махнул рукой.
'Но ведь он любил ее', - упорно думала Мишель. Она чувствовала это сердцем. Стефани была первой женщиной, которую он полюбил после смерти Клер, но ее убили, а Терциан продолжил работу над теорией, которая лежит в основе современного мира. Он начал разрабатывать ее в Африке, а потом оказалось, что его видение мира гораздо шире. Весь современный мир стал посмертным памятником Стефани.
'Все тогда были молодыми, - подумала Мишель. - Даже семидесятилетние старики казались юнцами по сравнению с современными людьми. Мир, наверное, был охвачен огнем любви и страсти. Но Даву этого не понять, ибо он сам старик и давно забыл, что такое любовь…'
- Мишель! - разнесся над волнами голос Дартона. 'Ублюдок'. Ей так не хотелось отрываться от своих мыслей. Пальцы Мишель показали 'мне нужно работать'.
- Я тебе все пришлю, как только закончу, - сказала она Даву. - Думаю, мы найдем кое-что очень интересное.
Мишель повернула компьютер так, чтобы свет экрана не был виден с моря. Прислонившись голой спиной к шершавой ветке железного дерева, она начала просматривать поступающие данные.
Полицейского отчета не было. Мишель продолжила поиски и вскоре обнаружила, что все полицейские отчеты о преступлениях, совершенных после того убийства в Венеции, были уничтожены во время Световой войны, так что ей пришлось ограничиться газетными репортажами.
- Где ты? Я люблю тебя! - разносился над морем голос Дартона. Он сузил район поисков, это несомненно, но пока не мог найти остров, где свила гнездо Мишель.
Улыбаясь, она закрыла деку и сунула ее в карман. 'Пауки' будут работать изо всех сил, а она ляжет в гамак и заснет, убаюканная призывными криками Дартона.
Пожив на одном месте несколько дней, они переезжали на новое. Терциан старательно заботился о том, чтобы останавливаться в разных комнатах. Однажды, когда они сидели на веранде сельского домика и смотрели, как свет заходящего солнца играет на серебристых листьях олив, Терциан обнаружил, что пристально разглядывает Стефани, сидящую в старом плетеном кресле, любуясь ее четким профилем. Теплый ветер доносил с соседней фермы запах лаванды, который Терциану хотелось вдыхать и вдыхать до тех пор, пока легкие не раздуются до самых ребер.
Заметив, как насмешливо скривила губы Стефани, Терциан понял, что она почувствовала его взгляд. Он отвернулся.
- Странно, что вы ни разу не попытались затащить меня в постель, - сказала она.
- Да, - согласился он.
- Но вы так смотрите, - сказала она. - Сразу видно, что вы не евнух.
- Мы с вами все время ссоримся, - напомнил ей Терциан. - Иногда нам просто нельзя находиться в одной комнате.
Стефани улыбнулась.
- Большинство знакомых мне мужчин это бы не остановило. И женщин тоже.
Терциан смотрел, как ветерок играет блестящими листьями олив.
- Я все еще люблю свою жену, - ответил он.
Наступило молчание.
- Это хорошо, - сказала Стефани.
'А еще я очень на нее сердит', - подумал Терциан. Он злился на Клер за то, что она оставила его одного. Терциана приводила в ярость Вселенная, которая убила его жену, а его оставила жить, он злился на Бога, хотя и не верил в него. Эти трэшканианцы подвернулись очень кстати, потому что он смог обрушить свою ярость и ненависть на людей, которые этого заслуживали.
'Бедные пьянчуги', - подумал он. Вряд ли они ожидали встретить в тихом коридоре гостиницы обезумевшего от горя американца, готового разорвать их голыми руками.
Но вот вопрос: а сможет ли он проделать такое во второй раз? Тогда он не думал ни о чем, отдавшись во власть рефлексов, но вряд ли это получится у него снова. Терциан попытался вспомнить уроки самообороны, которые когда-то получил в школе Кенпо, особенно защиты от вооруженного человека. Гуляя по проселочным дорогам, он пытался повторить некоторые приемы и думал о том, сможет ли выдержать удар кулаком.
