на шесть лет старше меня и успевшего заделаться компаньоном столь же крупной фирмы в Атланте, как и наша в Вашингтоне. Из-за разницы в возрасте мы не были с ним особенно близки, но общение доставляло нам удовольствие. В течение трех лет своего бракоразводного процесса Уорнер еженедельно посвящал меня в личные проблемы и тайны.
Поскольку рабочее время он ценил едва ли не дороже, чем я, наш разговор был весьма лаконичным.
– Говорил с отцом, – поведал брат. – Он мне все рассказал.
– Не сомневаюсь.
– Я понимаю твои чувства. Мы все через это прошли.
Работаешь, не жалея сил, получаешь неплохие деньги, помогаешь обездоленным. Вдруг что-то происходит, начинаешь вспоминать годы учебы, особенно первый курс, когда был полон прекрасных идей и горел желанием спасти человечество. Помнишь?
– Помню. Давно это было.
– М-да. Мне пришло на память одно социологическое исследование, я тогда только-только поступил в колледж.
Половина моих сокурсников написала в опросных листах, что стремится отдать жизнь защите интересов неимущих, а по окончании колледжа оказалось, что все как один пошли Делать деньги. Как это произошло? Не знаю.
– Учеба на юриста делает человека жадным.
– Наверное. У нас есть программа, согласно которой сотрудник фирмы может взять нечто вроде академического отпуска на год, чтобы заняться той самой защитой интересов беднейших слоев общества. Через двенадцать месяцев ты как ни в чем не бывало возвращаешься в строй. А в твоей конторе что-нибудь подобное существует?
Старина Уорнер. Стоит мне только обзавестись проблемой, как у него готово решение, чистенькое и красивое. Год – и я рождаюсь заново. Перебесился – и снова в гарантированно светлое будущее.
– Я слышал, то один, то другой уходит на пару лет в соседнюю сферу и потом возвращается. Но только компаньон – не рядовой сотрудник.
– Однако у тебя особые обстоятельства. Одна психологическая травма чего стоит! Еще чуть-чуть, и тебя убили бы лишь за то, что ты работаешь в этой фирме. Попробую поговорить с друзьями, нажать на кое-кого из ваших, а тебе советую потребовать у них передышки. Возьми год, а потом плюхнешься назад в кресло.
– Может, это и сработает, – согласился я, рассчитывая утихомирить брата. Он всегда считал себя генератором идей, личностью, легко заводился и постоянно ввязывался в споры, особенно с родственниками. – Прости, мне пора.
Он торопился. Мы пообещали друг другу все обсудить позже и дали отбой.
Обедал я с Рудольфом и одним из наших клиентов в роскошном ресторане. Это был так называемый деловой обед, означавший не только воздержание от алкоголя, но и возможность включить потраченное на него время в дневную подбивку. У Рудольфа ставка составляла четыреста долларов в час, моя была скромнее: триста. Следовательно, два часа, пошедшие на утоление голода и беседу, обошлись клиенту в тысячу четыреста баксов. Ресторан перешлет в фирму счет за еду, а наши бухгалтеры возложат на плечи клиента и эти расходы.
Вся вторая половина дня прошла в совещаниях и телефонных разговорах. Только неимоверным усилием воли я охранял на лице маску невозмутимости. Никогда прежде антитрестовское законодательство не казалось мне столь безнадежно запутанным и нудным.
Около пяти чудом выкроилось несколько свободных минут. Я попрощался с Полли и вновь заперся. Положив перед собой таинственную папку, принялся черкать на листе стрелки, поражающие две мишени: “Дрейк энд Суини” и “Ривер оукс”. Но истинной целью был Брэйден Ченс, компаньон фирмы, занимающийся сделками по недвижимости, с которым я так и не смог найти общего языка.
Я вспомнил молодого человека, слышавшего нашу перебранку по поводу файла и буквально через минуту после того, как я вышел из кабинета, обозвавшего своего шефа дерьмом. У помощника наверняка был доступ к закрытому файлу о выселении бродяг.
Не рискуя быть подслушанным службой безопасности, я по мобильному телефону связался с сидевшим в соседнем кабинете помощником Рудольфа, тот отослал меня к коллеге из другого отдела, и вскоре я узнал, что помощника Ченса зовут Гектор Палма. В фирме он проработал три года, занимается исключительно недвижимостью. Я решил поговорить с ним попозже, вечером, и не здесь.
Позвонил Мордехай. Ему не терпелось выведать мои планы на ужин.
– Угощаю, – услышал я в трубке.
– Супом?
– Брось! – Он рассмеялся. – Нет, в самом деле, я знаю местечко, где подают отличные сандвичи.
Мы договорились встретиться в семь. Клер наверняка вошла в привычный ритм, и теперь для нее не существовало ни времени, ни ужина, ни мужа. На бегу она позвонила мне откуда-то и сообщила, что вернется домой поздно. Ужин на усмотрение каждого. Я не обиделся. В конце концов, этому стилю жизни она научилась у меня.
Мордехай ждал в ресторанчике у Дюпон-сёркл. Возле бара толпились хорошо оплачиваемые госслужащие. Мы устроились в тесноватой выгородке.
– История Лонти Бертон разрастается. – Мордехай сделал хороший глоток пива из кружки.
– Прости, последние двенадцать часов я, можно сказать, пробыл в одиночке и совершенно не представляю, что происходит.
– Похоронами заинтересовалась пресса. Конечно! Четверо детишек вместе с матерью обнаружены мертвыми в машине, всего в полутора километрах от Капитолийского холма. А сенат занят пересмотром программ социальной помощи, в результате чего бездомных станет больше. Представляешь, какую шумиху можно поднять?
– Значит, похороны превратятся в настоящее шоу.
– Вне всякого сомнения. Я опросил десяток активистов и бездомных, все они собираются прийти да еще привести товарищей. Церковь будет просто набита ими. Опять же подъедут репортеры. В шестичасовом выпуске новостей наверняка крупным планом покажут большой гроб и четыре маленьких. Так что перед похоронами будет гонка, а потом демонстрация.
– Может, смерть всколыхнет чью-нибудь совесть.
– Может быть.
Как достаточно опытный юрист, живущий в большом городе, я знал, что обычно приглашение на обед или ужин имеет совершенно конкретную цель. Что-то было на уме у Мордехая, я видел по глазам.
– Как, по-твоему, они оказались на улице? – пустил я пробный шар.
– Не знаю. Думаю, ничего необычного.
Поразмыслив, я решил, что могу рассказать Мордехаю о загадочной папке. Содержимое ее было известно – благодаря моему положению в фирме – только мне. Раскрытие информации о деятельности клиента означало грубейшее нарушение профессиональной этики, чреватое угрозой навсегда потерять работу. Да и подтвердить полученные сведения мне было нечем.
Официант принес салаты.
– После обеда я провел небольшое совещание, – сказал Мордехай. – Присутствовавшие София, Абрахам и ваш покорный слуга пришли к выводу, что нам необходима помощь.
Это меня не удивило.
– Какого рода?
– Нужен еще юрист.
– А я-то думал, на дополнительного сотрудника у вас нет денег.
– В нашем распоряжении имеется небольшой резерв.
Кроме того, мы выработали новую стратегию маркетинга.
Фраза развеселила меня, на что, похоже, Мордехай и рассчитывал. Улыбнулись мы одновременно.
– Человек, способный десять часов в неделю заниматься сбором средств, в итоге получит неплохое вознаграждение.
