеялась — и над ней, и над собой, холодно и расчетливо продумывала следующий пункт программы… Но едва стоило появиться девочке, как все начиналось сначала, и опять Айринэ знала, что может потерять ее — может, и боится этого, и не хочет, а значит… 'Удержать. Она же верит, убрала стенки. Теперь всему поверит… Можно…'
И ведь действительно было можно. Айринэ знала это отчетливо, знала, что теперь девочка — поверит, поведется на любое 'ты и я'. И тоже придет, и склонится… Ведь уже ловила ее недоуменно- удивленный взгляд на себе и Тхэсс… Недоуменный — и самую чуточку — завистливый. Ну чего стоит подыграть — теперь? Подыграть, подпеть, и все будет — шелк волос под пальцами, и прозрачные рысьи глаза совсем рядом, и…
На экране — чистая, белая заготовка письма. Весь текст предыдущего сообщения уже убран. Остался только заголовок — «Привет,» и обычное прощальное — 'Удачи!' Нет ни случайно выпадающей подписи (показалась неподходящей и была безжалостно стерта), ни даже имени. Кем подписаться? И — что написать?
Весь сценарий давно разработан. Отшлифован. Все выверено до мелочей. Сейчас наступает решающая, переломная стадия — только и нужно, что провести все аккуратно, чтобы не спугнуть, да и так ясно, что и в этот раз не сорвется…
'Я помню тебя…'
'Твое имя…'
'Там мы были…'
'Мы уже встречались, и ты была… Я был…'
'Приходи, я дам тебе прочитать…'
'Я…'
Не поднимается рука.
Девушка прикуривает одну сигарету от другой, пальцами гасит докуренную, почти не ощущая тлеющего жара. Давит окурок о стенку кофейной банки.
И снова задумчиво смотрит в экран.