Пистолет Терциан всегда носил с собой, чтобы его не забрали трэшканианцы, если вздумают обыскать его номер. Гуляя в одиночестве среди миндальных садов или по холмам, окутанным тонким ароматом дикого тимьяна, он учился выхватывать пистолет, мгновенно снимать его с предохранителя и нажимать на курок, который сначала шел довольно туго, но после первого выстрела пистолет начинал стрелять уже автоматически, и тогда все шло как по маслу.
Терциан подумал, что ему стоит купить побольше патронов. Но он не знал, как и где покупают боеприпасы во Франции, и очень боялся влипнуть в историю.
- Мы с вами оба злимся, - сказала Стефани, убирая с лица пряди, которыми играл ветер. - Мы оба злимся на смерть. Однако любовь сделает вашу жизнь еще более сложной. - Ее зеленые глаза искали его взгляд. - Вы ведь любите свою жену, а не смерть, правда? Потому что…
И тогда Терциан взорвался. Как она смеет подозревать его в союзе со смертью только потому, что он против превращения кучки африканцев в зеленых подопытных кроликов? Какое у нее на это право? Началась очередная ссора, самая тяжелая из всех, которая закончилась тем, что оба разошлись в разные стороны в волнах аромата лаванды, приносимого ветром.
Когда Терциан вернулся в свою комнату, он проверил деньги, втайне надеясь, что Стефани украла все его евро и сбежала. Она этого не сделала.
Тогда он решил в отсутствие Стефани пробраться в ее комнату, похитить папилломы, сесть на поезд, идущий на север, и передать материал на исследование в институт Пастера или куда-нибудь еще. Но он этого не сделал.
Утром, за завтраком, зазвонил мобильник Стефани, и она ответила. Терциан смотрел, как вежливый интерес на ее лице сменяется смертельным ужасом. Терциан весь превратился в слух, чувствуя, как в кровь бросился адреналин, поднимая уже знакомую волну ярости. Стефани поспешно отключила телефон и взглянула на Терциана.
- Это был один из них. Он сказал, что знает, где мы, и хочет заключить с нами сделку.
- Если они знают, где мы, - услышал Терциан свой холодно-спокойный голос, - то почему к нам не заходят?
- Нам нужно уезжать, - сказала Стефани.
И они уехали. Покинув Францию, они перебрались в Тоскану, бросив мобильник Стефани в мусорный контейнер на железнодорожном вокзале и купив новый в Сиене. Холмистая Тоскана была чем-то похожа на Прованс, здесь тоже рядами стояли виноградники, в садах шумели серебристой листвой оливы и к скалам лепились средневековые городки; но высокие, стройные кипарисы, выстроившиеся на холмах, словно часовые, придавали местности несколько иной вид, и виноград здесь рос другой, и путник, остановившийся на какой-нибудь ферме, мог в полной мере насладиться гостеприимством ее обитателей. Терциан не говорил по-итальянски, и, поскольку его первым иностранным языком был испанский, слова 'villa' и 'panzanella' он произносил на испанский манер, думая, что они понятны всем. Однако Стефани, выросшая в Италии, говорила по-итальянски не просто без акцента, а как коренная жительница Рима.
До Флоренции было всего несколько часов езды, и Терциан не смог не посетить один из величайших живых памятников цивилизации. В детстве родители возили его в Европу, но во Флоренции он ни разу не был.
Терциан и Стефани целый день бродили по городу, время от времени прячась от проливного дождя, обрушивавшегося на город. В один из таких моментов, когда над головой грохотали раскаты грома, они оказались в базилике ди Санта-Кроче.
- 'Святой крест', - перевел Терциан. - Ваше предприятие.
- С церковью мы не имеем ничего общего, - сказала Стефани. - У нас нет даже урны для пожертвований.
- Жаль, - сказал Терциан, глядя на промокших туристов, толпящихся в проходах базилики. - Вы бы неплохо зарабатывали.
