на тайный счет в местном банке. Когда все основные вопросы были решены, Спайсер взял со стола очередное письмо и торжественно объявил:
– Ваша честь, наконец-то мы получили весточку от Квинса.
Бич и Ярбер уставились на конверт, не скрывая удивления. Квинс был довольно богатым банкиром из небольшого городка в штате Айова, что стало им известно из предыдущих шести писем, адресованных Рикки. Как и всех остальных, собратья отыскали его фамилию в журнале для гомосексуалистов, который хранился в потайном месте библиотеки. Он был их вторым по счету клиентом, а от первого пришлось отказаться, так как он показался им подозрительным и постоянно исчезал из поля зрения. В журнале была помещена фотография Квинса, где он был изображен обнаженным по пояс на берегу какого-то озера вместе с членами своей семьи. Фотография была настолько некачественной, что невозможно было определить достоинства этого человека. Он был высоким мужчиной примерно пятидесяти лет, худощавым, с редеющими седоватыми волосами и совершенно неясными чертами лица.
Собратья пришли к выводу, что он снялся так специально, чтобы никто не смог вычислить его по этой фотографии.
– Не желаешь ли ты, Рикки, ознакомиться с этим посланием? – шутливо предложил Спайсер и протянул конверт Бичу.
Тот нехотя взял его и долго рассматривал. Обратного адреса не было. Сам текст был отпечатан на машинке и производил неплохое впечатление.
– Ты уже читал его? – почему-то спросил Бич, подозрительно зыркнув на Спайсера.
– Нет, не имею привычки читать чужие письма, – отшутился тот.
Бич медленно развернул сложенное вдвое письмо, отпечатанное старомодными литерами на старой машинке. Затем он собрался с силами, прокашлялся и приступил к делу:
– «Дорогой Рикки, дело сделано. Не могу поверить, но все-таки мне это удалось. Конечно, пришлось звонить из телефона-автомата, а денежный перевод я оформил так, что теперь никто не догадается, откуда он пришел. Но зато я абсолютно уверен, что не оставил никаких следов. Так, компания, в которую ты предложил сходить в Нью-Йорке, оказалась на редкость респектабельной, честной и весьма полезной. Должен признаться тебе, Рикки, я чуть не умер от страха. Мне никогда в жизни не приходилось заказывать билет на морской круиз с гомосексуалистами. К счастью, все обошлось. Рикки, это будет просто замечательно! Я вне себя от счастья и с нетерпением жду, когда мы встретимся с тобой в уютной каюте со всеми удобствами. Конечно, это стоило мне тысячу долларов за ночь, но что такое деньги по сравнению с тем блаженством, которое мы с тобой получим. С нетерпением жду встречи с тобой».
Бич замолчал и посмотрел на присутствующих поверх очков, словно ожидая от них какой-то реакции. Те молча смотрели на него и хитро ухмылялись.
– «Мы отправимся в плавание десятого марта, – продолжил читать Бич, – и в связи с этим у меня появилась совершенно замечательная идея. Я приеду в Майами девятого, поэтому у нас практически не будет времени, чтобы познакомиться друг с другом. Так вот, я предлагаю встретиться прямо на борту судна, в нашей с тобой каюте. Я приеду первым, зарегистрируюсь, закажу шампанское со льдом и буду ждать тебя. Разве это не романтично, Рикки? Все три дня мы будем принадлежать друг другу и ни за что на свете не покинем каюту без особой надобности».
Бич снова сделал паузу, посмотрел на друзей и злорадно улыбнулся, сокрушенно покачивая головой.
– «Я так взволнован предстоящей встречей, – прочел он через некоторое время, – и нашим маленьким путешествием, что в конце концов решил открыть тебе свое настоящее имя.
Должен сказать, ты сам подтолкнул меня к этому. И хотя мы с тобой никогда прежде не встречались, я все равно тебе благодарен за добрые и многообещающие письма. Пожалуйста, ответь мне как можно скорее и подтверди свое желание провести со мной несколько дней на теплоходе. Береги себя, мой мальчик. С любовью, Квинс».
– Меня сейчас стошнит, – сказал Спайсер, но ему почему-то никто не поверил. Да и работы было слишком много, чтобы позволить себе такую слабость.
– Ну что, может, кинем его? – предложил Бич, и все тут же согласились с ним.
– На сколько? – решил уточнить Ярбер.
– По меньшей мере на сто тысяч баксов, – не задумываясь ответил Спайсер. – Его семья уже два поколения владеет сетью банков, а отец, насколько нам известно, до сих пор проявляет редкую для его возраста активность в финансовых делах. Не трудно представить, какой это будет для него удар, если он узнает, что любимый сыночек занимается подобными делишками. Квинс просто не может позволить, чтобы его выперли из столь привычного и весьма доходного семейного бизнеса. Думаю, он выложит нам любую сумму, только бы не засветиться и не потерять репутацию благопристойного банкира.
Бич тут же приступил к составлению письма, к нему присоединился Ярбер. А Спайсер стал расхаживать по небольшой комнате, как медведь, выследивший добычу и приготовившийся разодрать ее.
Когда черновой вариант письма был готов, судья Бич зачитал его:
– «Дорогой Квинс, я был безумно рад, получив ваше письмо от четырнадцатого января сего года. Но еще большую радость мне доставило известие, что вы уже забронировали номер „люкс“ на теплоходе, где мы могли бы провести несколько чудных дней. Однако вынужден вас разочаровать. В силу некоторых обстоятельств я не смогу присоединиться к вам. Во-первых, я нахожусь не в реабилитационном наркологическом центре, как вы, вероятно, думаете, а в самой настоящей тюрьме, сидеть в которой мне предстоит еще несколько долгих лет.
Во-вторых, я не только не гомосексуалист, но и с презрением отношусь к подобным людям. Более того, у меня есть жена и двое детишек, которые сейчас переживают трудные времена, так как я ничем не могу помочь им. У них не хватает денег даже на самые элементарные вещи. Так что вы, Квинс, попали в сложную ситуацию. Но все не так плохо, как могло вам показаться. Дело в том, что я очень рассчитываю на вашу финансовую помощь моей семье. Другими словами, мне нужна определенная сумма, которая не должна показаться вам слишком большой, – сто тысяч долларов. Можете считать это тайным благотворительным вкладом. Вы переводите мне деньги, а я тут же забываю про все это дело, про наш с вами круиз на теплоходе, и никто в вашем небольшом городке Бэйкерс в штате Айова никогда не узнает о вашей страстной любви. Ваша жена, дети, ваш добропорядочный отец – никто никогда не услышит о Рикки. А ежели вы не согласитесь на мои условия и не вышлете требуемую сумму, мне придется размножить на ксероксе все ваши письма и наводнить ими ваш тихий и уютный городок. Конечно, это самое натуральное вымогательство, но у вас, Квинс, просто нет другого выхода. Я согласен, что это жестоко, гнусно и преступно, но мне наплевать. Мне нужны деньги, а у вас они есть».
Бич сделал паузу и обвел взглядом присутствующих, рассчитывая получить одобрение.
– По-моему, все превосходно, – заметил Спайсер – главный специалист по мошенничеству.
– А по-моему, ничего хорошего в этом нет, – тут же отреагировал Ярбер, почесав подбородок. – А что, если он покончит с собой?
– Вряд ли, – засомневался Бич. – Он не из тех людей, которые способны на отчаянный поступок.
Они еще раз прочитали письмо и несколько минут спорили о том, удачно ли выбрали время для шантажа. При этом никто не вспомнил о преступности таких замыслов и о том наказании, которое неизбежно последует, если их в конце концов поймают. Подобные дискуссии велись раньше, когда Джо Рой Спайсер только приступил к делу и стал настойчиво уговаривать друзей присоединиться к нему. Определенный риск, конечно, здесь был, но он казался им несущественным на фоне тех материальных выгод, которые сулило это дело. Весь расчет основывался на предположении, что потенциальные клиенты, в данном случае члены семьи Квинс, вряд ли побегут в полицию с жалобой на вымогателей. Таким людям проще откупиться, чем поднимать шум и устраивать скандал, в результате которого они могут потерять гораздо больше. Но все дело в том, что собратьям еще не приходилось грабить своих клиентов. И это порождало некоторую неуверенность. Они переписывались с дюжиной потенциальных жертв, как правило, мужчин среднего возраста, которые клюнули на лаконичное объявление в журнале для голубых: «Молодой одинокий парень двадцати лет ищет доброго, порядочного и щедрого друга в возрасте от сорока до пятидесяти лет для переписки».
Это коротенькое объявление, помещенное на последней странице журнала, вызвало немалый интерес у постоянных читателей, и вскоре поступило более шестидесяти писем, авторы которых выразили желание
